Библиотека Mosbiblio

2. Сестрички
Донья Соледад, казалось, что-то объясняла четырем
женщинам, которые окружали ее. Она делала драматические
жесты руками и держала свою голову в руках. Было очевидно,
что она рассказывала им обо мне. Я поехал вверх по
подъездной дороге к месту прежней стоянки. Я собирался ждать
их там. Я взвешивал, оставаться ли мне в машине или небрежно
сесть на левое крыло. Я решил стоять около дверцы машины,
готовый вскочить в нее и уехать, если будут намеки на
повторение чего-либо вроде происшествия предыдущего дня.
Я был уставшим. Я не смыкал глаз более 24 часов. Я
планировал раскрыть молодым женщинам сколько возможно об
инциденте с доньей Соледад, чтобы они могли принять
необходимые меры для помощи ей, а затем я собирался уехать.
Их присутствие произвело определенную перемену. Все казалось
заряженным новой мощью и энергией. Я ощутил эту перемену,
когда увидел донью Соледад, окруженную ими.
Откровение доньи Соледад, что они были ученицами дона
Хуана, придало им такую мучительную притягательность, что я
с трудом мог ожидать, чтобы встретиться с ними. Я задавал
себе вопрос, были ли они подобны донье Соледад. Она сказала,
что они были подобны мне самому, и что мы шли в одном и том
же направлении. Это легко можно было бы интерпретировать в
положительном смысле. Я хотел верить в это больше, чем во
что-либо еще.
Дон Хуан обычно называл их "лас эрманитас", сестрички,
- Самое подходящее наименование, по крайней мере, для двух,
которых я встречал, Лидии и Розы, - двух легких, похожих на
фей, очаровательных молодых женщин. Я вычислил, что им
должно было быть чуть больше двадцати, когда я впервые
встретил их, хотя Паблито и Нестор всегда отказывались
говорить об их возрасте. Две другие, Жозефина и Елена, были
полной загадкой для меня. Я обычно слышал, как их имена
упоминались время от времени, всегда в каком-то неблагопри-
ятном контексте. Из случайных замечаний, сделанных доном
Хуаном, я заключил, что они были какими-то причудливыми,
одна была помешанной, другая - тучной, вследствие этого их
держали в изоляции. Однажды я столкнулся с Жозефиной, когда
шел в дом вместе с доном Хуаном. Он представил меня ей, но
она закрыла лицо и убежала прочь прежде, чем я успел
поздороваться с ней. В другой раз я застал Елену, стиравшую
белье. Она была огромных размеров. Я подумал, что она,
должно быть, страдает расстройством желез. Я приветствовал
ее, но она не обернулась. Я никогда не видел ее лица.
После рекламы, которую им сделала донья Соледад во
время своих разоблачений, я ощущал желание побеседовать с
загадочными "эрманитас" и в то же самое время почти боялся
их.
Я вскользь глянул вниз на подъездную дорогу, собираясь
с силами, чтобы сразу встретиться со всеми ими. На дороге
было пусто. Там не было никого приближающегося, а только
минуту тому назад они были не больше, чем в 30 ярдах от
дома. Я взобрался на крышу машины, чтобы посмотреть. Там не
было никого идущего, даже собаки. Я запаниковал. Я
соскользнул вниз и был готов вскочить в машину и уехать, как
вдруг я услышал, как кто-то сказал: "эй, посмотри, кто
здесь".
Я быстро обернулся и оказался лицом к лицу с двумя
девушками, которые только что вышли из дома. Я сделал вывод,
что они, должно быть, прибежали впереди меня и вошли через
заднюю дверь. Я вздохнул с облегчением.
Две молодые девушки подошли ко мне. Я должен был
признаться самому себя, что раньше я никогда по-настоящему
не замечал их. Они были красивые, темные и очень худощавые,
но не тощие. Их длинные черные волосы были завязаны лентой.
Они были одеты в незамысловатые юбки, синие хлопчатобумажные
жакеты и коричневые башмаки и с низким каблуком и мягкой
подошвой. Они были без чулок, их ноги были стройные и
мускулистые. Их рост, должно быть, был 5 футов и 3-4 дюйма.
Они казались физически очень развитыми, они двигались с
большим изяществом. Одна из них была Лидия, другая - Роза.
Я приветствовал их, и тогда они в унисон протянули мне
руки для рукопожатия. Они встали по обе стороны от меня. Они
выглядели здоровыми и бодрыми. Я попросил их помочь мне
достать пакеты из багажника. Когда мы несли их в дом, я
услышал сильное рычание такое сильное и близкое, что оно
больше походило на рык льва.
- Что это такое? - спросил я Лидию.
- Ты не знаешь? - спросила она недоверчиво.
- Это должно быть пес, - сказала Роза, когда они
побежали в дом, практически увлекая меня за собой.
Мы разместили пакеты на столе и сели на две скамейки.
Обе девушки были обращены лицом ко мне. Я сказал им, что
донья Соледад очень больна и что я готовился забрать ее в
больницу в город, т.к. я не знал, что еще сделать, чтобы
помочь ей.
Когда я говорил, я осознал, что вступил на опасную
почву. У меня не было никакого способа оценить, сколько
информации я должен раскрыть им о подлинном характере моего
сражения с доньей Соледад. Я начал наблюдать, чтобы найти
ключ к этому. Я думал, что если буду внимательно наблюдать,
их голоса или выражение их лиц обнаружит как много они
знают. Но они продолжали молчать и предоставили мне самому
вести весь разговор. Я начал сомневаться в том, должен ли я
вообще выдавать какую-либо информацию по своей инициативе.
