Библиотека Mosbiblio

Какими бы ни были эти воспоминания, они дают возможность родителям помочь
своему ребенку. Наилучшее время для признания воспоминания о прошлой жизни –
это момент его появления. Родители почти всегда находятся рядом, когда это
происходит. Они могут поддержать ребенка, проявив максимум внимания к его
словам.
Но они смогут помочь лишь в том случае, если распознают воспоминание о
прошлой жизни. Если родители сомневаются, то вряд ли они облегчат процесс.
Момент упущен, и неуловимое воспоминание может больше не всплыть на поверхность.
К сожалению, наша культура не в состоянии подготовить родителей к этому
моменту. Напротив, все в нашей культуре учит тому, что воспоминания о прошлых
жизнях невозможны. Родители не знают, куда обратиться за советом, чтобы понять,
как выглядят воспоминания о прошлой жизни.
Что можно предпринять? Возможно, для того чтобы помочь детям, следует
просветить родителей? Если родители будут знать, как мгновенно распознать
воспоминания ребенка о прошлой жизни, то они будут вооружены всем необходимым,
чтобы мгновенно понять, фантазирует ли ребенок или вспоминает прошлую жизнь. И
если родители поймут динамику воспоминаний о прошлой жизни, они смогут быстро
отреагировать на тревогу в голосе их ребенка. Им будет известно, что нужно
сделать.
Мысли вертелись у меня в голове, и я ощутила возбуждение: «А что, если
написать книгу для родителей, в которой бы описывались воспоминания?» Я дала
волю воображению, но затем меня посетила более трезвая мысль: если эта идея
появилась у меня, не пришла ли она кому-то другому еще раньше? Может, в это
время другие также проводят работу, чтобы писать книги? Если это так, не могу
ли я об этом узнать?
Я знала, где мне следует искать.
Роджер Вулгер рассказал мне о группе ведущих психотерапевтов,
занимающихся вопросами о прошлых жизнях. Они обладали информационной сетью,
охватившей весь мир. Конечно же, если сейчас кто-то проводит исследование, то
им об этом станет известно в первую очередь. Это Ассоциация по Исследованию и
Терапии Прошлых Жизней6, известная своей аббревиатурой APRT. Я позвонила и
узнала, что сейчас самое время записаться на их конференцию, которая будет
проводиться во Флориде. Доктор Элизабет Кюблер-Росс, прославившаяся благодаря
своей книге «О смерти и умирании», будет там главным докладчиком. Я давно уже
восхищалась смелостью этой женщины, которая отмела все запреты на разговоры о
смерти. Сейчас у меня появилась надежда увидеть ее во плоти.
Моя добрая подруга, Эйми, работавшая в то время над диссертацией по
трансперсональной психологии, увидев мой энтузиазм, сдалась и согласилась
поехать со мной на конференцию. По правде говоря, ее нетрудно было уговорить.
Предложение отправиться в путешествие во Флориду в разгар отвратительной
филадельфийской зимы звучало ох как заманчиво! И что мешало поездке? Это был
шанс уйти от рутины и окунуться с головой в замечательное приключение вместе. Я
не могла больше ждать!
APRT – мир приключений
Мы с Эйми прибыли в аэропорт до восхода солнца. Рассвет омыл громадные
реактивные самолеты розовыми лучами, отчего те стали напоминать гигантские
надувные игрушки, а ранняя утренняя дымка смягчала очертания аэровокзала и тех
странных машин, которые обслуживали самолеты. Аэропорт еще никогда не выглядел
так красиво и фантастично. Это было хорошее знамение перед путешествием.
Взвинченные от выпитого кофе и надежд, мы поднялись на борт самолета,
отлетающего до Форт-Лодердаль.
Пролетая над побережьем на высоте 35 000 футов, я закрыла глаза, и,
укачанная шумом машин, стала думать. Мне пришло в голову, что это мое первое
путешествие, которое я предпринимаю отдельно от семьи с тех пор, как родилась
Сара. Что ж, пришло время, и я была готова к этому. Впервые за тринадцать лет я
была свободна от домашних обязанностей и суеты и могла отправиться
путешествовать в мир идей. Я могла сосредоточиться исключительно на поиске
информации. Как здорово!
Я выглянула из иллюминатора и увидела цепь островов, которые с этой
высоты казались костлявыми пальцами, указывающими на юг. Я поняла, что этот
перелет от Филадельфии до Флориды знаменует собой поворотный момент в моем
исследовании. Все предыдущие годы я была одинока в своих поисках ответов на
вопрос о воспоминаниях прошлых жизней у детей. Единственной поддержкой для меня
были книги и импровизированные самостоятельные эксперименты. И сейчас впервые я
окажусь в обществе других ищущих терапевтов, исследователей и профессионалов по
предыдущим жизням. Основатели психотерапии предыдущих жизней будут участвовать
в этом семинаре. Это будут звезды такой же величины, как доктора Хелен Уомбэч,
Файор и доктор Вулгер. Интересно, воспримут ли они меня всерьез или просто
сочтут чокнутой домохозяйкой?
Я знала, что участники конференции являются центральными звеньями
информационной сети этого направления. Если терапевты вообще когда-либо
работали с воспоминаниями детей о прошлых жизнях или по этой теме проводились
какие-либо исследования и писались труды, то, безусловно, участники конференции
должны знать об этом.
Мы с Эйми приехали в нашу гостиницу рано, за несколько часов до начала
конференции. В наши планы входил отдых на берегу и прием солнечных ванн. После
этого мы будем готовы окунуться с головой в кипучую деятельность. Не прошло и
часа, как слепящее солнце Флориды, совсем не похожее на то, к которому мы
привыкли в Филадельфии, сожгло мою кожу так, что она стала красной, как помидор.
