Библиотека Mosbiblio

ГЛАВА 4
ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПОНИМАНИЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕХНИКИ РАССЛАИВАНИЯ
Психотерапия вначале была для меня чем-то вроде хобби, которое позволяло чрезвычайно интересно провести время и параллельно получить кое-какие познания в области природы человеческой. Ореол романтики, флер таинствен¬ности и ощущение причастности к тому, что должно захва¬тывать воображе-ние простого смертного, наполняло ликую¬щую душу дилетанта девственно экзальтированным востор¬гом не без ноток превосходства над "непосвященными".
По прошествии времени мое хобби стало прино¬сить доход, а на моей визитной карточке появилось новое словосочетание: "Врач-психотерапевт".
Однако от этого количество вопросов, на которые я бы хотел найти ответ, только возросло. Развея-лись ореолы, а вместе с ними и амбициозные комплексы неофита. Чем больше знаешь — тем больше не знаешь. И когда мое знание достигло определенной черты и стало своеобразным, но довольно назойли-вым напо¬минанием о моем собственном незнании, я вынужден был сделать шаг в сторону метапсихоте-рапии.
Тезис: понимание в психотерапии.
"Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?" — вот вопросы, способные озадачить вся-кого, кто хоть сколько-нибудь задумывается над тем, как мы общаемся. А задумывается над этим рано или поздно каждый здравомыслящий человек, ибо суть всякой разумной жизни — общение. Да и только ли разумной? Если хорошо задуматься, то мы заподо¬зрим, что общение начинается еще на доклеточ-ном уровне и даже в неорганическом мире. Ведь взаимодей¬ствие рибонуклеиновых кислот, молекул, атомов — ничто иное, как постоянный обмен информацией, который осуществляется посредством опре-деленных сигналов. И если хоть на миг прерывается этот обмен, наступает разрушение, дезорганизация, угасание, ги¬бель. Жизнь — общение, смерть — разобщение.
И мир существует потому, что он существует в | общении. Ведь само слово общение родственно однокоренным понятиям, таким как сообщение и общность. А общность — это Целое, цельность, це-лостность.
С другой стороны, всякое общение возможно при условии понимания. Даже кодоны ДНК, прежде чем соединиться друг с другом, вынуждены "понять" друг друга. Отторжение трансплантата — следствие нарушения тканевого общения, результат клеточного и молекулярного "непонимания".
Человеческий интеллект вербализовал общение, создал модель мира посредством слов и тем самым — с одной стороны, разрешил ряд сложнейших про¬блем,, а с другой... создал ряд не менее сложных и фундаментальных, одна из которых — проблема не¬понимания.
Слово — приблизительно, оно — лишь копия предмета, и никогда не заменит сам предмет. Именно поэтому человек никогда не сможет сказать того, что чувствует или знает, или думает. В любом случае получается, что "мысль изреченная есть ложь". При таком положении дел уже не столь бессмысленным кажется разговор, подслушанный на улице:
— Я люблю тебя.
— Откуда ты это знаешь?
— Как это — знаю? Я просто люблю...
— А что значит — люблю?
И тем не менее, мы в большинстве своем обща¬емся, живем, поддерживаем друг друга, но... до тех пор, пока сохраняется понимание, даже несмотря на всю приблизительность наших слов. Ибо существу-ет более совершенный язык — язык безмолвный, не укрывающийся за фразами — это язык жестов, взгля¬да, поведения и даже молчания. Он — основа нашего понимания. Благодаря ему мы видим друга и разли¬чаем врага. Благодаря ему мы способны оценить искренность и распознать фальшь. Он срывает с нас маски и покровы. Он делает нас незащищенными и в то же время защищает нас. Он интуитивен и зыбок. Он бессознателен, и, значит, он — сама природа, ее безупречно точный знак.
Поэтому с помощью слов человек никогда не поймет другого человека. Наше знание всегда в этом случае будет приблизительным. Мы можем узнать человека больше или меньше, чем он сам о себе знает, но мы никогда не узнаем его так, как он сам о себе знает. В этом одна из причин психотерапевтических неудач.
Разобраться в проблемах пациента — вовсе не значит разобраться в его жалобах, то есть в его опи-сании своих проблем. Помочь пациенту — не дать ему, а освободить его. Чтобы утешить или научить чему-нибудь, не обязательно быть психотерапевтом. Цель психотерапии — понимание. Чтобы уловить суть дела, нет смысла полностью доверять каждому слову пациента. Гораздо больше информации могут сообщить его жесты, поза, манеры, стиль поведения. Столь же бессмысленны длинные психотерапевти-ческие проповеди, потому что из этой мощной карте¬чи лишь несколько дробинок попадают в цель. Но и попасть — еще не значит поразить.
Действие терапевта важнее его слов. Перенесе¬ние всегда возникает в недрах, где слова не имеют никакого значения. Гораздо сильнее воспринимают¬ся опять-таки элементы "нерационального" языка — жесты, поза, манера, поведение, игра глаз или инто¬наций. Чтобы обращаться к бессознательному, следует изъясняться языком бессознательного. Только тогда окажется возможным понимание и об-щение. Обще¬ние же приведет к общности, общность — к целому, а целое — к исцелению. Это ли не совершенная цель, к которой следует стремиться всякому Целителю! Антитезис: за пределами понима-ния. Что касается совершенной цели, то она вряд ли может быть совершенной, потому что любое совер-шенство несовершенно и всякое несовершенство со¬вершенно.
Ибо не существует ни совершенства, ни несовер¬шенства.
Так как то, что существует — одновременно и не существует.
Ведь всякое существование — утверждая, одно¬временно и отрицает себя.
Всякий смысл неизбежно теряет себя, как только обретается кем-нибудь.
Если я нахожу какую-то вещь, я автоматически лишаю ее самостоятельной значимости.
Она перестает быть собой, когда становится моей.