Пытаясь рассчитать, что мне делать, чтобы не допустить
промах, я кончил тем, что стал говорить чепуху. Лидия
оборвала меня. Сухим тоном она сказала, что мне нечего
беспокоиться о здоровье доньи Соледад, потому что они уже
приняли меры, чтобы оказать ей помощь. Это утверждение
заставило меня спросить ее, знает ли она, что случилось с
доньей Соледад.
- Ты забрал ее душу, - сказала она обвиняюще.
Моей первой реакцией было защищать себя. Я начал горячо
говорить, но кончил тем, что запутался в противоречиях. Они
пристально смотрели на меня. Я пришел в полное замеша-
тельство. Я попытался сказать то же самое другими словами.
Мое утомление было таким интенсивным, что я с трудом мог
собраться с мыслями. Наконец я сдался.
- Где Паблито и Нестор? - спросил я после длинной
паузы.
- Они скоро будут здесь, - мгновенно ответила Лидия.
- Вы были с ними? - спросил я.
- Нет! - воскликнула она и уставилась на меня.
- Мы никогда не бываем вместе, - объяснила Роза. - эти
бездельники отличаются от нас.
Лидия сделала повелительный жест своей ногой, чтобы она
замолчала. По-видимому, она была тем, кто отдавал приказы.
Уловив движение ее ног, я вспомнил один очень своеобразный
аспект моих отношений с доном Хуаном. Во время наших
бесчисленных скитаний он успешно, без всяких заметных усилий
обучил меня системе тайной коммуникации посредством
закодированных движений ног. Я заметил, что Лидия делала
Розе сигнал опасности, который подавался тогда, когда
что-либо происходящее в поле зрения сигнализирующего
является нежелательным или опасным. В данном случае - я. Я
засмеялся. Я вспомнил, что дон Хуан дал мне этот сигнал,
когда я впервые встретил дона Хенаро.
Я сделал вид, что не понимаю происходящего, чтобы
посмотреть, не смогу ли расшифровать их сигналы. Роза
сделала знак, что она собирается наступать на меня. Лидия
ответила повелительным знаком, запрещающим это.
Согласно дону Хуану, Лидия была очень талантлива. С его
точки зрения она была более чувствительной и алертной, чем
Паблито, Нестор и я сам. Мне никогда не удавалось завязать с
ней дружбу. Она была отчужденная и очень резкая. У нее были
огромные черные неподвижные глаза, которые никогда ни на
кого не смотрели прямо, широкие скулы и точеный нос, который
немного уплощался и расширялся на переносице. Я вспомнил,
что у нее были воспаленные красные веки, за что все
насмехались над ней. Краснота ее век исчезла, но она
продолжала тереть свои глаза и часто моргала. В течение лет
моей связи с доном Хуаном и доном Хенаро, я видел Лидию чаще
всего, и, несмотря на это, мы, вероятно, не обменялись друг
с другом больше чем дюжиной слов. Паблито считал ее очень
опасным существом. Я же всегда думал, что она была просто
чересчур застенчивой.
Роза, с другой стороны, была очень бойкой. По моему
мнению, она была самой младшей. У нее были открытые и
сияющие глаза. Она никогда не была изворотливой, но была
очень раздражительной. Я разговаривал с Розой больше, чем с
остальными. Она была дружелюбной, очень дерзкой и очень
забавной.
- Где остальные? - спросил я Розу.
- Они скоро придут, - ответила Лидия.
Мне было ясно, что несмотря на внешнее дружелюбие, на
уме у них было другое. Судя по их сигналам ногами, они были
столь же опасны, как донья Соледад, и все же, когда я сидел
там, глядя на них, мне казалось, что все было великолепно. Я
испытывал самые теплые ощущения к ним. В действительности,
чем более пристально они смотрели мне в глаза, тем
интенсивнее становилось ощущение. В один момент я даже
ощутил к ним настоящую страсть. Они были такими привлека-
тельными, что я мог сидеть там часами, глядя на них, но одна
отрезвляющая мысль заставила меня вскочить. Я не собирался
повторять свою ошибку прошлой ночи. Я решил, что лучшей
защитой будет выложить свои карты на стол. Твердым тоном я
сказал, что дон Хуан подстроил некоторого рода испытание для
меня, пользуясь доньей Соледад, или наоборот. Была
вероятность того, что он и их тоже настроил таким же
образом, и нам предстоит сражаться друг против друга в
некоторого рода битве, которая может причинить вред
кому-нибудь из нас. Я воззвал к их воинскому духу. Если они
настоящие наследницы дона Хуана, то они должны быть
неуязвимы со мной, раскрыть свои планы и не вести себя, как
обычные алчные человеческие существа.
Я повернулся в Розе и спросил у нее о причине, из-за
которой она хотела наступать на меня. Она на мгновение
растерялась, а потом рассердилась. Ее глаза пылали гневом, а
маленький рот сжался.
Лидия очень ясно объяснила мне, что мне нечего бояться
их, и что Роза сердится на меня потому, что я причинил вред
донье Соледад. Ее ощущения были исключительно личной
реакцией.
Тогда я сказал, что мне пора уходить. Лидия жестом
остановила меня. Она, казалось, испугалась или сильно
обеспокоилась. Она начала возражать, но тут меня отвлек шум,
доносящийся из-за двери. Две девушки прыгнули в мою сторону.
Что-то тяжелое прислонилось к двери или толкало ее. Тут я
заметил, что девушки закрыли ее на щеколду. Я ощутил
раздражение. Все это дело собиралось повториться снова, а я
утомился и устал от всего этого.