Когда же я займусь делом? Ладно, если у меня ничего не выйдет, то хоть будет
чем похвастаться перед подругами, когда вернусь домой.
Я густо смазала все тело кремом и, облачась в невесомое летнее платье,
направилась с Амандой регистрироваться на конференцию. Люди, прибывшие из всех
уголков страны, уже заполнили гостиничный холл. В своих шортах и легких юбочках
всевозможных цветов и оттенков, они напомнили мне райских птиц. Меня скоро
представили «Матриархам APRT» – докторам Хейзел Деннинг, Уинифред Лукас и Ирэн
Хикман. Эти невероятные женщины находились на передних рубежах психотерапии на
протяжении последних сорока лет. В 1981 году, когда им было по шестьдесят и
семьдесят лет, они (вместе с Хелен Уомбэч и Файор) основали APRT, чтобы
расширить свои горизонты, сделать терапию прошлых жизней законным средством
лечения. Сейчас, когда им было за семьдесят и восемьдесят, они продолжали
заниматься организаторской работой, продолжали учить, продолжали писать книги,
продолжали бороться со старыми научными догмами, отстаивая свои передовые
взгляды. Я восхищалась их молодым задором.
К вечеру в холле гостиницы можно было насчитать около двух сотен
психотерапевтов, психиатров, гипнотерапевтов и прочих людей, интересующихся
прошлыми жизнями, как и я. И все они разговаривали на том же, знакомом мне с
детства языке. Я могла спокойно подойти к любой группе и вклиниться в разговор
об инкарнационной терапии. Я была среди своих соплеменников.
Еще до начала конференции я разработала тактику поведения. Меня лишь
ограничивало время, чтобы выбрать из всей толпы тех людей, которые знали явно
больше моего о воспоминаниях детей о прошлых жизнях. На каждом семинаре, на
каждом приеме и во время каждого перерыва я подбегала то к одному, то к другому,
представлялась и, не дав человеку опомниться, спрашивала, приходилось ли ему
работать с детьми. Если да, то какие случаи детских воспоминаний о прошлых
жизнях ему известны? Какие книги он мог бы порекомендовать мне? Все были
доброжелательны, и все хотели помочь. Я получила ценную информацию о паре
интересных источников, но в целом меня поразил тот факт, что эти люди так мало
знают о детях. В основном их информация относилась к тем книгам и сведениям,
которые мне удалось обнаружить без посторонней помощи. Большинство же
психотерапевтов никогда не работали с детьми и признались, что до сих пор их
интересовали в основном взрослые пациенты.
Почти каждый из них отсылал меня к доктору Стивенсону, заявляя при этом,
что «Двадцать случаев, свидетельствующих в пользу реинкарнации», – единственная
книга по этому вопросу, которую они читали. «Но, – возражала я, – доктор
Стивенсон ничего не говорил о целительных свойствах этих воспоминаний».
Некоторые даже заявили мне, что считают опасным «экспериментировать с
хрупкими структурами детского эго». Эти слова выбили почву у меня из-под ног.
Опасно? Я вспомнила, сколько раз я проводила регрессии своим детям и
экспериментировала с их многочисленными друзьями и подружками. Хрупкие
структуры детского эго? Я рассказала о том, что уже узнала, заявив, что считаю
детей более благодарным материалом, чем взрослых. Некоторые признались, что все
это было для них в новинку, и они с нетерпением будут ждать результатов моих
исследований.
После нескольких часов я пришла к выводу, что работа с детьми была
малоизученной областью даже для этой многоопытной группы. Это было полной
неожиданностью. Делал ли кто-нибудь еще шаги в том же направлении? Могу ли я
сравнить свои записи с чужими выводами? Я вышла в холл, чтобы обдумать все это.
Как раз в эту минуту входная дверь открылась, и в холл влетел Роджер
Вулгер. Он был одет в цветастую гавайскую рубаху и слегка напоминал
стилягу-туриста. Я была рада увидеть знакомое лицо. Мы поболтали. Роджер сказал,
что пришел сюда, чтобы провести семинар. Я объяснила ему свою миссию.
«Ага, – сказал он, – здесь есть одна голландка, Тинеке Нурдеграаф, –
специалист по детским регрессиям. Я недавно повстречался с ней в Европе, и на
меня произвели сильное впечатление ее работы». Он посоветовал мне искать самую
высокую женщину на этой конференции, говорящую с сильным голландским акцентом.
Роджер считал, что от нее я смогу узнать много интересных вещей.
Тинеке Нурдеграаф
Я наблюдала за толпой в течение нескольких часов, пока не различила
возвышающуюся над ней женскую голову. Статная, ростом не менее шести футов,
Тинеке Нурдеграаф стояла передо мной. Властное выражение ее лица подчеркивалось
пронзительными глазами и венцом густых каштановых кудрей. Я представилась и
спросила, может ли она уделить мне время для беседы. Тинеке Нурдеграаф сказала,
что сейчас очень спешит, но надеется, что сможет поговорить со мной позже. Она
тут же исчезла за углом.
Когда мы с Эйми пришли в банкетный зал, большинство стульев было уже
занято и зал продолжал быстро заполняться людьми. Мы поспешили вперед, надеясь
найти там пару свободных мест – нам хотелось находиться поближе к доктору
Кюблер-Росс, чтобы услышать ее речь. Там было только два свободных стула –
рядом с местом Тинеке Нурдеграаф. Она тепло улыбнулась мне, когда я
пристраивалась рядом. Пока официант вертелся вокруг нас, Тинеке Нурдеграаф
рассказывала мне о своей работе. Я засыпала ее вопросами без передышки. Эйми,
осознав важность этого разговора, внимательно ловила каждое слово.