Если я в чем-то нахожу смысл, я теряю суть.
Тот, кто находит смысл жизни, теряет саму Жизнь.
Найти смысл — значит обрести бессмыслицу.
Ведь то, что есть — это то, что есть плюс своя противоположность.
Поэтому то, что мы имеем — это и то, чего мы не имеем. То, что мы умеем — это и то, чего мы не умеем.
"Быть или не быть" — вопрос, может, и имеющий смысл, но не имеющий значения. "Быть и не быть" — единственно доступная нам форма бытия.
Ибо бытие, не являющееся одновременно и не¬бытием, не может быть бытием, то есть оно не спо-собно реализоваться как бытие.
Реализоваться — значит проявить себя в реаль¬ности.
Но что такое реальность!
Это — фикция сознания, предстающая как некая среднестатистическая величина, обладающая функ-цией достоверности.
Мы договорились, что зеленое — это зеленое, черное — это черное, хорошее — хорошее, плохое — плохое, подразумевая под этим договором действи¬тельность.
Стало быть, реальность — это общепринятое описание и определенная договоренность.
Однако время конъюнктурно, и вчерашний до¬говор сегодня теряет силу. Кодекс человеческих зна-чимостей постоянно модифицируется и, в конечном итоге, то, что мы называем реальностью, оказывает-ся не более чем абстракцией.
Ум порождает химер, и реальность — одна из них.
Поэтому, когда мы говорим о той или иной реально существующей собственной проблеме, мы не говорим о себе, хотя нам кажется, что речь идет
именно о нас самих. Как раз в этот момент мы уходим от своей личности, абстрагируемся от нее и констру¬ируем некую реальность для наших проекций.
Как только проблема начинает реально сущест¬вовать, она перестает быть проблемой.
Справедливо и следующее: всякая проблема, под¬дающаяся описанию, — уже не проблема.
Проблема лишь тогда проблема — когда она вне области знания,
А само знание, которое осознается как знание, есть вид незнания — то есть сознание (со-знание).
Co-знание можно разложить еще как сопричаст¬ное знание или совместное знание, что определен-ным образом указывает на свойство коллективности этой категории психического функционирования. Стаю быть, и сознание представляет собой некий договор.
Синтез: метапсихотерапия — прыжок в свободу.
Довольно интенсивный опыт в психотерапии научил меня улавливать то, что обычно ускользает на традиционных сеансах — не личность, но сущность.
Я почти всегда игнорирую жалобы и так называе¬мые проблемы, то есть я отбрасываю фикции, предпо¬читая взаимодействовать с тем, что способно к накоп¬лению опыта. Здесь человек рассматривается как некое состояние опыта, который может оцениваться как отрицательный или как положительный — в зависимости от позиции, на которой находится интерпретатор.
Поэтому неважно, с каким видом опыта мы имеем дело.
Важно суметь накопить новый опыт и суметь в определенный момент от него избавиться.
Человек, не способный вовремя отказаться от накопленного опыта, не может быть аутентичным и, стало быть, спонтанным.
Ибо всякий "мой опыт" — прежде всего "чей-то" опыт.
Поэтому, когда я говорю, что предпочитаю вза¬имодействовать с тем, что способно к накоплению опыта, я подразумеваю также и то, что способно к разрушению этого опыта.
Таким образом, акцент переносится на автоном¬ность, аутентичность и спонтанность личности.
Аутентичность и спонтанность, в свою очередь, культивируются как необходимое средство для дос-ти¬жения самодостаточности — качества, при котором происходит истинная и полная самореализация.
Если бы снег начал задумываться над смыслом своего появления — откуда, куда и почему — он пе-рестал бы быть снегом.
Если бы трава задумалась: "Почему я расту, и кому это нужно, и какой в этом смысл?" — она пере-стала бы быть травой и перестала бы расти.
Когда трава начинает осознавать себя травой, она перестает ею быть.
Но, с другой стороны, переставая быть, она становится тем, что она есть.
Мне часто приходится говорить: "Станьте тра¬вой", а на просьбу объяснить, что это значит, я отве-чаю: "Не знаю".
Ведь любое объяснение стремится к тому, чтобы выглядеть осмысленным, а смысл разрушает суть.
Когда меня не понимают, тем лучше для нас обоих, поскольку понимание — это соглашение, свое¬го рода договор.
Понимание — это форма непонимания, где обе стороны делают вид, что понимают там, где ничего не понимают. Просто этот договор в какой-то мере необходим, чтобы стимулировать свое сознание.
Сознание построило рациональные мосты, что¬бы связать и подвергнуть учету те или иные явления.
Мосты существуют, но никто не ходит по ним.
Понимание вместо контакта предлагает контакт.
Поэтому, если я что-то говорю пациенту, я прошу его не стремиться к пониманию того, что я говорю и, по возможности, даже не придавать значе¬ния моим словам.
"Тогда зачем вы говорите?" — спрашивают меня.
"Чтобы вы быстрее забыли о смысле того, что здесь происходит, и вообще забыли о самом понятии смысла".
"И какой в этом смысл"?
"Никакого".
"Но если я отказываюсь от смысла, что мне делать, как себя вести"?
"Откажитесь от понятия вести в пользу понятия жить. И сразу после этого откажитесь от жить как от понятия. Ибо любое понятие есть продукт понима¬ния".
Таким образом, любой подобный отказ снимает с нас обязательства перед фикциями и выбрасывает нас в беспредельность внутренней свободы.
А для того, чтобы понять, что такое внутренняя свобода — "станьте травой".
Метасинтез: работа с симптомами, или начало понимания своих проблем.
Наше обыденное мышление, которое делает ржа¬вым наш ум, зачастую, если не сказать — всегда — является источником наших проблем. Кроме того, многие из нас предпочитают трепетать, когда сталки-ваются с теми или иными неприятностями и страда¬ниями, которые, кстати, сами и производят на свет, и покорные своей "злой судьбе" тащат за собой свое жалкое существование, проклиная и мир, и людей. Многие предпочитают терпеть, нежели работать со своим сознанием, ибо страдать проще, чем не стра-дать.