Девушки взглянули друг на друга, потом взглянули на
меня, а потом снова друг на друга.
Я услышал скуление и тяжелое дыхание какого-то большого
животного возле дома. Это мог быть пес. Изнеможение
помрачило мой ум в этот момент. Я бросился к двери, снял
щеколду и стал открывать ее. Лидия испуганно метнулась к
двери и снова закрыла ее.
- Нагваль был прав, - сказала она, запыхавшись. - ты
думаешь и думаешь. Ты тупее, чем я думала.
Она подтолкнула меня обратно к столу. Я приготовился в
уме в самых подходящих выражениях сказать им раз и навсегда,
что с меня достаточно. Роза села рядом со мной, касаясь
меня, я мог ощущать ее ногу, которая нервно соприкасалась с
моей. Лидия стояла лицом ко мне, глядя на меня в упор. Ее
горящие глаза, казалось, говорили что-то такое, чего я не
мог понять.
Я начал говорить, но не кончил. У меня возникло
внезапное и очень глубокое ощущение. Мое тело осознавало
зеленоватый свет, какую-то флюоресценцию снаружи дома. Я не
видел и не слышал ничего. Я просто осознавал свет, как если
бы я внезапно уснул и мои мысли превратились в образы,
наложенные на мир обыденной жизни. Свет двигался с большой
скоростью. Я мог чувствовать его своим животом. Я следовал
за ним, или, скорее, фокусировал на нем свои внимание на
мгновение, которое он двигался поблизости. Фокусирование
моего внимания на свет привело к большой ясности ума. Я знал
тогда, что в этом доме, в присутствии этих людей было
неправильно и опасно вести себя как наивный наблюдатель.
- Ты не боишься? - спросила Роза, указывая на дверь.
Ее голос нарушил мою концентрацию.
Я согласился, что то, что там было, испугало меня на
очень глубоком уровне, достаточным для того, чтобы я умер от
страха. Я хотел сказать еще, но тут меня охватила ярость и я
захотел увидеть и поговорить с доньей Соледад. Я не верил
ей. Я пошел прямо в ее комнату. Ее там не было. Я стал звать
ее, выкрикивая ее имя. В доме была еще одна комната. Я
распахнул дверь и ворвался туда. Там никого не было. Мой
гнев возрос в такой же пропорции, как и мой страх.
Я вышел через заднюю дверь и прошел к передней. В поле
зрения не было видно даже пса. Я яростно застучал в переднюю
дверь. Лидия открыла ее. Я вошел. Я заорал на нее, чтобы она
сказала мне, куда все делись. Она опустила глаза и не
ответила. Она хотела закрыть дверь, но я не позволил ей. Она
быстро вышла и пошла в другую комнату.
Я снова сел у стола. Роза не двигалась. Она, казалось,
застыла на месте.
Мы - одно и то же, - сказала она внезапно. - Нагваль
сказал нам это.
- Скажи в таком случае, кто рыскал вокруг дома? -
спросил я.
- Олли, - сказала она.
- Где оно сейчас?
- Оно все еще здесь. Оно не уйдет. В тот момент, когда
ты будешь слабым, оно сомнет тебя. Однако мы не можем ничего
рассказать тебе.
- Кто же тогда может рассказать мне?
- Ла Горда! - воскликнула Роза, открывая свои глаза так
широко, как могла. - она та, кто может. Она знает все.
Роза спросила меня, можно ли закрыть дверь, на всякий
случай. Не дожидаясь моего ответа, она медленно пошла к
двери и с шумом захлопнула ее.
- Пока мы здесь, нам ничего другого не остается, кроме
как ждать, - сказала она.
Лидия вернулась в комнату с каким-то пакетом, в котором
был какой-то предмет, обернутый в кусок темно-желтой
материи. Она казалась очень расслабленной. Я заметил, что
она имеет очень властные черты характера. Каким-то образом
она сообщила свое расположение духа Розе и мне.
- Ты знаешь, что здесь у меня? - спросила она.
Я не имел ни малейшего понятия. Она начала неторопливо
разворачивать сверток. Потом она остановилась и посмотрела
на меня. Она, казалось, колебалась. Она усмехнулась, как
будто очень стеснялась показать, что было в свертке.
- Этот пакет Нагваль оставил для тебя, - пробормотала
она, - но я думаю, что нам лучше подождать ла Горду. Я
настаивал, чтобы она развернула его. Она свирепо взглянула
на меня и унесла пакет из комнаты, не сказав ни слова. Я
наслаждался игрой Лидии. Она исполняла нечто такое, что
находилось в полном согласии с поручением дона Хуана. Она
продемонстрировала мне, как извлечь небольшую пользу из
обычной ситуации. Принеся пакет ко мне и сделав вид, что она
собирается открыть его, уведомив меня, что дон Хуан оставил
его для меня, она действительно создала тайну, которая была
почти невыносимой. Она знала, что я вынужден остаться, если
хочу узнать содержимое этого пакета. Я мог думать о
множестве вещей, которые могли быть в этом свертке.
По-видимому, это была трубка, которую дон Хуан использовал,
когда имел дело с психотропными грибами. Он как-то заметил,
что эта трубка будет отдана мне на хранение. Либо это мог
быть его нож, или кожаный кисет, или даже его магические
предметы силы. С другой стороны, это могла быть уловка со
стороны Лидии; дон Хуан был слишком изощрен, слишком
отвлечен, чтобы оставлять мне свои личные вещи.