Судьба моих изысканий последних лет решалась для меня между салатом и
десертом. Тинеке Нурдеграаф подтвердила правильность моих выводов относительно
детских воспоминаний о прошлых жизнях. Да, они могут приносить исцеление и даже
на более глубоком уровне, чем я могла себе вообразить.
Тинеке Нурдеграаф тщательно подбирала английские слова, произнося их с
сильным акцентом. Она рассказала мне, что с успехом практикует терапию прошлых
жизней с детьми в Голландии на протяжении последних семи лет. Она также сказала,
что в Голландии, как и во всей Западной Европе, реинкарнационная терапия
быстро обретает признание как вполне приемлемая форма психотерапии. И все же
пока что она была единственным психотерапевтом, работающим с детьми в этом
направлении. Ей удалось излечить такие серьезные недуги, как церебральные
параличи, фобии, диабет и нарушения формулы сна. Благодаря такому успеху
родители привозили ей своих детей со всей Европы. И, поскольку спрос на этот
вид услуг начал стремительно возрастать, она со своим коллегой Робом
Бонтенболом начала обучать работе с детьми других европейских психотерапевтов.
Тинеке Нурдеграаф подчеркнула, что не применяет гипнотической индукции
для детей. Для того чтобы помочь ребенку раскрыться, откровенно рассказать о
своих проблемах, она широко пользуется играми, а чаще всего – рисованием. Эти
средства помогают детям сфокусироваться на внутренних образах, телесных
ощущениях и ключевых фразах, которые можно использовать как мост в прошлые
жизни.
Терапия прошлых жизней детей, продолжала объяснять мне Тинеке Нурдеграаф,
схожа во всем с терапией взрослых, так как в обоих случаях нам приходится
работать на уровне души. А душа, обитающая в маленьком теле, такая же, как и
душа взрослого человека. Обычно с детьми работать даже легче, так как они
находятся ближе во времени к корням своей проблемы – обычно приходится иметь
дело с предыдущим воплощением, которое прервалось незавершенной смертью. Если
эмоциональный заряд переживаний, пришедшихся на предыдущее воплощение,
достаточно сильный, воспоминания могут проявиться спонтанно, ведомые желанием
души завершить незаконченные дела. Душа действительно желает завершить
незавершенное. Это естественное побуждение. Дети невероятно хорошо поддаются
терапии, прибавила Тинеке Нурдеграаф, так как кажется, что они интуитивно знают,
каким образом следует завершить дела прежней жизни, – нам остается лишь
задавать им правильные вопросы.
Я дрожала от приятного возбуждения –эта выдающаяся женщина, ведущий
эксперт в области детской психотерапии, подтверждала правильность выводов,
которые я сделала самостоятельно.
Я призналась Тинеке Нурдеграаф, насколько я была счастлива встретить
человека, с которым можно серьезно поговорить об исцелении детей при помощи
терапии прошлых жизней. Я спросила ее, не знает ли она кого-нибудь,
занимающегося аналогичной деятельностью в Соединенных Штатах. Тинеке Нурдеграаф
ответила отрицательно. Мы обе сошлись на том, что это была загадка. По какой-то
причине реинкарнационная терапия в Соединенных Штатах отстает от европейской.
Многие психотерапевты стараются не афишировать деятельность подобного рода, так
как здесь она еще считается не вполне научной. Я сказала, что американские
родители часто просто не могут догадаться о том, что их дети говорят о
воспоминаниях из прошлых жизней и что они очень важны для возможного исцеления,
так как им просто неоткуда узнать об этом.
Обдумывая тезисы книги, которую мне, возможно, удастся когда-нибудь
написать, я спросила у Тинеке Нурдеграаф: «Думаете ли вы, что родители сами
могут работать со спонтанными воспоминаниями своих детей?» Она ответила:
«Почему бы и нет?»
«Пишете ли вы книгу о работе с детьми?» – спросила я, вдруг ощутив
приступ нервозности.
«Да, – ответила Тинеке Нурдеграаф, – книгу о психотерапии при работе с
воспоминаниями о прошлых жизнях у детей. Клинический труд для психотерапевтов.
А вы?»
«Да, но думаю, что пишу книгу другого плана, – вдруг брякнула я. – Книгу
для родителей – хочу помочь им распознать воспоминания, если они вдруг
столкнутся с ними, общаясь со своими детьми. Но я совсем не уверена, что это
стоит делать именно мне. Наверное, кто-то сможет сделать это лучше... вот
почему я здесь, на конференции...»
Тинеке Нурдеграаф остановила поток моего самоуничижения повелительным
взмахом руки, затем, пронзив меня своим взглядом кобры, она сказала:
«Послушайте меня. Вы должны начать писать эту книгу сейчас. Немедленно! Никаких
отсрочек!»
Я знала, что она права. После такой жаркой речи мне нечего было сказать.
Бабочки и Опра
В следующее мгновение звон ножа о бокал призвал всех нас к молчанию.
Доктор Элизабет Кюблер-Росс поднялась со своего места, чтобы произнести речь.
Элизабет Кюблер-Росс оказалась миниатюрной женщиной, одетой в прямые брюки,
рубашку и сандалии. Она выглядела так, словно только что возвратилась с
прогулки по горам. Ее внешность была скромной, но слова были способны вызвать
головокружение.