Но если кому-то по тем или иным причинам надоело жить в ситуации постоянного психологичес-кого напряжения, тот неизбежно задумается над сво¬им состоянием, пока не выберет окончательную так-тику поведения: поиск решения или пассивное под¬чинение. Тот, кто выбрал для себя первый вариант, быть может, найдет в этом опыте нечто полезное.
Но это пока только слова... Хотя речь здесь пойдет именно о словах. Ведь мы постоянно заняты тем, что именуем и переименовываем, используя все те же слова и таким образом ориентируясь в потоке жизни. Всякое осознавание происходит посредством имени, знака. И формирование мира есть формиро-ва¬ние языка. Начиная со своего имени, в которое мы смотримся как в зеркало, привыкая к себе, мы на-чи¬наем осознавать себя и одновременно захватываем окружающее нас пространство, обозначая и его — от родителей до детского горшка. В процессе подобного включения в реальность, Хаос, царящий в голо-ве, постепенно формируется в Логос. Логос соразмеряет наши действия, которые — не что иное, как наши мысли.
Прежде чем сделать что-либо, мы называем то, что собираемся сделать и, пока мы не назовем это, мы никогда не сделаем это.
Хотя одно и то же назвать можно по-разному. Данное свойство языка отражает нашу особенность-постоянно оценивать. Одно и то же слово способно возвысить и растоптать, оправдать и обвинить, исце-лить и уничтожить. Ведь истинные наши действия — это наши слова. И отсюда — все наши проблемы, которые прежде всего —' проблемы, связанные с наименованием и оценкой.
Мы оцениваем свое состояние, свое положение в обществе, обозначаем свои планы, прогнозы, за-мыслы. Мы постоянно возводим свое мироздание, используя строительный материал — Слово.
Словами мы созидаем и словами мы разрушаем себя. Со словами мы приходим на прием к врачу и с новыми словами уходим. И тем более со словами приходит пациент к психотерапевту и тем более слов он ждет от него.
Однако в словах, с которыми приходят к нам пациенты, никогда нет правды. Слова, которые они не-сут нам — не столько правда, сколько оправдание. Почему? Потому что за этими словами пациент пыта-ется спрятать истинную причину своих страданий, хотя об этом и не знает, так как данный процесс про-исходит неосознанно.
Просятся "на гипноз", "на биополе", заранее формируя установку — "поможет". И помогает. Но не всегда. А, когда помогает, то не навсегда.
Все дело в том, что гипнозом, императивным внушением или суггестией с биоэнергетическим воз-действием я "выбиваю" симптом. И действительно — становится легче, и уходит боль, но... Но по суще-ству; я вычерпываю воду из прохудившейся лодки. И сколько бы я ни вычерпыват дальше, вода все рав-но набирается.
Если существует симптом, значит, где-то проху¬дилась личность..
Но что же такое — симптом? Определим само его понятие, несколько расширив его понимание за пре¬делы клинических рамок. Симптомом мы будем здесь называть все то, что идет от личности, но при этом мешает самой личности испытывать и поддерживать состояние биопсихического комфорта. Нали-чие симп¬тома свидетельствует о наличии психологического неблагополучия. Это — аварийный знак, сигнализи¬рующий о том, что в личности образовалась трещин¬ка, трещина или пробоина.
Разумеется, легче предотвратить саму аварию, чем переживать ее последствия. И прекрасно то, что на-это способен каждый. Достаточно вспомнить Мар¬ка Аврелия и Сенеку, которые постоянно занима-лись своеобразной аутопсихотерапией, дабы понять, что затраченные усилия не окажутся напрасными.
То, о чем говорится на этих страницах — один из вариантов аутопсихотерапии. Цель и средство его заключаются в непосредственной, прямой работе со своим симптомом. И, прежде чем приступить к этой работе, необходимо осознать существенно важное положение, некую точку опоры: "Наши симптомы — это вовсе не наши симптомы, а мы сами".
Это непривычно осознавать, потому что мы ин¬туитивно стремимся избавиться от того, что принад-лежит нам, но, принадлежа, заставляет страдать. Поэ¬тому мы и выделяем симптом в нечто отдельное — теми же самыми словами. Мы даем ему самостоятель¬ное наименование и, стало быть, самостоятельное существование и иждивенчески сваливаем на него все свои "грехи". И старательно засыпаем камнями ис¬тинную причину своих страданий.
А потому стоит твердо себе уяснить, пережить, осознать, что "Мой симптом — это я Сам/Сама".
Сделав этот шаг, мы можем теперь достаточно точно разобраться в себе и, следовательно, помочь себе.
Однако перед этим следует довольно точно сфор¬мулировать свой симптом (чего я весьма настойчи-во требую от своих пациентов).
Например, если я считаю, что испытываю голов¬ную боль, то мне следует подумать, насколько верно
то, что я полагаю и испытываю ли я действительно головную боль, а не что-то другое, лишь напоми-нающее головную боль. Ведь моя ошибка может стать заблуж¬дением и направить меня по ложному пути. И, чтобы этого не случилось, мне необходимо предельно точно обозначить симптом. Только после этого можно перейти к правильному его опознаванию и интерпретации.
Техника осознавания производится путем ото¬ждествления, знака равенства — "Симптом — это я". Этим самым актом мы как бы заново воссоединяемся с собой. Теперь мы можем свободно расшифровать темный и непонятный для нас код. Вживаясь в свой симптом, мы получаем доступ к более глубокому материалу своей личности, мы начинаем видеть свою щель или пробоину. И одним только этим мы снима¬ем значительную часть напряжения, в котором посто¬янно находились. Каждый симптом — свое-образный знак, который поддается расшифровке, и ключ к этому шифру — собственное Я.
Теперь мы готовы к тому, чтобы рассмотреть несколько примеров, взятых из психотерапевтичес¬кой практики.