Я сказал Розе, что я едва держусь на ногах и ослабел от
голода. У меня была идея поехать в город, отдохнуть пару
дней, а потом вернуться назад, чтобы увидеть Паблито и
Нестора. Я сказал, что к тому времени я смогу встретиться
даже с двумя другими девушками.
Тут вернулась Лидия, и Роза сказала ей о моем намерении
уехать.
- Нагваль дал нам приказания слушаться тебя, как его
самого, - сказала Лидия. - мы все являемся самим Нагвалем,
но ты являешься им больше всего по какой-то причине, которую
никто не понимает.
Обе они тотчас же заговорили со мной и гарантировали
всеми способами, что ни одна не собирается предпринимать
ничего против меня, как донья Соледад. У обеих в глазах
светилась такая горячая искренность, что даже мое тело
поверило. Я поверил им.
- Ты должен остаться, пока не вернется ла Горда, -
сказала Лидия.
- Нагваль сказал, что ты должен спать в его постели, -
добавила Роза.
Я начал ходить по комнате, мучаясь каверзной дилеммой.
С одной стороны, я хотел остаться и отдохнуть, я чувствовал
себя физически легко и счастливо в их присутствии, чего я не
ощущал днем раньше с доньей Соледад. С другой стороны, моя
разумная часть вообще не расслабилась. На этом уровне я был
таким же испуганным, как все время. У меня были моменты
слепого отчаяния, когда я действовал смело, но после того,
как эти действия заканчивались, я чувствовал себя таким же
уязвимым, как всегда.
Я погрузился в самоанализ, почти неистово вышагивая по
комнате. Обе девушки оставались неподвижными, с волнением
наблюдая за мной. Затем загадка внезапно разрешилась: я
знал, что что-то во мне лишь делало вид, что оно боится. Я
познакомился с этим способом реагировать в присутствии дона
Хуана. На протяжении лет нашей связи я всецело полагался на
него в отношении представления мне успокоительных мер от
моего страха. Моя зависимость от него давала мне утешение и
безопасность. Но теперь это было неразумно. Дон Хуан ушел.
Его ученики не имели его терпеливости, или его искушенности,
или его абсолютной власти. Искать у них утешения было
очевидной глупостью.
Девушки повели меня в другую комнату. Окно выходило на
юго-восток, там же была расположена и постель, которая
представляла собой толстый мат, вроде матраца. Большой,
длиной в два фута стебель агавы был разрезан таким образом,
что пористая ткань служила подушкой или опорой для шеи. В
средней части его была мягкая выемка. Поверхность агавы была
очень мягкой. Она, по-видимому, была отполирована вручную. Я
испробовал постель и подушку. Удобство и телесное
удовлетворение, которое я испытывал, были необыкновенными.
Лежа на постели дона Хуана я ощущал безмятежность и
удовлетворенность. Несравнимый покой охватил мое тело.
Однажды раньше у меня уже было подобное ощущение, когда дон
Хуан сделал мне постель на вершине холма в пустыне северной
Мексики. Я заснул.
Я проснулся с наступлением вечера. Лидия и Роза лежали
почти наверху меня, погруженные в глубокий сон. Я лежал
неподвижно 1-2 секунды, а затем обе одновременно проснулись.
Лидия зевнула и сказала, что они должны спать вместе со
мной, чтобы защитить меня и позволить мне отдохнуть. Я был
смертельно голоден. Лидия послала Розу в кухню приготовить
еды. Она тем временем засветила все лампы в доме. Когда еда
была готова, мы сели за стол. У меня было ощущение, как
будто я знал их или был с ними всю жизнь. Мы ели молча.
Когда Роза убирала стол, я спросил Лидию, спят ли они все в
постели Нагваля; это была единственная постель в доме, кроме
постели доньи Соледад. Лидия сказала прозаическим тоном, что
они выехали из этого дома несколько лет назад в свое
собственное место недалеко отсюда, и что Паблито уехал
одновременно с ними и живет с Нестором и Бениньо.
- Но что с вами случилось? Я думал, вы все живете
вместе, - сказал я.
- Больше нет, ответила Лидия. С тех пор, как Нагваль
ушел, мы имеем отдельные задания. Нагваль соединил нас и
Нагваль разделил нас.
- А где сейчас Нагваль? - спросил я самым небрежным
тоном, каким только смог.
Они посмотрели на меня, а затем взглянули друг на
друга.
- О, мы не знаем, - сказала Лидия. - он и Хенаро
покинули нас.
Они, кажется, говорили правду, но я еще раз настоял,
чтобы они рассказали мне то, что они знают.
- Мы действительно ничего не знаем, - отрезала мне
Лидия, очевидно, возбужденная моими вопросами. - они ушли в
другое место. Ты должен задать этот вопрос ла Горде. Она
должна что-то рассказать тебе. Она знала вчера, что ты
приехал, чтобы попасть сюда. Мы боялись, что ты умер.
Нагваль сказал, что ты единственный, кому мы должны помогать
и верить. Он сказал, что ты - это он сам.
Она закрыла свое лицо и захихикала, а потом добавила:
"но в это трудно поверить".
- Мы не знаем тебя, - сказала Роза. - вот в чем дело.
Мы четверо чувствуем одинаково. Мы боялись, что ты умер, а
когда мы увидели тебя, мы рассердились на тебя за то, что ты
не умер. Соледад для нас словно мать, может быть, даже
больше, чем мать.