Она заговорила о своих собственных воспоминаниях о прошлых жизнях. Затем
она рассказала нам историю. Сразу же по окончании Второй мировой войны она,
молодой швейцарский врач, отправилась в путешествие по Европе, чтобы помочь
только что освобожденным узникам концентрационных лагерей. В одном из лагерей,
где содержались дети, она увидела нечто совершенно невообразимое: везде на
маленьких нарах были видны изображения бабочек, которые выгравировали там дети
собственными ногтями. Обреченные дети в окружении запаха смерти оставили на
память о себе послания, исполненные духа надежды и свободы. Многие
присутствующие в зале стали утирать глаза платками.
Следующим со своего места поднялся доктор Брайен Уэйсс. Публика
приветствовала его возбужденным гулом, так как он явно пользовался наибольшим
успехом на конференции APRT. Его книга «Множество жизней, множество учителей»
была бестселлером. Он был первым выдающимся представителем консервативной
медицины, признавшим реинкарнационную терапию. Каждый из присутствующих знал,
насколько важен был этот шаг для широкого признания их работ.
Доктор Уэйсс пересказал историю того, как он пришел к регрессиям в
прошлые жизни – случай с Катрин, на котором базировалась вся его книга. Его
история замечательна тем, что начинал он как традиционалист. Он получил свое
образование в Колумбийском университете, а также в Йеле и вскоре сумел
приобрести значительный вес в медицинском мире и занять должность председателя
в психиатрическом центре «Майами Синай Маунтин». Его коллеги относились к
регрессиям в прошлые жизни приблизительно так же, как к вуду или ведовству, и
доктор Уэйсс разделял это мнение, пока не встретился с Катрин.
Катрин обратилась к нему с множеством жалоб, включающих приступы паники и
множественные фобии. На протяжении восемнадцати месяцев доктор Уэйсс применял
без всякого успеха все известные ему методы традиционной психотерапии. Затем он
провел сеанс гипноза, чтобы попытаться докопаться до возможной травмы детства.
Когда он приказал ей «отправиться в то время, когда впервые возникли симптомы»,
она вспомнила живую и связную картину из прошлой жизни. Находясь в трансе,
Катрин также рассказала об открытиях, сделанных доктором Уэйссом в его
профессиональной жизни, о которых она не могла узнать из каких-либо
материальных источников. Это было потрясение, изменившее научные; взгляды
доктора Уэйсса. В довершение ко всему после сеанса регрессии, при котором
Катрин вспомнила свою предыдущую жизнь, ее симптомы стали быстро исчезать, и
после интенсивного курса реинкарнационной терапии наступило полное
выздоровление.
Доктору Уэйссу потребовалось восемь лет для того, чтобы набраться
смелости и опубликовать отчет об этом случае. Он знал, что подвергнется
нападкам со стороны коллег-психиатров за то, что подает регрессию в прошлые
жизни как вполне научный метод лечения. Но, к его удивлению, он не подвергся
остракизму, а получил сотни писем с выражением благодарности от своих коллег,
которые также столкнулись с чудодейственным эффектом регрессий в прошлые жизни.
Они испытывали признательность за то, что известный ученый опубликовал свое
наблюдение – это позволит им чувствовать себя более уверенно. Некоторые из этих
психотерапевтов присутствовали здесь, в этом зале, и слушали рассказ доктора
Уэйсса.
Рассказ ученого был восхитителен, но я не могла дождаться того момента,
когда можно будет спросить о его работе с детьми. Безусловно, он лечил детей в
своей практике. Занимался ли он регрессиями? Когда настал подходящий момент, я
тянула вверх руку, как нетерпеливая школьница, но каждый раз он пропускал меня
и обращался к кому-то другому. Наконец я отчаялась и откинулась на спинку стула.
Я смогу добиться его внимания как-нибудь иначе и, очевидно, в другой раз.
Я снова навострила уши, когда речь зашла о телевизионном ток-шоу. Доктор
Уэйсс появлялся чуть ли не на каждом американском ток-шоу. Он знал весь
подспудный механизм этих передач. Он предупреждал своих коллег, что на
некоторых ток-шоу могут попытаться дискредитировать идею регрессий в прошлые
жизни, пригласив «экспертов» выступить перед камерами. С места поднялась доктор
Хейзел Деннинг, одна из «матриархов» APRT конференции. Она заявила, что у Опры
весьма серьезные планы и что люди, с которыми она встречалась на телевидении,
действительно хотят получить информацию о регрессионной терапии, а не ищут
дешевых сенсаций. Многие участники APRT конференции, сами выступавшие по
телевизору, поддержали ее.
Тут же словно заряд электричества прошел сквозь мое тело. Я знала, что
также приму участие в Опра-шоу.
Вдруг на меня что-то нашло. Я начала хихикать. Эйми вопросительно подняла
бровь. Я прошептала ей на ухо: «Я тоже собираюсь участвовать в Опра-шоу». Эйми
только удивленно хмыкнула, затем взглянула мне прямо в глаза и сказала: «Что ж,
ладно».
Но лишь через неделю я окончательно приняла решение, объявив своей
парикмахерше Кэтлин о том, что собираюсь отправиться на Опра-шоу.
Глава восьмая. Блэйк
Многоопытные души в маленьких телах
Однажды, вскоре после моего посещения конференции APRT во Флориде, я
заехала за Чейзом в школу, чтобы отвезти его к стоматологу. Было еще довольно
рано, и я знала, что Чейз ничего не будет иметь против того, чтобы прогулять
несколько уроков в такой чудесный весенний день, даже если сделать это можно,
лишь отправившись к стоматологу. Когда я приехала, урок еще не закончился, так
что я расположилась на лужайке, наслаждаясь ярким солнцем.
