Библиотека Mosbiblio

В 1860 году старец Макарий отправился в Москву на аудиенцию к митрополиту Филарету. Благодаря дару прозорливости старец Макарий предвидел скорую кончину нынешнего настоятеля Оптиной пустыни старца Моисея, да и прочувствованные на себе подступающие болезнь и упадок физических и духовных сил не позволяли ему питать иллюзий по поводу продолжительности собственной жизни. Благоволивший к старцам Оптиной пустыни митрополит Филарет встретил старца Макария милостиво. Во время продолжительной беседы с митрополитом старец Макарий попросил, чтобы место настоятеля Оптиной пустыни после кончины игумена Моисея занял скитский иеромонах Исаакий. И подкрепил свою просьбу подробным рассказом об отце Исаакии.

 

31 мая 1810 года в городе Курске в семье потомственного купца и почетного гражданина Ивана Васильевича Антимонова родился пятый ребенок, сын, названный при крещении Иваном. Семья Антимоновых была старой купеческой закваски и по традиции вела строгий и суровый патриархальный образ жизни. Антимоновых любили и уважали за купеческую честность, благотворительное милосердие к бедным, постоянные пожертвования на украшение городского храма.

Неудивительно, что Ивана воспитывали в строгом соответствии с семейными традициями, в послушании родителям, уважении к старшим, любви к Церкви и молитве. Дед мальчика по отцу был человеком глубоко верующим. Любовь к посещению храмов дед привил и отцу Ивана, и всем другим членам семейства. Но сердцем он прикипел к младшему внуку и часто брал его с собой в храм, куда ходил ежедневно к утрене и обедне.

Иван рос скромным и добрым. Он был общителен, умел и любил пошутить, легко находил общий язык с другими детьми. Постепенно отец переложил на него практически все хозяйственные обязанности. С делами Иван управлялся умело, в этом помогал ему ясный ум и легкость в общении, как со своими работниками, так и с поставщиками и другими клиентами. Со всеми он был приветлив, мягок в обращении, чем снискал ответное уважение. На практике постигая хитрую купеческую науку – торговля, склады, управление хозяйством, людьми, – во всем добиваясь успехов; он тогда еще не знал, что все эти навыки пригодятся ему в монашеской жизни.

К монашеству Иван стремился всей душой, но скрывал это стремление от близких. Для отца он уже стал незаменимым помощником в делах. В нем было очень развито послушание, а послушание родителям стояло на первом месте. Однако он строго соблюдал все посты, а становясь на молитву, ежедневно клал по тысяче поклонов.

Долгие годы трудился Иван на благо семьи, и все это время зрела у него мысль об уходе в монастырь. Отец неоднократно находил ему невест, но каждый раз сватовство по разным причинам расстраивалось. Иван, которому шел уже тридцать шестой год, посчитал это знамением, особенным знаком свыше и окончательно принял решение покинуть мирскую жизнь и уйти в монастырь. Тем более что немногим раньше его старший брат, Михаил Иванович, поступил в Оптину пустынь.

Иван часто и с удовольствием навещал брата в обители. Во время этих приездов он знакомился с монастырской жизнью. Ему посчастливилось лично узнать старца Льва, который произвел на него огромное впечатление. Старец Лев побеседовал с Иваном Ивановичем, с отеческой любовью выслушал все его сомнения и, когда настало время прощания, предсказал, что в недалеком будущем тот обязательно станет монахом.

Познакомился Иван Иванович и с настоятелем обители – старцем Моисеем, и со старцем Макарием. Оптинские старцы сразу расположились к приветливому и пытливому гостю обители, отмечая его доверие к ним. После смерти старца Льва особо сердечные и доверительные отношения сложились у Ивана Ивановича со старцем Макарием. Он даже состоял с ним в переписке.

Решимость уйти в монастырь крепла в Иване Ивановиче. В 1847 году отец послал его по торговым делам на Украину. Выполнив все порученные ему дела, Иван Иванович написал письмо отцу. Он ставил отца в известность, что решил порвать с миром и отправляется в Оптину пустынь, чтобы стать монахом.

Прибыв в Оптину пустынь, Иван Иванович не застал в ней своего брата, тот был переведен в Тихонову пустынь, а позже в Киево-Печерскую лавру (там достиг сана архимандрита и должности наместника лавры).

– Отец, разумеется, был очень рассержен решением сына? – утвердительно спросил митрополит старца Макария.