Они обменялись заговорщецким взглядом друг с другом. Я
немедленно интерпретировал его как сигнал опасности. Они
задумали что-то недоброе. Лидия заметила мое внезапное
недоверие, которое, должно быть, было написано у меня на
лице. Она отреагировала серией утверждений об их желании
помогать мне. Я, фактически, не имел основания сомневаться в
их искренности. Если бы они хотели причинить мне вред, они
могли бы сделать это тогда, когда я спал. Они говорили так
убедительно, что я ощутил себя мелочным. Я решил
распределить подарки, которые я привез для них. Я сказал им,
что в пакетах находятся кое-какие безделушки и что они могут
выбирать то, что им понравится. Лидия сказала, что они
предпочли бы, чтобы я сам вручил подарки. Очень любезным
тоном она добавила, что они были бы благодарны, если бы я
также вылечил Соледад.
- Что по-твоему я должен сделать, чтобы вылечить ее? -
спросил я ее после долгого молчания.
- Использовать свой дубль, - сказала она сухим тоном.
Я тщательно объяснил, что донья Соледад едва
предательски не убила меня, и что я остался в живых
благодаря чему-то во мне, что не было ни моим умением, ни
моим знанием. Что касается меня, то неуловимое что-то, что
кажется, нанесло ей удар, было реальным, но недостижимым.
Короче говоря, я мог помочь донье Соледад не больше, чем
сходить на луну.
Они слушали меня внимательно, оставаясь неподвижными,
но возбужденными.
- Где донья Соледад сейчас? - спросил я Лидию.
- Она вместе с ла Гордой, - сказала она унылым тоном. -
ла Горда забрала ее и пытается вылечить ее, но мы не знаем,
где они на самом деле.
- А где Жозефина?
- Она пошла искать свидетеля. Он единственный, кто
может вылечить Соледад. Роза считает, что ты знаешь больше,
чем свидетель, но т.к. ты рассердился на Соледад, ты желаешь
ее смерти. Мы не виним тебя.
Я заверил их, что я не рассержен на нее, уж во всяком
случае я не желаю ее смерти.
- Тогда вылечи ее, - сказала Роза сердитым пронзите-
льным голосом. - свидетель сказал нам, что ты всегда знаешь,
что делать, а свидетель не может ошибаться.
- А кто такой, черт побери, свидетель?
- Нестор - свидетель, - сказала Лидия, как будто она
была вынуждена произнести его имя. - ты знаешь это. Ты должен
знать. Я вспомнил, что во время нашей последней встречи дон
Хенаро называл Нестора свидетелем. Я подумал тогда, что это
прозвище было шуткой или уловкой, которую Хенаро
использовал, что ослабить охватившее всех напряжение и боль
тех последних совместных минут.
- Это была не шутка, - сказала Лидия твердым тоном. -
Хенаро и Нагваль вели свидетеля по иному пути. Они брали его
с собой всюду, куда они ходили. Я имею в виду - всюду! И
свидетель был свидетелем всего, что надо было засвиде-
тельствовать.
Очевидно, между нами было ужасное отсутствие
взаимопонимания. Я понял, что я был практически чужим для
них. Дон Хуан держал меня вдали от всех, включая Паблито и
Нестора. Кроме случайных "здравствуйте" и "до свидания",
которыми мы обменивались на протяжении лет, мы никогда
по-настоящему не разговаривали. Я знал их всех, главным
образом, по описаниям, которые дон Хуан давал мне. Хотя я
однажды встретил Жозефину, я не помнил, как она выглядела, и
все, что я видел у ла Горды, это ее гигантский зад. Я сказал
им, что я даже не знал, вплоть до сегодняшнего дня, что они
четверо были ученицами дона Хуана и что Бениньо тоже был
членом группы.
Они обменялись друг с другом смущенными взглядами. Роза
открыла рот, собираясь что-то сказать, но Лидия дала ей
команду ногами. Я полагал, что после длинного и откровенного
объяснения они больше не будут тайком сообщаться друг с
другом. Мои нервы были так взвинчены, что их скрытые
движения ног привели меня в ярость. Я заорал на них во всю
мочь и грохнул по столу правой рукой. Роза встала с
невероятной скоростью, и, по-видимому, в ответ на ее
внезапное движение мое тело само по себе, без участия
разума, отступило назад, как раз вовремя, чтобы избежать на
несколько дюймов удара массивной палкой или каким-то тяжелым
предметом, который Роза держала в своей левой руке. Он упал
на стол с оглушительным шумом.
Я снова услышал, как и предыдущей ночью, когда донья
Соледад душила меня, очень своеобразный и загадочный звук,
подобный звуку ломающейся трубки, прямо за трахеей в
основании своей шеи. Мои глаза вытаращились и с быстротой
молнии моя левая рука опустилась на верхушку резиновой палки
и уничтожила ее. Я сам видел эту сцену так, как если бы
наблюдал кинофильм.
Роза завопила, и я тогда осознал, что я наклонился
вперед и всей своей тяжестью ударил оборотную сторону ее
ладони своим левым кулаком. Я был потрясен. То, что
произошло, показалось мне нереальным. Это был кошмар. Роза
продолжала вопить. Лидия увела ее в комнату дона Хуана. Я
слышал ее крики боли еще некоторое время, а затем они
прекратились. Я сел у стола. Мои мысли были хаотическими и
бессвязными.
Своеобразный звук в основании своей шеи я осознал очень
остро. Дон Хуан охарактеризовал его как звук, который
производит человек в момент изменения скорости. Я смутно
помнил, что испытывал этот звук в его компании. Хотя я начал
сознавать его прошлой ночью, я не признавал его полностью,
пока это не случилось с Розой. Затем я осознал, что этот
звук вызвал особое чувствование тепла на небе и в ушах. Сила
и сухость звука заставили меня подумать о звоне большого
треснувшего колокола.