Рядом со мной везде носились дети. Некоторые играли в «догонялки», другие
просто бегали ради забавы. Я стала наблюдать за маленькой девочкой на качелях,
которая при каждом взлете так выгибала спину, что ее длинные волосы чуть ли не
волочились по земле. Казалось, движение качелей завораживало ее. Несколько
мальчиков о чем-то заговорщицки переговаривались на краю площадки, а затем
тихонько нырнули в соседний лесок. Что они задумали?
Оглядывая площадку, я подумала, сколько из этих пятнадцати-двадцати
малышей пытались сообщить своим родителям о том, что они жили раньше. Один?
Два? Может быть, десять? Если это и происходило, скорее всего, родители просто
не обратили внимания на их слова. Но сейчас я точно знала, что каждый ребенок
может спонтанно вспомнить свою прошлую жизнь. Безусловно, не все, но среди этих
пятнадцати детей, по крайней мере один должен был когда-то раньше произнести
при родителях: «Когда я жил раньше...» или «Когда я был большой...».
Сейчас, сидя здесь и наблюдая за резвящимися малышами, я осознала, что
моя работа с прошлыми жизнями в корне изменила мои представления о детях.
Большинство людей смотрят на ребенка сверху вниз, считая, что тот не обладает
жизненным опытом и мудростью, которые приходят лишь с годами. Но если каждый из
нас прожил бессчетное количество жизней, то резвящиеся вокруг меня малыши
обладают опытными душами, только заключенными в маленькие тела. Я прищурилась и
на минуту представила малышей, суетящихся на площадке, взрослыми и мудрыми
людьми, которые лишь на время превратились в детей. Тогда все менялось. Мне
хотелось спросить каждого из них: «Откуда вы явились? Чему вы можете научить
меня?»
Я снова мысленно возвратилась на конференцию APRT. Слова Тинеке
прозвучали в моих ушах словно мантра: «Вы должны начать писать свою книгу прямо
сейчас. Немедленно! Без проволочек!» Я не могла проигнорировать ее напутствие.
Она была права. Но... книга? Невероятная работа! Я ничего, кроме писем, не
писала со времени окончания колледжа. Но странно, я почувствовала приток
энергии лишь от одной мысли об этом.
Чейз похлопал меня по плечу, и я вышла из теплого облака своих мыслей.
Время отправляться к зубному врачу.
Головой вперед
Ожидая под дверью кабинета стоматолога, я обдумывала план. С чего начать
книгу о детских воспоминаниях из прошлых жизней? Я накопила материал, у меня
были идеи, но при этом не было ни одного собственного наблюдения за спонтанными
воспоминаниями о прошлых жизнях (если не считать Сару и Чейза). Я знала, что
такие случаи не так уж редки, и я смогла найти хотя бы несколько. Но как мне
переговорить об этом с сотнями, а то и тысячами родителей?
Когда я механически перелистывала страницы старого журнала для родителей
(который стоматолог держал в приемной еще с прошлой осени), у меня в голове
зародилась идея: я подам объявление о том, что собираю случаи. Но, конечно, они
должны появиться не в таких старомодных журналах, проповедующих традиционные
способы воспитания детей. Я подам их в своем любимом издании Mothering7,
которое я стала регулярно читать с того момента, как Чейз появился на свет.
По приезде домой я сразу же перетрясла весь семейный бюджет и выкроила
средства на объявление. Я не могла позволить себе ждать выхода следующего
номера журнала – объявление должно появиться немедленно.
А сейчас я должна начинать писать. Я должна набить руку, пока буду ждать
ответов на мое объявление. Кто станет слушать меня? Я вновь мысленно вернулась
к конференции APRT – как мало людей, участвовавших в ней, слышали о книге
Харрисонов, которую я считала столь ценной! Я позвонила в APRT и подала заявку
на статью в Jornal of Regression Therapy. Редактор отнесся ко мне с сочувствием,
но сказал, что не может обещать публикацию, поскольку мое имя еще ни разу не
встречалось в литературе. Вначале мой опус должна будет рассмотреть редколлегия.

Я трудилась над небольшой статьей несколько недель. Стив был моим первым
редактором. Затем я отправила ее в журнал и стала ждать приговора редколлегии.
Когда наконец из редакции пришел ответ, я стала танцевать прямо у почтового
ящика. На открытке красовалось лишь одно слово: «Да». Меня напечатают!
Теперь, когда меня стали печатать, я начала искать и другие издания, куда
можно послать свои труды. Подруга дала мне номер журнала Venture Inward. Этот
журнал издавал Эдгар Кейс – целитель, который стал одним из первых
консультантов по прошлым жизням. Я позвонила редактору. К концу нашего
разговора я дала согласие написать статью о Чейзе и Саре, которую опубликуют в
журнале. Это означало, что я должна буду выступить перед пятидесятитысячной
аудиторией. Ни минуты не думая, я бросилась в авантюру головой вперед.
Лийя, дочь Тийю
Куда бы я ни приходила, с кем бы я ни встречалась, везде я старалась
ненавязчиво перевести разговор на детские воспоминания о прошлых жизнях. Скоро
я научилась непринужденно задавать эти вопросы почти при каждом разговоре.
Очевидно, потому, что я стала так часто и много говорить на эту тему, вскоре я
обнаружила, что интересующие меня случаи находились совсем рядом.