– Очень! – подтвердил старец. – Конечно, мы приняли Ивана Ивановича в Оптину. Я посоветовал игумену Моисею дозволить поступить ему в скит. Все-таки по всему было видно, наш человек. Игумен не возражал. Послушника Иоанна определили сначала на пасеку, заодно поручили и послушание печь хлеб. Некоторое время он был и поваром. Все послушания Иоанн выполнял с радостью и старанием. Видим, что не ошиблись в нем, по своему пути человек идет. Через год я вызвал его и настоятельно посоветовал отправиться в Курск просить у отца прощения за самовольный поступок. И, предчувствуя, что тяжелое это будет дело, как его духовный отец вызвался сопровождать послушника. Да и интересно было познакомиться с отцом, который двух таких монахов воспитал.

Я не ошибся, дело действительно выдалось непростое. Иван Васильевич был очень обижен на сына. На него возлагал отец большие надежды, думая, что он унаследует купеческое дело Антимоновых, продолжит и сохранит славные купеческие и семейные традиции. Он мне рассказал, что еще до рождения Ивана, в 1809 году, по совету своего отца совершил паломничество в Киев к старцу иеромонаху отцу Парфению. Прозорливый старец встретил незнакомого купца словами: «Блаженно чрево, родившее монаха». Иван Васильевич постеснялся спросить старца о смысле высказывания и понял его значительно позже, когда его старший сын, Михаил, ушел в Оптину пустынь и стал монахом. Но внутренне он уже был готов к такому решению старшего сына, возможно, поэтому и не готовил его в преемники. Поступок же младшего сына застал его врасплох, Иван Васильевич чувствовал себя обманутым в своих ожиданиях.

– Полагаю, примирение отца и сына состоялось не без вашего горячего участия, молитв, заступничества и ходатайства? – снова утвердительно спросил митрополит.

– Благословение отца послушник Иоанн получил, – спрятал улыбку старец и продолжил рассказ.

В обители послушник Иоанн не только исправно выполнял возложенные на него послушания, но и пел на клиросе, по благословению старца Макария келейно выполнял переплетные работы. На все службы в храме являлся первым и уходил последним.

Семь лет он был послушником. Порой ему приходилось очень трудно, он признавался, что исконный враг человечества сильно возмущал его душу помыслами покинуть святую обитель. Помогали усердные молитвы и строгий пост. В его келье, хоть и пришел он в монастырь человеком состоятельным, не было ничего лишнего, даже ценных икон.

5 октября 1854 года послушник Иоанн принял монашеский постриг с новым именем Исаакий. С этого времени он еще более ревностно стал относиться к совершенствованию своего внутреннего духовного мира, ограничивал себя в еде и отдыхе. Он оставил даже невинные шутки, которыми по природному своему остроумию прежде любил веселить монастырскую братию, стал уклоняться от лишних разговоров, постепенно привыкая к безмолвию. Отец Исаакий думал только о спасении своей души, всячески уклоняясь даже от принятия сана священства. И только многолетняя привычка беспрекословно подчиняться воле своего духовного отца, старца Макария, заставила послушаться его убеждений, и против своей воли, со слезами на глазах, отец Исаакий согласился на посвящение, после чего был рукоположен в иеродиакона, а 19 июня 1858 года в иеромонаха.

Старец Макарий вернулся из Москвы в Оптину с благословением митрополита Филарета готовить в преемники игумену Моисею отца Исаакия.

 

Эта новость недолго была тайной для монахов Оптиной. Когда слух дошел до иеромонаха Исаакия, он тотчас отправился к старцу Макарию, полный решимости отказаться от столь высокой должности. Но старец Макарий, выслушав возражения иеромонаха Исаакия, ответил: «Если воля Божия будет на это и будут тебя избирать, то не отказывайся. Только не гордись!»