Немного погодя вернулась Лидия. Она казалась более
спокойной и собранной. Она даже улыбалась. Я попросил ее
помочь мне распутать эту загадку и рассказать мне, что
случилось. После длительного колебания она рассказала мне,
что когда я заорал и грохнул по столу, Роза стала
возбужденной и нервной и подумала, что я собираюсь причинить
ей вред, и она попыталась ударить меня своей "сновидной
рукой". Я увернулся от ее удара и стукнул ее по тыльной
стороне ее руки таким же образом, как я ударил донью
Соледад. Лидия сказала, что рука Розы будет беспомощной,
пока я не найду способа помочь ей.
Затем в комнату пришла Роза. Ее рука была замотана в
кусок материи. Она взглянула на меня. Ее глаза были подобны
глазам ребенка. Мои ощущения были в полном смятении. Но
другая часть оставалась невозмутимой. Если бы не эта часть,
то я не остался бы в живых после нападения доньи Соледад или
сокрушительного удара Розы.
После долгого молчания я сказал им, что с моей стороны
было мелочно раздражаться их сообщениями посредством ног, но
что нельзя сравнить орание и стучание по столу с тем, что
сделала Роза. В виду того, что я не был знаком с их
практикой, она могла сильно повредить мою руку своим ударом.
Я потребовал самым угрожающим тоном, чтобы она показала
мне свою руку. Она с неохотой развернула ее. Рука была
опухшая и красная. В моем уме не оставалось никакого
сомнения, что эти люди осуществляли определенного рода
испытания, которые дон Хуан подстроил мне. Вступая в
конфронтацию с ним, я был ввергнут в сферу, которую
невозможно было достичь или постигнуть в разумных терминах.
Он повторял снова и снова, что моя разумность охватывает
только очень маленькую часть того, что он называл
целостностью самого себя. Под напором непривычной и вполне
реальной опасности моего физического уничтожения, мое тело
должно было воспользоваться своими скрытыми ресурсами, либо
умереть. Трюк, казалось, заключался в принятии возможности,
что такие ресурсы существуют и могут быть достигнуты. Годы
тренировки были шагами для того, чтобы прибыть к этому
понятию. Согласно своей предпосылке о невозможности никаких
компромиссов, дон Хуан добивался полной победы или полного
поражения для меня. Если бы тренировка потерпела неудачу,
чтобы привести меня в контекст с моими скрытыми ресурсами,
то испытание сделало бы это очевидным, в каковом случае я
практически ничего не смог бы сделать. Дон Хуан сказал донье
Соледад, что я убил бы самого себя. Будучи столь глубоким
знатоком человеческой природы, он, вероятно, был прав.
Было пора переменить направление действий. Лидия
сказала, что я мог бы помочь Розе и донье Соледад той же
самой силой, которая причина им вред; проблема, следова-
тельно, была в том, чтобы воспроизвести правильную
последовательность ощущения, или мыслей, или чего-то еще,
чтобы заставить мое тело высвободить эту силу. Я взял руку
Розы и стал трогать ее, чтобы она излечилась. Я испытывал к
ней только наилучшие ощущения. Я гладил ее руку, сжимал ее
(Розу) в объятиях долгое время. Я гладил ее голову, и она
уснула на моем плече, однако, краснота и опухлость ее руки
не претерпела никаких изменений.
Лидия наблюдала за мной, не говоря ни слова. Она
улыбалась мне. Я хотел сказать ей, что потерпел фиаско как
исцелитель. Ее глаза, казалось, поймали мое настроение и
удерживали его до тех пор, пока оно не застыло.
Роза хотела спать. Она была смертельно усталая либо
больная. Я не хотел доискиваться, какая из двух причин имела
место. Я поднял ее на руки, она была легче, чем я мог
вообразить. Я отнес ее к постели дона Хуана и осторожно
уложил ее. Лидия укрыла ее. В комнате было очень темно. Я
выглянул из окна и увидел безоблачное небо, усыпанное
звездами. Вплоть до этого момента я упускал из виду тот
факт, что мы находились на довольно большой высоте.
Когда я взглянул на небо, я ощутил прилив оптимизма.
Казалось, что звезды каким-то образом рады мне. Смотреть в
юго-восточном направлении было действительно восхитительно.
Внезапно у меня возникло ощущение, которое я ощущал
обязанным удовлетворить. Я захотел посмотреть, насколько
отличался вид неба из окна доньи Соледад, которое было
обращено на север. Я взял Лидию за руку с намерением повести
туда, но щекочущее чувство на макушке моей головы остановило
меня. Оно прошло, как волна ряби по спине к пояснице, а
оттуда к подложечной ямке. Я сел на мат. Я попробовал
вспомнить свои ощущения. Казалось, в тот самый момент, когда
я ощутил щекочущее раздражение на своей голове, мои мысли
уменьшились по силе и по количеству. Я пытался, но не мог
вовлечь себя в обычный ментальный процесс, который я называл
думанием. Мои размышления заставили меня забыть о Лидии. Она
опустилась на колени на пол лицом ко мне. Я начал
осознавать, что ее огромные глаза внимательно рассматривают
меня на расстоянии в несколько дюймов. Я автоматически взял
ее руку и снова пошел в комнату доньи Соледад. Когда мы
подошли к двери, я ощутил, что все ее тело оцепенело. Я
должен был потянуть ее. Я уже собрался переступить через
порог, как вдруг мне бросилась в глаза громадная черная
масса человеческого тела, лежащая у стенки напротив двери.