Впервые я познакомилась с Тийю, когда пришла на чай к своим добрым
друзьям. Она была похожа на фею со своими светлыми волосами, голубыми
искрящимися глазами и лукавой улыбкой. Мне она сразу же понравилась. Было
забавно слышать, как она оживляет разговор своими острыми меткими замечаниями.
Когда у меня наконец появилась возможность обронить пару фраз о детских
воспоминаниях прошлых жизней, она, не колеблясь ни минуты, воскликнула: «О, у
Лийи было воспоминание о прошлой жизни в прошлом году. Я в этом уверена».
И Тийю рассказала, что произошло:
Когда Лийе было два года, мы вместе ехали в машине. Лийя сидела на
специальном детском сиденье и выглядывала в окно. Мы как раз проезжали по мосту,
переброшенному через высокое ущелье, когда девочка взволнованно и отчетливо
произнесла встревоженным голосом: «Мама, это очень напоминает место моей
смерти!» Она не казалась расстроенной. Просто уверенно заявила об этом.
Я сказала: «Лийя, о чем ты говоришь?»
«Я сидела в машине, и она упала с моста в воду. Я умерла».
Я пришла в полное недоумение от ее слов и свернула с дороги, чтобы ни во
что не врезаться. Затем я спросила: «Где была мама?»
«Тебя не было со мной тогда».
Меня очень удивила речь Лийи, и мне захотелось выяснить побольше. Потому
я спросила: «Кто же тогда вел машину?»
«Я была большой. Я могла сама дотянуться до педалей», – ответила мне дочь.

Меня удивило то, что Лийя знала, что машину водят с помощью педалей. Она
всегда сидела позади, на своем сиденье, и никак не могла увидеть, что я делаю
ногами.
Я продолжала спрашивать, стараясь не наводить ее на ответы: «Что
произошло потом?»
«На мне не было ремня, и я выпала из машины в воду». Затем она приложила
руку к затылку и продолжала: «Мама, я лежала на камнях. Я могла ощущать камни у
себя под головой». Она покрутила головой, чтобы показать мне, как ее голова
располагалась на камнях. После чего добавила: «Я увидела блестящий мост». Она
подняла голову и сказала: «Я видела блестящий мост и пузыри, которые
поднимались наверх».
Это совершенно сразило меня. Откуда она могла знать о пузырях? На этом
этапе жизни она никогда не видела пузырей, поднимающихся из воды, так как
никогда не ныряла под воду и даже не плавала. Она никогда не опускала лицо под
воду во время купания в ванной. Она не видела ни одной передачи по телевизору.
Я знаю это, так как я ее мать и я стала ей разрешать смотреть телевизор лишь
позже. И все же она сказала: «Я видела, как пузырьки поднимались в воде, и
видела мост, сверкающий на солнце».
На протяжении следующего года она часто говорила об этом. Детали
неизменно совпадали, в ее рассказе не было никаких вариаций. Она говорила о
собственной смерти как бы невзначай, словно это ее совершенно не волновало.
Любопытным во всем этом было еще то, что Лийя всегда следила за тем, чтобы на
нее надели ремень безопасности. Когда у нее появилось достаточно слов, чтобы
предъявлять требования, то каждый раз она напоминала всем о том, что нужно
пристегнуться.
Как и во многих случаях из книги Харрисонов, воспоминания Лийи были
спокойными. Они не вызвали никаких проблем. Напротив, рассказ девочки помог
родителям понять ее одержимость правилами безопасного вождения.
«Меня сбил мужчина в грузовике»
В январе 1993 года, через пару месяцев после того, как мое объявление
появилось в журнале, мне позвонила по телефону Колин Хокен, женщина со Среднего
Запада, говорящая мягким голосом. Явно нервничая, Колин рассказала историю
своего трехлетнего сына, который, по ее словам, сейчас вспоминал свою
травматическую смерть в прошлой жизни.
Колин сообщила, что за шесть месяцев до этого эпизода она видела
известного психиатра Бранена Уэйсса, автора книги «Много жизней, много
учителей», выступающего на телевизионном ток-шоу Опра. Колин никогда раньше не
задумывалась над вопросом о прошлых жизнях, но ее заинтриговало сообщение
ученого о лечении при помощи регрессий в прошлые жизни. Он также сказал, что
дети часто сообщают своим родителям о переживаниях в прошлых жизнях, но те, как
правило, не обращают внимания на их слова, считая, что дети просто сочиняют
небылицы. Когда Колин слушала доктора Уэйсса, в ее голове все время вертелась
одна и та же мысль: «Надо же, а мои малыши никогда не говорили ничего
необычного».
Как раз на следующий день Блэйк, которому недавно исполнилось три года,
стоял у окна, наблюдая за своим братом Тревором, ожидающим школьной «развозки».
Колин, находящаяся в соседней комнате, вдруг услышала, как Блэйк кричит своему
брату: «Отойди, по улице едет автобус!»
Колин бросилась вниз, чтобы убедиться, что с Тревором все в порядке. Там
она обнаружила и Блэйка, стоящего у двери и прижимающего руку к голове. Он
сказал: «У меня болит ухо».
«Почему ухо болит?» – спросила Колин.
«Грузовик ударил меня», – ответил ее сын.
Колин решила, что Блэйка ударили в садике игрушечным грузовиком, и она
спросила: «Кто ударил тебя грузовичком?»
«Взрослый ударил».
«Этот человек ударил тебя игрушечным грузовичком?»
«Нет, – ответил мальчик, – большим грузовиком».
«Таким большим грузовиком, который ездит по улицам?»
«Да», – подтвердил Блэйк.