Пациентка Р.
"Жалобы не неудовлетворенность вдохом, когда хочется вдохнуть еще чуть-чуть, а не получается, как будто стоит какой-то ограничитель в грудной клетке. И чем сильнее пытаюсь вздохнуть, тем меньше шан¬сов на удовлетворение".
Только что произошла оценка и обозначение симптома, но пока она еще недостаточно конкретна. И следует ее дополнить и уточнить.
"Я чувствую неудовлетворенность вдохом. Иног¬да мне не хватает дыхания. Мне хочется вздохнуть полной грудью, но не получается. Это меня чрезвы¬чайно раздражает и злит".
Формула осознавания. "Симптом — это Я".
Интерпретация. "Дыхание" заменяется на "Я".
Результат. "Я чувствую неудовлетворенность своим Я. Мне хочется полностью ощутить свое Я, но это редко получается. И это чрезвычайно меня злит и раздражает. Интересно, за что же я раздражена на себя"?
Интерпретацию можно расширить и углубить, если еще поработать с симптомом.
"Хочется вздохнуть поглубже, но словно что-то мешает... То ли грудная клетка не расширяется боль-ше, то ли... неясно... одним словом, что-то блокирует свободный вдох. Дыхание несвободное".
Теперь все это переводим на себя: дыхание и все, что связано с дыханием — это Я.
"Хочется ощутить большую свободу своего Я. Но, вероятно, я себе же мешаю. Неясно, что со мной происходит, но получается, что я сама же себя и блокирую. Во мне нет внутренней свободы. Вероятно, это меня и раздражает".
Симптом полностью переформулирован в иную форму выражения. Это выражение получило свое обозначение и оценку. Мы обнаружили проблему, но зато освободились от симптома и теперь уже не-воз¬можно "жаловаться" на него. Добравшись до корней, мы не испытываем теперь нужды в том, чтобы поли¬вать засохшие листья.
Сама же по себе работа с проблемой означает новый этап в персональном развитии — этап психо-логического роста.