Зрелище было таким неожиданным, что я ахнул и выпустил руку
Лидии. Это была донья Соледад. Ее голова покоилась около
стены. Я обернулся к Лидии. Она отскочила на пару шагов. Я
хотел прошептать, что донья Соледад вернулась, но никаких
звуков моих слов не было, хотя я был уверен, что прошептал
их. Я попытался заговорить снова, но не смог. Было так, как
если бы слова требовали слишком много времени, а мне его не
хватало. Я вступил в комнату и направился к донье Соледад.
По-видимому, ей было очень больно. Я присел около нее и
прежде, чем спросить ее о чем-нибудь, я поднял ее голову,
чтобы посмотреть на нее. Я увидел, что на ее лбу что-то, это
выглядело, как пластырь из листьев, который она сделала
себе. Он был темный, липкий на ощупь. Я ощутил повелительную
необходимость снять его со лба. Очень уверенным движением я
обхватил ее голову, откинул ее назад и сорвал пластырь. Он
был похож на облезшую резину. Она не двигалась и не
жаловалась на боль. Под пластырем было желтовато-зеленое
пятно. Оно двигалось, как если бы оно было живое или
насыщено энергией. Я посмотрел на него на мгновение, не
будучи в состоянии ничего сделать. Я ткнул в него пальцем, и
оно пристало к нему, как клей. Я не впал в панику, как я
обычно делаю; эта штука мне скорее понравилась. Я помешал ее
кончиками пальцев, и вся она сошла со лба. Я встал. Липкая
субстанция давала ощущение тепла. Мгновение она была похожа
на пасту, а затем высохла между моими пальцами и на ладони
руки. Затем я получил другой толчок озарения и побежал в
комнату дона Хуана. Я схватил Розину руку и стер то же самое
флюоресцирующее желтовато-зеленое вещество с ее руки,
которое я стер со лба доньи Соледад.
Мое сердце колотилось так сильно, что я едва мог стоять
на ногах. Я захотел лечь, но что-то во мне толкнуло меня к
окну и заставило стряхнуть пятно.
Я не могу вспомнить, как долго я стряхивал его.
Внезапно я ощутил, что что-то трется о мою шею и плечи. Тут
я начал осознавать, что я был практически голым и сильно
вспотел. Лидия обернула мои плечи тряпкой и вытирала пот с
моего лба. Ко мне сразу же вернулся мой нормальный
мыслительный процесс. Я оглядел комнату. Роза была в
глубоком сне. Я побежал в комнату доньи Соледад. Я ожидал
найти ее тоже спящей, но там никого не было. Лидия пришла
вслед за мной. Я рассказал ей, что случилось. Она бросилась
к Розе и стала ее будить, в то время как я одевался. Роза не
хотела просыпаться. Лидия схватила ее за здоровую руку и
встряхнула ее. Одним пружинящим движением Роза встала и
полностью проснулась. Они стали носиться по дому, гася
лампы. Они, казалось, готовы были удирать. Я хотел спросить
их почему они так торопятся, как вдруг я сам осознал, что я
тоже оделся с большой поспешностью. Мы носились вместе,
более того, они, казалось, ожидали моих прямых указаний.
Мы выбежали из дома, неся все пакеты, которые я привез.
Лидия мне посоветовала их не оставлять, я не распределил их,
и они все еще принадлежали мне. Я швырнул их на заднее
сиденье машины, в то время, как две девушки примостились на
переднем. Я завел машину и медленно поехал назад, нащупывая
путь в темноте.
Когда мы были на дороге, я вплотную столкнулся с самой
настоящей проблемой. Обе они заявили в унисон, что я являюсь
их лидером; их действия зависят от моих решений. Я был
Нагвалем. Мы не могли выбежать из дома и уезжать бесцельно.
Я должен руководить ими. Но я, по правде говоря, не имел ни
малейшего понятия куда ехать или что делать. Я случайно
повернулся посмотреть на них. Фары бросали отблеск внутрь
машины, и их глаза были подобны зеркалам, отражающим его. Я
вспомнил, что глаза дона Хуана делали то же самое, они,
казалось, отражали больше света, чем глаза обыкновенного
человека.
Я знал, что обе девушки осознавали мое безвыходное
положение. Лучше было бы пошутить насчет него, чтобы
прикрыть мою несостоятельность, но я прямолинейно возложил
ответственность за решение на них. Я сказал, что я еще не
привык к роли Нагваля и буду признателен им, если они
сделают мне предложение или указание, куда нам следует
ехать. Они, казалось, были недовольны мною. Они щелкнули
языком и покачали головой. Я наскоро перебрал в уме
различные варианты действия, ни один из которых не был
подходящим, - такие, как отвезти их в город, или взять их в
дом Нестора, или даже взять их в Мехико.
Я остановил машину. Я двигался по пути к городу. Мне
больше всего в мире хотелось поговорить с девушками
откровенно. Я открыл рот, собираясь начать, но они
отвернулись от меня, повернувшись лицом друг к другу и
положили свои руки друг другу на плечи. Это, по-видимому,
означало, что они отключились и не слушали меня.
Мое расстройство было огромным. Чего я жаждал в этот
момент - это умения дона Хуана владеть любой ситуацией, его
интеллектуальной способности дружеского общения, его юмора.
Вместо этого я находился в компании двух дурочек.