Колин, пытаясь сообразить, о чем идет речь, спросила: «А где все это
произошло?»
«На улице», – ответил Блэйк.
В это мгновение Колин вспомнила о том, что говорил доктор Уэйсс на
Опра-шоу. Позже она так описывала свое состояние: «Я не хотела отвергать все то,
что мне сообщал Блэйк. Мне действительно было интересно, что он может еще
сказать, но я боялась вкладывать ответы в его уста. Потому я спросила: «И что
произошло потом?»
Колин внимательно слушала все то, о чем говорил ее сын. Он объяснил ей,
что грузовик действительно сбил его на улице. Когда мать спросила, что у него
болело, мальчик ответил: «Все. Я попал под колеса». При этом Блэйк вращал
руками с левой стороны, чтобы показать, как колеса пережали его. Колин видела
выражение боли на его лице, говорящее о том, какую боль он испытывал.
«Что произошло позже?»
«Мужчина отнес меня в грузовик и отвез в школу». Колин объяснила, что
«школой» ее трехлетний сын называл любое большое здание. Она поняла, что сын
имел в виду больницу.
«Где были твои отец и мать, когда все это произошло?» – спросила Колин.
«Они пошли покупать в магазин», – ответил мальчик.
Колин стала лихорадочно искать объяснений всему тому, что говорил Блэйк.
Вначале она решила, что мальчик просто фантазирует. Но затем она поняла, что
это непросто игра воображения. Как мог трехлетний малыш ясно представлять, что
его переезжают колеса грузовика? Почему он так точно показывал это и на его
лице была написана боль? Затем она предположила, что Блэйк вместе со своим
старшим братом мог увидеть это по телевизору, когда она была в другой комнате.
«Ты видел это телевизору?» – спросила Колин.
«Нет!» – сердито ответил Блэйк. Колин почувствовала, что сын раздражен
тем, что она не запомнила этот случай. «Нет, – повторил он, – это случилось на
улице».
Затем она спросила: «Ты умер?»
«Да», – ответил мальчик совершенно обычным голосом.
Колин объяснила мне, как странно было слышать этот обыденный тон ее
малыша, когда он описывал несчастный случай, словно давно знал о нем. Он никак
не показывал того, что шутит или фантазирует. Единственное, что можно было
различить в его тоне, – это раздражение по поводу ее глупых вопросов.
Больше он ничего не говорил по этому поводу, пока большой грузовик,
увозящий мусор, не подъехал к их дому. Блэйк указал на него и без всякого
предисловия заявил: «Похожий грузовик сбил меня». Она решила больше ни о чем не
спрашивать Блэйка в надежде, что он забудет об этом случае.
«Я люблю тебя, затем я тебя ненавижу»
Вскоре после того, как Блэйк рассказал Колин историю с грузовиком, он
впал в депрессию, которая на протяжении нескольких месяцев углублялась все
больше и больше. Колин заметила эту перемену лишь со временем – когда Блэйк
стал играть реже, чем обычно, утратил хорошее расположение духа и чувство юмора.
Были дни, когда Блэйк только то и делал, что сидел перед телевизором,
бессмысленно уставившись в экран, или устремлял невидящий взгляд в окно. Это
совсем не соответствовало его характеру. Блэйк был шалун, обожавший шумные
забавы. Соседи даже прозвали его «Смайли»8 за то, что он беспрестанно смеялся.
Колин чувствовала себя виноватой за состояние своего сына. Но, кроме
Блэйка, у нее был еще годовалый капризный младенец и шестилетний Тревор. И обо
всех нужно было заботиться. Она решила, что, возможно, Блэйк просто играет,
чтобы получить основную долю внимания. О средних детях иногда забывают,
подумала она, может быть, и Блэйк начал чувствовать себя заброшенным. Ей не
хотелось ни к кому обращаться за помощью – ведь друзья и родные могут обвинить
ее в том, что она плохая мать. Она и без того чувствовала себя отвратительно.
Но Колин знала, что не должна ни в коем случае игнорировать состояние
своего сына. В постепенном изменении настроения Блэйка было что-то загадочное.
Что-то происходило с ним, что-то, чего она не могла понять.
Она старалась развеселить сына различными способами и уделяла ему больше
внимания, чем обычно. Она ставила кассеты с его любимой музыкой, но Блэйк,
потанцевав немного, вновь возвращался на диван и устремлял свой взгляд в
пустоту. Однажды он смотрел по телевизору свою любимую программу «Мистер
Роджерс». В этом шоу было множество надувных шаров. Зная, как любит Блэйк
надувные шары, Колин воскликнула: «Не прелесть ли эти шары?» Блэйк просто
посмотрел на нее пустыми глазами и ответил: «Нет, шары плохие». Это не на шутку
взволновало ее. С Блэйком явно что-то происходило. Она старалась проводить с
ним побольше времени – читать ему детские книги, решать с ним головоломки, но
ответ был неизменным: «Уходи».
У Блэйка стали развиваться также и физические симптомы. Каждый день он
жаловался на то, что у него болит рука, нога или глаз, и всегда слева. «Хочешь,
я поглажу твое больное место?» – обычно спрашивала Колин в надежде, что Блэйку
понравится такое проявление внимания. Но тот неизменно отвечал: «Нет, уходи».
Она предложила сыну передать в картинках свои ощущения. Колин рассудила, что
если ему не хватает слов, то, возможно, ему будет легче изобразить на бумаге
тревожащие его образы. Но он просто нарисовал бурю линий и сказал: «Это мои
боли».