Пациентка Д. ОЩУЩЕНИЕ КОМА В ГОРЛЕ И ПРОБЛЕМЫ С ГЛОТАНИЕМ
Работа проводится по той же выведенной форму-
1. Четкое обозначение симптома.
2. Осознавание: "Симптом — это я".
3. Формирование тождества личности и симпто-
Получается следующее:
"Ком — это я. И я мешаю себе. Я сама мешаю принять себя (проглотить себя). Я совершаю судорож-ные усилия, чтобы протолкнуть, вытолкнуть себя, сдвинуть с мертвой точки, но мои действия ока-зывают¬ся безуспешными. Я — ком. Я своим существованием мешаю себе. Я сама у себя вызываю доса-ду, недоуме¬ние, напряженность. Я невольно сдерживаю в себе то, что просится наружу. Я существую в постоянном противоречии между силами, стремящимися к высво¬бождению и силами самоподавления. И символ этой борьбы — клубок. Чтобы противоречия не разорвали меня, мне пришлось сжаться в клубок. Клубок проти¬воречий. И если меня это угнетает, то не. следует, ли предпочесть взрыв? Ведь я слишком ценю свободу".

Пациент П. ГОЛОВНАЯ БОЛЬ
"Я постоянно себя то стискиваю, то сжимаю, то начинаю пульсировать или вовсе раскалываю себя. За что? Откуда это недовольство собой? Быть может, я ожидал от себя большего, чем могу? Быть может, мои претензии и амбиции не оправдались? Или я храню в себе старые обиды и хочу их раздавить? Или смутное чувство вины точит меня? Но ведь я — это я, не больше и не меньше. И разве только из-за того, что я есть, не следует полюбить себя и принять себя? А что касается несбывшихся надежд, несостояв-шихся по¬пыток, то не следует ли от них отказаться — перейти от иллюзий в реальность? В конце-концов, мне на¬доело истязать себя. Мне хочется успокоиться. Ведь я уже ощущаю в себе целительную чистоту Покоя. Не правда ли?"

Пациент Ф. ИМПОТЕНЦИЯ
"В самый нужный момент я смущаюсь, пасую, становлюсь вялым, безынициативным и напуганным. Мне хочется сжаться, сморщиться, стать незаметным и уснуть. Я теряю себя тогда, когда нужно проявить себя. Я теряю напряжение, когда это напряжение необходимо. Что это — форма протеста или трусость? Как бы то ни было, но я слишком поглощен собой, я слишком занят своими переживаниями, и внешний мир при попытке контакта с ним невольно отпугивает меня. Не следует ли мне поменьше заниматься своей персоной и побольше интересоваться окружающими, не боясь напряжения и затраты энергии?".

Пациентка С. ФРИГИДНОСТЬ
"По существу, я безразлична сама себе. Я броси¬ла вызов природе и слишком активно подавляла свою сексуальность. Вследствие этого развился страх, в котором я не хотела признаваться себе и заме-нила его отвращением и холодом. А, быть может, в глубине , души я все-таки симпатична себе? И все-таки все еще люблю себя? Может быть, мне просто никогда не приходило в голову признаться в любви самой себе"?

Пациентка Ч. СТРАХ ТОЛПЫ
"Я боюсь себя, боюсь толпы своих мыслей, может быть, запретных, и как мне иногда кажется — преступ¬ных. Я теряюсь в самой себе. Почему бы мне в один прекрасный момент не подойти к зеркалу и после пристального взгляда в упор не. скорчить от всей души гримасу? Вот будет интересно посмотреть, как притих¬нет моя огорошенная толпа. Уж слишком серьезно я отношусь к себе и пытаюсь контролиро-вать себя".

Пациентка М. СТРАХ ОДИНОЧЕСТВА
"Я существую в себе самой и оттого страшусь себя, своей пустоты. Но пустота — это не только ни-что, пустота — это также и все. Что же я больше ценю в себе — все или ничего? Достаточно того, что я ценю себя и свою пустоту, которую я всегда могу заполнить собой".

Пациент Р. СТРАХ СМЕРТИ
"Я — смерть, и я боюсь себя. С другой стороны, смерть — это то, чего нет. Ведь пока мы живем, про нас нельзя сказать, что мы мертвы. Итак, смерть — это то, чего нет. Значит, меня пугает во мне то, чего во мне нет. Но это уже и не страх. Быть может, мне следует подумать, как обрести то, чего во мне нет"?