Я подметил выражение подавленности в лице Лидии и это
остановило лавину колкостей к самому себе. Я впервые начал
отчетливо осознавать, что нашим взаимным разочарованиям не
было конца. Очевидно, они тоже привыкли, хотя и в другой
манере, к владению дона Хуана. Для них сдвиг от самого
Нагваля ко мне был катастрофическим. Я долго сидел с
включенным мотором. Затем внезапно у меня снова возникла
телесная дрожь, которая началась на верхушке моей головы,
как щекочущее ощущение, и тут я знал, что случилось, когда я
недавно вошел в комнату доньи Соледад. Я не видел ее в
обычном смысле. То, что, как я думал, было доньей Соледад,
лежащей у стены, было в действительности памятью о ней,
оставившей свое тело в момент удара. Я также знал, что когда
я коснулся той липкой флюоресцирующей субстанции, я вылечил
ее, и что это была некоторого сорта энергия, которую я
оставил в ее голове и в руке Розы благодаря своим ударам.
В моем уме мелькнуло видение одного определенного
ущелья. Я стал убежден, что донья Соледад и ла Горда
находятся там. Мое знание не было лишь предположением, оно
скорее было истиной, которая не нуждалась в дополнительном
подтверждении. Ла Горда взяла донью Соледад на дно этого
определенного ущелья и в этот самый момент пыталась вылечить
ее. Я хотел сказать ей, что не нужно было лечить опухоль на
лбу доньи Соледад и что им не было необходимости оставаться
там.
Я описал свое виденье девушкам. Обе они сказали мне,
как обычно говорил дон Хуан, чтобы я не индульгировал. У
них, однако, эта реакция была более подходящей. Я никогда не
принимал всерьез его критику или насмешки, но в случае двух
девушек это было иначе. Я ощутил обиду.
- Я отвезу вас домой , - сказал я. - где вы живете?
Лидия повернулась ко мне и яростно сказала, что обе они
- мои подопечные, и что я должен позаботиться об их
безопасности, т.к. по требованию Нагваля они отказались от
своей свободы действий для того, чтобы помогать мне. Тут у
меня вспыхнул гнев. Я захотел шлепнуть девушек, но тут я
ощутил странную дрожь, которая пробежала по моему телу. Она
снова началась, как щекочущее раздражение на верхушке
головы, прошла вниз по спине и достигла пупочной области, и
тогда я знал, где они живут. Щекочущее ощущение было подобно
щиту, мягкому теплому слою пленки. Я мог чувствовать его
физически, как оно покрывает участок между лобковыми костями
и краем ребер. Мой гнев исчез и сменился странной
трезвостью, отрешенностью и в то же время желанием смеяться.
Я знал тогда нечто трансцендентальное. Под натиском действий
доньи Соледад и сестричек мое тело прекратило составление
мнений; в терминах дона Хуана я остановил мир. Я сочетал два
разобщенных чувствования, щекочущее раздражение на самой
верхушке голове и сухой треснувший звук в основании шеи: в
их соединении заключается способ к этому прекращению
составления мнений.
Когда я сидел в машине с двумя девушками на краю
пустынной горной дороги, я знал как факт, что я первый имел
полное осознание остановки мира. Это ощущение привело на ум
мне воспоминание о другом подобном, самом первом телесном
осознании, которое я имел годы тому назад. Оно имело
отношение к щекочущему раздражению на верхушке головы. Дон
Хуан сказал, что маги должны культивировать такое
чувствование, и он подробно описал его. Согласно ему, это
было нечто вроде зуда, которые не был ни приятным, ни
болезненным и который появлялся на верхушке головы. Чтобы
познакомить меня с ним на интеллектуальном уровне, он описал
и проанализировал его особенности. Затем в практическом
отношении он предпринял попытку руководить мною в развитии
необходимого телесного ознакомления и запоминания этого
телесного ощущения, заставляя меня бегать по веткам и
скалам, которые выдавались в горизонтальной плоскости на
несколько дюймов над моей головой.
На протяжении нескольких лет я пытался следовать его
указаниям, но с одной стороны я не смог понять то, что он
имел в виду своим описанием, а с другой стороны, я не смог
снабдить тело адекватной памятью, путем следования его
прагматическим мерам. Я никогда ничего не ощущал на верхушке
своей головы, когда я бегал под ветками и скалами, которые
он избрал для своих демонстраций. Но однажды мое тело само
собой открыло это чувствование, когда я заводил высокую
грузовую тележку в высокий трехъярусный гараж. Я въехал в
ворота гаража с той же скоростью, с какой я обычно въезжал
на своем маленьком двухдверном седане; в результате с
высокого сиденья тележки я почувствовал, как поперечная
бетонная балка крыши скользит по моей голове. И не смог
остановить тележку вовремя и получил ощущение, что бетонная
балка содрала с черепа кожу. Я никогда еще не водил такой
высокий транспорт, как эта тележка, поэтому я не мог
соответствующим образом настроить восприятие. Промежуток
между верхом тележки и крышей гаража, как мне казалось,
отсутствовал. Я ощущал балку кожей своего черепа.
В тот вечер я ездил часами внутри своего гаража, давая
своему телу накопить память об этом щекочущем чувстве.
Я повернулся лицом к двум девушкам и хотел сказать им,
что я только что выяснил, что я знаю, где они живут. Я
воздержался от этого. Не было никакого способа описать им,
что щекочущее чувство заставило меня вспомнить случайное
замечание, которое дон Хуан сделал мне однажды, когда мы
проходили мимо одного дома по пути к Паблито. Он указал на
необычные особенности окружения и сказал, что этот дом был
идеальным местом для успокоения, но не был местом для
отдыха. Я повез их туда.
Их дом довольно большой. Это была такая же саманная
постройка с деревянной крышей, как дом доньи Соледад. Он
имел одну длинную комнату в передней части, крытую открытую
кухню в задней части дома, огромный патио (внутренний