Колин попыталась обнять его и сказала: «Блэйк, возможно, я смогу помочь
тебе, ты ведь знаешь, как я тебя люблю». На что Блэйк ответил с большим
чувством: «Я люблю тебя, затем я тебя ненавижу!»
Позже Колин объясняла мне: «Казалось, он любил меня и ненавидел
одновременно. Он не мог объяснить почему. И я тоже не знала».
Она собиралась уже отвести сына к психотерапевту, но усомнилась, сможет
ли тот сделать для него что-то большее, чем она сама. Она продолжала обвинять
себя в его состоянии и боялась рассказать обо всем мужу, чтобы тот не обвинил
ее тоже.
Через три месяца, когда они всей семьей гостили в Лондоне, произошел
ужасный случай, который помог Колин осознать таинственную причину перемен,
приключившихся с ее сыном.
Вот как она рассказывает об этом: «Однажды в Лондоне, где царила
предрождественская суета, мы стояли на посреди улицы на «островке».
Регулировщик просвистел в свой свисток, чтобы пешеходы остановились. Мы все
жались друг к другу, как сардины в банке. Блэйк был в коляске, которую обычно
занимал его младший брат. Коляска стояла рядом с проезжей частью. Никто не
двигался. Но в тот момент, когда на улице показался большой грузовик, Блэйк
выскочил из коляски и бросился на проезжую часть. Я закричала, чтобы он
возвращался, но мальчик стоял как вкопанный, глядя на несущийся прямо на него
грузовик. Мой муж моментально схватил его на руки и оттащил с дороги. Водитель
грузовика резко затормозил, выскочил из машины и заорал на нас, что мы, мол, не
смотрим за ребенком. Все мы словно были заморожены ужасом.
Но тогда я впервые задумалась, не связана ли депрессия Блэйка с тем
случаем, о котором он пытался рассказать мне несколько месяцев назад? Мог ли он
считать, руководствуясь какой-то странной логикой, что он должен попасть под
грузовик еще раз? Это пугало меня по-настоящему».
Через две недели по возращении из Англии Колин увидела мое объявление в
журнале. Она тут же позвонила мне и рассказала историю Блэйка. Я почувствовала
ее расстройство и услышала страх в ее голосе, когда она спросила: «Если это
действительно воспоминание из прошлой жизни, значит ли, что оно должно
повториться сейчас?»
Она приходила в ужас от мысли, что Блэйк может снова попасть под грузовик.
Я также находила его поведение потенциально опасным. Он нуждался, чтобы к нему
проявили внимание немедленно. Я знала, что все описываемое Колин подходит под
формулу Фрейда «навязчивое повторение», то есть навязчивую потребность
повторить травматическое переживание, независимо от последствий. В случае с
Блэйком первоначальная травма, принудившая его выскочить на середину лондонской
улицы, находилась в его прошлой жизни.
Я заверила Колин в том, что Блэйк действительно переживает воспоминания
из прежней жизни, и рассказала ей о тех шагах, которые следует предпринять,
чтобы обеспечить его безопасность. Но вначале я убедилась, что это были
действительно воспоминания о прежней жизни, а не фантазии, сравнив характерные
черты случая с Блэйком и других, уже известных мне случаев.
Начнем с того, что Блэйку было три года, когда он впервые заговорил об
этих переживаниях. А это оптимальный возраст для воспоминания о прошлой жизни.
Он говорил своей матери о том, что его сбил грузовик, как о чем-то само
собой разумеющимся. По тону его голоса она знала, что Блэйк верит в свои слова.
Было ясно, что все это произошло в его мозгу. И его история не изменялась, как
ни выспрашивала его Колин насчет деталей.
Его видение несчастного случая было графически точным – это была
перспектива из-под колес. Его личное восприятие отличалось от того, каким оно
могло бы быть, наблюдай он за этим как зритель по телевизору. Как мог
трехлетний мальчик обладать подобной перспективой?
Блэйк говорил о болях в левой стороне его тела, а именно туда пришелся
первый удар грузовика. Все это, наряду с изменениями его личности,
свидетельствовало о подлинности воспоминаний.
Я не стала советовать Колин отвести своего сына к традиционному
психотерапевту, так как была убеждена, что причины его проблем коренились в
травме из прошлой жизни. Я была уверена, что большинство терапевтов не будут
знать, что делать с травмой из прошлых жизней, даже если они воспримут
заверения Колин совершенно серьезно. К тому же ни я, ни Колин не знали ни
одного детского психотерапевта, специализирующегося по прошлым жизням, который
бы жил в Чикаго или его окрестностях.
Мы сошлись на том, что лучшая стратегия – это попытаться помочь Блэйку ей
самой. Я знала, что в любом случае она не сможет повредить ему. А если Блэйку
не станет лучше, то мы попробуем что-то другое. Но прежде чем помогать своему
сыну, Колин должна понять основные принципы того, как воспоминания из прошлых
жизней могут влиять на настоящее.
Я проиллюстрировала Колин на примере регрессии Сары, как эмоции переходят
из прошлого в настоящее. Я рассказала о том, как убежденность Сары в том, что
родители из ее прошлой жизни не хотели помочь ей выбраться из огня, переросла в
злость по отношению к ним в этой жизни.
Когда я рассказывала о Саре, Колин внезапно ощутила шок узнавания. Не
сердился ли Блэйк сейчас на нее из-за того, что винил родителей из своей
прошлой жизни, которые не сумели уберечь его от несчастья? Когда Блэйк говорил:
«Я люблю тебя, затем тебя ненавижу», не путал ли он своего отношения к
родителям из той жизни и из этой? Интуитивно Колин поняла, что с ним происходит.