Пациентка 3. АСТЕНИЯ. УПАДОК СИЛ
"Я сама вызываю в себе напряжение и затрачи¬ваю на него колоссальное количество энергии. Непо-нятно пока, откуда у меня потребность к ощущению постоянного напряжения, но ясно уже одно — я обладаю громадными силами, раз мне приходится их извлекать из себя же самой. Мое состояние можно сравнить с работой прибора, который зашкаливает. Возникает естественная необходимость освободиться от излишка энергии. Я слишком много энергии использую на себя".

Пациентка Л. ЗАПОР
Данный симптом имеет довольно успешную пси¬хоаналитическую трактовку (впрочем, как и все ос-тальные), но посмотрим, не расскажет ли он нам еще
что-нибудь.
"Я сама себя запираю. Я повесила на себя замок и заперла его. Значит, во мне что-то есть, чем я не хочу делиться с окружающим миром — какие-то потаен¬ные мысли, которые во мне вызывают смутное чувст¬во вины. И я не хочу, чтобы это открылось, потому что во мне слишком развита цензура. Отсюда и моя склонность к уединению. Не пора ли мне свой ум сделать более открытым"?
Я проиллюстрировал всего несколько примеров. Быть может, основываясь на изложенных здесь прин¬ципах, кто-то даст иное осознавание и интерпрета¬цию имеющихся у него симптомов. Такой вари-ант вполне логичен. И было бы странно, если бы это было не так. Важнее всего здесь осознать главное положе¬ние, заключающееся в том, что симптом есть не некое фатальное зло, а своеобразная и по-лезная подсказка, следуя которой мы можем обратить внимание на мало¬исследованные и мало-изученные стороны своей собст¬венной жизни и использовать это новое знание для своей же собст-венной выгоды.

ГЛАВА 5
ТЕХНИКА РАССЛАИВАНИЯ И ЯЗЫК ПОВЕДЕНИЯ
Известно, что Бессознательное проецируется. И в конечном итоге оно проецируется в поведение, которое в свою очередь предопределяет цепь собы¬тий, чью последовательность принято называть судь-бой. Иными словами, любое событие в жизни чело¬века детерминировано и представляет собой реали-зацию проективной деятельности Бессознательно¬го.
Все то, что должно произойти — уже произошло в пространстве Бессознательного. Таким обра-зом, то, что уже свершилось, не могло не свершиться.
Мы живем с некоторым запаздыванием — в том смысле, что все наши поступки и ситуации являют-ся лишь повторением того, что уже "отпечатано" в контексте Бессознательного. Поэтому вполне спра-ведлива поговорка: "Это произошло потому, что это должно было произойти".
Стало быть, то, что мы называем судьбой, можно определить как "материализацию" на событийном уровне информационных матриц Бессознательного.
Данное положение позволит нам высказаться на первый взгляд несколько парадоксально:
"Наша жизнь есть постоянное и непрерывное ис¬полнение наших желаний".
Ясно, что речь идет о самых глубинных, потаен¬ных желаниях и стремлениях, о которых мы зачастую и не подозреваем. Вероятно, хорошей иллюстрацией к данному тезису может послужить пример из повести братьев Стругацких "Пикник на обочине", где один сталкер попросил у Зоны здоровья сыну, но получил мешок денег, так как именно это желание было его истинным, о котором он, однако, и сам не догадывал¬ся, но которое распознала и уловила Зона.
Практически то же самое происходит и в нашей жизни. Многие желания, которые мы принимаем за собственные, на самом деле оказываются не нашими. Поэтому, если в нашей жизни что-то про-изошло, значит, мы этого хотели. Но желание было настолько тщательно запрятано, что о его осознава-нии не могло быть и речи.
Однажды на прием ко мне пришла женщина с жалобами на чувство угнетенности, подавленности, сниженное настроение. Она рассказала, что страстно хочет выйти замуж и испытывает тягостные пере-жи¬вания по поводу того, что ее стремление оказывается безуспешным, так как она не может найти под-ходя¬щей кандидатуры, хотя партнеров у нее достаточно.
Во время нашей сессии она была крайне удивле¬на и даже обескуражена, услышав мое заявление о том, что на самом деле у нее нет абсолютно никакого желания выйти замуж, а то желание, которое ис-пыты¬вает она, оказывается не ее истинным. Просто по¬средством замужества она пытается реализовать свои другие побуждения — сексуальные и, может быть, социальные (я имею в виду имидж замужней женщи¬ны).
Однако в конце-концов она согласилась с моими доводами. Тогда мы решили пойти дальше. Я спросил ее, уверена ли она в том, что стремление к официаль¬ному признанию ее как замужней женщины — ее истинное убеждение, на что она не смогла сразу дать ответ, и мы договорились провести экспери-мент, смоделировав соответствующую ситуацию, в которой бы она приняла на себя роль замужней да-мы. В течение нескольких недель она носила обручальное кольцо и представлялась своим новым знако-мым именно в этом образе, после чего я ввел ее в терапев¬тическую группу семейных отношений, где ей была предоставлена возможность полного самовыражения относительно своих фантазий и внутренних кон¬фликтов.
С увлечением она рассказывала, как изменяет своему "супругу", испытывая при этом угрызения со-вести, страх разоблачения и боязнь забеременеть от одного из "любовников". При этом во всех этих трех ощущениях отмечалось "нечто сладостное, почти даже сладострастное".
В индивидуальной беседе она высказалась, что, вероятно, эти чувства были бы острее, если бы она на самом деле была замужем.
Я спросил ее, подвержена ли она страхам в настоящее время, на что она дала утвердительный ответ и добавила, что эти неопределенные и бессодер¬жательные страхи возникают в ночное время. Мы дого-ворились, что она понаблюдает за своими ощу¬щениями во время этих страхов и через два дня, явившись ко мне на прием, она рассказала о "каком-то смутном удовольствии", которое ей доставляли эти страхи. Тогда я напомнил ей первый наш разговор, и она окончательно согласилась, что ее истинное, со-кровенное желание заключается в том, чтобы испы¬тывать подобные переживания, а вовсе не в стремле-нии к семейной жизни. Другое дело, что подобное желание может вытесняться, отвергаться и прикры-ваться социально приемлемой маской. Она с легкос¬тью отказалась от своих навязчивых идей, которые раньше принимала за страстное желание и ощутила гораздо большую внутреннюю свободу.
Ряд схожих клинических примеров обнаружива¬ет достоверность указанного положения. При этом становится ясно, что другая поговорка — "Мы сами не знаем, чего желаем" — также оказывается психо-логически достоверной и точной.
Один мой пациент, попавший в автомобильную аварию, признался впоследствии, что хотел разбить-ся, но "не насмерть" — его жизненная ситуация оказалась настолько тяжелой, что он любыми путями стремился вырваться из нее, однако, ни один из вариантов не позволял это сделать. Отчаяние достиг¬ло высшей точки, и его подсознание "устроило" ему автокатастрофу, но с благополучным исходом. Полу-чив травму, он попал в больницу и тем самым "на вполне приемлемых и законных основаниях" ушел от неблагоприятной ситуации.
В некоторых случаях люди предчувствуют те или иные события, которые действительно происходят в их жизни. В данном случае можно сказать, что пред¬чувствие есть частичное осознание своих не-осознанных желаний. Разумеется, речь идет пока о предчувствиях относительно собственного сущест-вования.
Именно этот мой пациент в довольно, недву¬смысленной форме заявлял о том, что он "словно
предчувствовал, будто случится что-то неординар¬ное". Нетрудно заметить, что его предчувствие было определенной формой поведения. Оно представляло со¬бой некий канал, по которому информация из бессо¬знательного шла в глубинные пласты сознания, кото¬рые обозначаются как предсознание. (Таким образом получается, что предчувствие ощущается как таковое именно в предсознании).
Психоаналитическим психотерапевтам хорошо известна знаменитая формула Лакана: "Бессозна-тельное структурируется как язык".
Было бы вполне правомерным расширить преде¬лы структурирования Бессознательного, выведя их на уровень поведения. Ведь и язык, в конечном итоге, одна из форм поведения.
Допустим, что вне поведения нет человека. Это значит, что среди живущих мы не сможем найти че-ловека, который бы никак себя не вел, ни одного живого существа, которое бы никак себя не вело. Зна-чит, поведение есть некая форма активности, отличающая живое от неживого. В свою очередь понятие активность самораскрывается как сумма актов. Но, с другой стороны, активность может быть присуща и неодушевленной материи в таких ее про¬явлениях, например, как солнечная активность, ак¬тивность ветра и т. д. В чем же заключается разница между поведением человека и действием ветра или солнеч-ного излучения? А в том, что активность не¬одушевленных предметов представляет собой сумму актов, активность же одушевленных существ есть сумма акций. В процессе поведения любой акт стремит¬ся превратиться в акцию, что вполне естественно, так как суть любого поведения — сообщение, сигнал.
Подобная функция сформировалась на той ста¬дии развития первобытнообщинной орды, когда сло-весная информация не достигла еще должного уровня и не могла обеспечить полноценный контакт ме-жду членами сообщества. Именно тогда возникла опреде¬ленная психомоторная культура, проявившая себя в закрепленных формах — то есть поведение. Поведе¬ние приняло на себя роль первого языка и языка довольно изощренного. По мере развития и обогащения речевого материала необходимость в по-ведении как прямом средстве выражения и сообщения отпала, и оно стало символическим и скрытым сигнализато¬ром душевных импульсов. То, что было сознатель¬ным, ушло в глубину и сделалось бессоз-нательным. Никакой необходимости в полном исчезновении не было, так как социальные требования цензуры бы¬стро закрепили возникшую диссоциацию между по¬ведением и словами. Носителем языка, который вы¬дает (а еще вернее, сообщает) истинные намерения, все-таки осталось тело, и потому любой моторный акт до сих пор представляет собой акцию. Если слово социально, то поведение биологично.
Эта функция поведения сохраняется даже тогда, когда оно выступает в форме речевого эквивалента. Если мы внимательно проследим за употребляемыми словами и сопоставим их с тем подтекстом, кото-рый они могут нести, то без труда сможем определить бессознательные импульсы и намерения субъекта.
В связи с этим мне вспоминается случай, кото¬рый довольно конкретно иллюстрирует данную идею. Однажды в одном учреждении группа мужчин стояла в ожидании лифта. В это время в холле появилась женщина средних лет, несколько манерная в одежде и походке. Когда дверцы лифта уже открылись, она громко попросила: "Возьмите меня. Я такая малень¬кая и худенькая".
Впоследствии я с ней встретился еще раз, но уже в качестве консультанта, и мои интерпретации ее реплики подтвердились в ходе совместного с нею анализа.
Начальная часть фразы — "Возьмите меня" — может ассоциироваться в двух направлениях. Первое заставляет вспомнить знаменитое идиоматическое клише, где выражение "взять женщину" воспринима-ется в конкретном сексуальном содержании. Поэтому добровольный призыв "Возьмите меня" эквивален-тен предложению "Овладейте мной, я хочу этого" и в данном случае может выражать скрытые сексу-альные фантазии. Второе направление интерпретации пред¬полагает наличие регрессии, инфантильной фикса¬ции, где "Возьмите меня" может быть расшифровано как "Возьмите меня на ручки", что подтвер-ждается остальной частью фразы — "Я маленькая...". Причем обе интерпретации не противоречат, а до-полняют друг друга, так как хорошо известно, что у истеричных субъектов неосознанные фантазмы свя-заны с инфан¬тильной сексуальностью. Понятно, что поведение этой женщины пыталось сообщить именно о данной стороне ее личностных переживаний.
Что позволило мне сделать некие априорные выводы, которые подтвердились на практике? Общий методологический принцип, рассматривающий по¬ведение прежде всего как язык, систему сигналов, по-средством которых субъект стремится заявить о своих притязаниях. В данном случае мы имеем дело с вербальным поведением, расшифровка которого по¬зволяет обнаружить скрытый контекст личностных маневров. Прием оказался прост — употребляемые слова следует понимать буквально. Всякое выра-жение, которое может звучать двусмысленно, следует воспри¬нимать также двусмысленно.
Можно сказать "возьмите меня", можно — "по¬дождите пожалуйста".
Существует множество идиоматических выраже¬ний, но мы не используем их все, а выбираем для себя, исходя из своих собственных причин и комплексов, те или иные, делая бессознательный выбор.
Таким образом получается, что восприятие речи в качестве точного психологического документа явля¬ется вполне обоснованным и наряду с общепринятым интересом исследователей к тому, как и поче-му гово¬рит тот или иной человек, вполне допустимо про¬явить определенный интерес к тому, что он говорит. Ибо в этом что таится и как, и зачем.
Получается, что наша речь представляет собой наши высказанные невысказанные желания и одновре¬менно является легальным оправданием для них. Во всяком случае, она явно демонстрирует то, как акт превращается в акцию.

ЧАСТЬ II
АЛГОРИТМЫ МАГИИ

Если хочешь сделать новые открытия,
читай прилежно старые книги.
Н. Н. Баженов

ГЛАВА 6
НА ПОДСТУПАХ К ИРРАЦИОНАЛЬНОМУ ОСВОЕНИЕ РЕАЛЬНОСТИ
Некоторые свои терапевтические сессии или бе¬седы с людьми, которые по тем или иным причинам считают себя моими учениками, или, по крайней мере, называют себя так, я записываю на диктофон — без какого-либо заранее продуманного намерения или разработанного сценария. Скорее всего, это дела-ется по наитию — для того, чтобы потом еще раз прослу¬шать свои диалоги, как бы отстраняясь от само-го себя и наблюдая за ходом разговора, пребывая в качестве "лица незаинтересованного". Впрочем, при-вычка, эта вторая натура в конце-концов сделала свое дело, и недавно я себя невольно поймал на мысли, что редко когда обхожусь без диктофона. Какая-то часть записей мною потом стирается, остальные я засовываю на полку, чтобы потом их никогда не доставать (о эти парадоксы Бессознательного!), другие включаю еще и еще раз и даже предлагаю заново прослушать своим оппонентам. Один фрагмент я предложил человеку, с которым мы занимались психосенсорным синтезом и попросил его прокоммен-тировать этот кусочек. Через несколько дней он принес мне несколько машинопис¬ных листков, в тексте которых я узнал содержание нашей беседы, причем переписанной слово в слово, если не считать не-скольких отступлений и ремарок, сделанных им. Мое первоначальное недоумение по поводу такой под-мены — простого перепечатывания вместо собственных ассоциаций — исчезало по мере того, как я вчитывался в текст разговора, возникшего буквально из ничего. В это время я уже начал работать над своей новой книгой, в которой я предпринял попытки высветить новые, а может быть, даже и неожи-данные для меня проблемы. И этот диалог мне вдруг показался вполне уместным для того, чтобы вклю-чить его в настоящий труд. Тем более, что тот, кто принес мне эти листки, принес их со словами: "Быть может, вы это вставите в свою новую книгу, доктор?"
Быть может... Но откуда он узнал про книгу, о замысле которой даже я сам еще точно не знал?..
"—Я считал себя последовательным рациона¬листом и скептиком до тех пор, пока беседы с вами не начали меня уводить потихоньку в сторону сомнений относительно моих прежних мировоззрений. И, тем не менее, я и до сих пор все-таки стою на позициях позитивизма.
— Вы полагаете, что вы рационалист и логик до мозга костей? — спросил Доктор, любопытно раз-гля¬дывая меня, на что я почти гордо и без малейшего сомнения утвердительно кивнул.
— Что ж, отлично,— он перевел свой взгляд на пол и полуприкрыл глаза.— Прекрасно. А что вы скажете о своих снах?
— В каком смысле?
— В том смысле, насколько осмысленными и рационалистичными вам кажутся они. Или ваши сно-видения полностью понятны вам, и вы можете объяснить любое из них?
— Нет, но...
— В том-то и дело. А вы утверждаете, что ваша натура насквозь рационалистична. Но ведь сны — часть, и причем довольно значительная, вашего суще¬ства. Практически это вы сами и есть. Стало быть, заявление о вашем непреклонном позитивизме — это всего лишь ваше убеждение, из разряда тех, что созда¬ны для собственного самоуспокоения. Да, всего лишь убеждение. А куда вы денете ваше подсозна-ние с его причудливыми фокусами и фантастическими сюжета¬ми, на которые не отважился бы и сам Босх? Так что не тешьте себя иллюзиями по поводу того, что вы являетесь рационалистом. Как и любой человек, вы существо иррациональное, темное и потустороннее.
— Что значит потустороннее? — последнее заяв¬ление несколько смутило меня.
— Это значит то, что вы сами о себе многого не ведаете, хотя вам кажется, что знаете себя как об-луп¬ленного. Однако все ваше знание — всего лишь система убеждений.
— Но ведь то, что вы говорите, также является убеждением, всего лишь убеждением? — я преиспол-нился восторгом от собственного силлогизма, кото¬рый показался мне вершиной изыска и остроумного изящества. Доктор медленно взглянул на меня.
— Убеждением? Но я никого не убеждаю — ни себя, ни вас. Я всего лишь навсего рассказываю, ни-чего не отрицая и не утверждая. Когда я говорю о вашей иррациональности, я не заявляю о своей пра-воте, а всего лишь напоминаю о снах, фантазиях и подсознании.
— И при этом апеллируете к той же самой логике? — Я продолжал сопротивляться, но чувство¬вал где-то внутри, что позиции моих установок уже значительно ослаблены. И смутное осознание этого по-ложения пытался компенсировать несколько воз¬росшей агрессивностью.
— Апелляция к чему-либо хороша в споре, но я . не спорю с вами.
— Согласен... И все-таки... что же такое: человек — существо потусторонее?
— Возьмите свои детские фотографии, внима¬тельно вглядитесь в них и задайте вопрос: "Кто это?" Не спешите отвечать, что это вы. Вы — здесь и сейчас. Вы, разумеется, можете сказать: "Да, конечно, это не я. Но ведь это я, которым был когда-то". Вот именно — был! Теперь вас там нет. Вы не живете теперь там. То есть вы мертвы по отношению к тому дню, когда была сделана эта фотография. Наши фотографии — это наши надгробные памятники. Мы каждый день умираем вчера, чтобы возродиться сегодня. Помните, как сказано у Сенеки? — "Смерть не впереди нас, а позади нас".
— Значит, когда я смотрю на свою детскую фотографию, я созерцаю себя умершего?
— Да.
— Но моя личность осталась прежней!
— Нет, личность тоже другая. Ведь личность — это душевное лицо, то есть то, что повернуто, об-раще¬но к другим. Вместе с физическим вы оставляете в прошлом и это душевное лицо. Всякое лицо, в том числе и личность, чрезвычайно непостоянно, недол¬говременно, оно формируется не вами, а окру-жаю¬щими вас.
— Тогда что же меня связывает с тем существом, которое мною являлось когда-то, энное количество лет?
— С тем существом? Именно ваше существо. Его можно еще назвать и сущностью, то есть чем-то, что существует само по себе, вне каких-либо изменений и аберраций. Здесь-то мы и подходим к тому опреде¬лению, следуя которому человек есть явление потус¬тороннее. Все то, что вы знаете о себе, вы знаете как о личности, но остальная часть вашего существа остается для вас столь же загадочной, сколь и таинст¬венный мир привидений и призраков. В этом же заключается иррациональность, скрытая в каж-дом из нас. Попробуйте рационально объяснить хоть одно свое действие, свой поступок, и у вас это не получит¬ся. К примеру, я выпиваю рюмку водки. Почему? Почему я выпиваю только одну,, а не две, и не десять? С одной стороны, я могу сослаться на химизм моего мозга, который именно в данную секунду предопре¬делил мое желание и поведение. Но тогда возникает вполне закономерный вопрос — а почему химизм моего мозга проявил себя именно так? Что, в свою очередь, предопределило данную химическую реак¬цию? Ведь не сама же по себе она-взяла и появилась — вдруг, ни с того ни с сего.
—Да, мне не раз приходилось слышать катего¬ричные заявления о том, что нейроны мозга управля¬ют нашим поведением.
— Возможно, это и так. Но что тогда управляет самими нейронами? Какой-нибудь главный, верхов-ный нейрон? Допустим. Но кому подчиняется он? И чем он отличается от остальныхклеток? Стало быть, существует какая-то сила, которая управляет нейро-химией мозга?
— И эта сила находится на пределами мозга?
— Получается, что так.
— Но это уже метафизика какая-то.
— Но любая наука все равно, рано или поздно заканчивается метафизикой, имя которой вы только что произнесли с некоторым укором. Так или иначе, но в любой области знаний существуют пределы нашего понимания, за которыми лежит пространство чистых ощущений, не поддающихся ни описаниям, ни терминологическим определениям. Их можно или выразить приблизительным понятием, или только испытать. Такова, например, такая категория как сила или энергия. Ее невозможно выразить никакой формулой, ее нельзя понять, но можно только почув¬ствовать. Быть может, в этом и заключается одно из величайших человеческих дарований — невозможность понять, но способность почувствовать или пережить. "Я этого не понимаю, но я это чувствую". Благодаря этому мне дано постигнуть беско-нечность, любовь, проявления силы, или ощутить соприкосновение с Тайной, одной из разновидностей которой является и наша с вами душа.
— Но ведь должна же быть какая-то связь с тем Неведомым, которое так или иначе оказывает на нас воздействие?
— Мы таинственно связаны с этим миром или, если хотите, с тем Неведомым, посредством того, что называют подсознанием.
— Можно ли определить подсознание?
— Нет. Этот термин не имеет ни смысла, ни значения. Я его употребил лишь для того, чтобы было яснее, о чем идет речь. Скорее всего, более правильно и точно называть это — Бессознательное, как и поступил в свое время Фрейд.
— Неужели же так важно это различие в словах?
— Важно даже различие в запятых. Вспомните "Казнить нельзя помиловать". Признаться, я не слиш-ком доверяю спекуляциям вроде подсознания, сверх¬сознания или сверхзнания. Однако сейчас речь не о терминах. Для удобства оставим все-таки подсозна¬ние — как синоним Бессознательного. Можно зани-мать различные позиции — антропоцентрические или оккультные — для мозга это не имеет никакого значения.
— Доктор, я несколько удивлен вашей последней фразой. Она мне кажется слишком уж туманной и, кроме того, несколько внезапной. Каким образом она связана с тем, что вы говорили?
— Возвращаю вас к Неведомому и тому, в каких отношениях мы с ним находимся. Оккультист может утверждать, что наше Бытие определяется различными астральными и тонкоматериаль-ными влияниями, ша¬ман заявит о духах, а позитивист об объективных законах. Так вот, для самого мозга, то есть той машины, которая является все-таки главенствующей по отноше¬нию к ос-тальному организму и в какой-то мере опреде¬ляющей его состояния, та или иная концепция не имеет значения и равнозначна остальным другим. Признаете ли вы подсознание как психодина-мическую силу, или астральные энергии как силу оккультную — не имеет значения. Для мозга это — одно и то же. Все многочис¬ленные понятия подобного рода представляют собой лишь опознава-тельные знаки для обозначения тех каналов, по которым осуществляется связь частного, то есть челове-ческого существа и целого — понимае¬мого как Вселенная, Макрокосмос, Мироздание, Высший Разум или Бог.
Важна не концепция, а состояние.