Старец Макарий скончался в конце 1860 года, препоручив отца Исаакия на попечение своему ученику и преемнику старцу Амвросию. Отец Исаакий, послушный воле своего умершего духовного наставника, с готовностью вручил себя духовному руководству старца Амвросия. И хотя старец Амвросий был на два года моложе отца Исаакия, он относился к своему новому духовному наставнику с неизменной преданностью, сыновней любовью и послушанием. Уже занимая высокие посты в монастырской иерархии, он каждую субботу, накануне служения, отправлялся в скит для исповеди. На исповедь к старцу Амвросию приходило много народа, и отец Исаакий стоял со всеми в очереди, терпеливо дожидаясь, когда придет его черед. Ждать иногда приходилось очень подолгу. Послушание отца Исаакия было образцовым. Будучи даже настоятелем обители, он никогда не принимал важных решений и не приступал ни к каким делам без совета и благословения своего старца. И следовал этому неукоснительно. Будучи уже в преклонном возрасте игуменом обители, а позже, в 1885 году, архимандритом, ходил он на исповеди к своему духовнику и беседовал с ним, стоя на коленях, как простой послушник. И не только сам регулярно исповедовался у старца, но и призывал к этому монастырскую братию: «Отцы и братья! Нужно ходить к старцу для очищения совести», – повторял он при каждом удобном случае.

Через два года после смерти старца Макария, в 1862 году, скончался и старец Моисей. Помня суровый наказ старца Макария, отцу Исаакию пришлось заменить старца Моисея в управлении обителью. 8 сентября 1864 года отец Исаакий был возведен архиепископом Гермогеном в сан игумена.

 

Игумен Исаакий впоследствии с горькой иронией говорил: «Я принял обитель с одним гривенником». Так оно было на самом деле: монастырская казна состояла действительно из гривенника, да и то случайно завалившегося в трещину денежного ящика старца Моисея. Однако это не значит, что монастырь вовсе не имел доходов, просто не было свободных денег: Оптина активно строилась и развивалась, львиная доля поступлений в монастырскую казну уходила на пополнение библиотеки и издательскую деятельность.

Новый игумен продолжил дело старца Моисея и прежде всего достроил храм во имя Всех Святых на новом кладбище. В историю Оптиной пустыни игумен Исаакий вошел как великий строитель и устроитель обители. При нем было завершено строительство водопровода, Казанский собор был значительно расширен, и в нем устроен новый иконостас. Обновили иконостас и в Введенском соборе.

В 1874 году, по завещанию умершего в 1873 году скитоначальника старца Илариона, на пожертвованные деньги за стенами монастыря было выстроено большое здание для больницы с церковью во имя Святого Илариона Великого. При этой больнице была обустроена аптека, снабженная необходимыми медицинскими средствами для общего бесплатного пользования братии и посетителей обители. Аптека находилась под наблюдением врачей из числа братии.

В память старца Макария в скиту был устроен придел во имя преподобного Макария Египетского и приобретен колокол в семьсот пятьдесят пудов весом. Были воздвигнуты здания хлебной, настоятельской кухни, братской, прачечной, переделаны братский корпус, настоятельские покои, скотный двор. Игумен Исаакий поощрял и поддерживал усердие отца-казначея Флавиана в разведении в обители садов и огородов.

Вся эта бурная деятельность требовала огромных материальных затрат. В первое время отсутствие свободных средств тяжелым бременем легло на плечи нового настоятеля. Бывали такие времена, что не на что было содержать братию, кладовые пустели. Однако все как-то благополучно разрешалось: то богатый помещик совершит благотворительный дар и уплатит все долги монастыря, то щедрый жертвователь завещает обители пятнадцать тысяч рублей.

Конечно, настоятель и сам не плошал. Пригодились в управлении огромным монастырским хозяйством навыки, приобретенные отцом Исаакием во времена его мирской жизни, когда он успешно вел дела купеческого дома Антимоновых. Купеческая сметка помогала ему искать дополнительные доходы для обители. Он догадался устроить в монастыре собственный свечной завод, начавший действовать и приносить доход с 1865 года. Заметив возросший спрос паломников на духовную литературу, благословил строительство нового большого корпуса для книжной лавки. С выгодой для обители были куплены лесные участки, что раз и навсегда решило проблемы с топливом и строевым лесом. По случаю были приобретены и луговые земли на Болховской мельнице. Оптина пустынь стала одним из самых процветающих монастырей России второй половины XIX века.

Но за заботами о материальном благе обители не забывал настоятель и о благотворительности. Простому народу, приходившему в обитель во множестве, бесплатно раздавались крестики, священные изображения, книжки нравственного содержания.

Многие доходы приносили обители великие старцы оптинские, слава о которых распространилась по всей России, привлекая нескончаемый приток паломников, которые несли в монастырь посильные пожертвования. Старцы Амвросий и Иларион имели множество духовных детей, многие из которых были весьма состоятельными людьми, поддерживавшими обитель щедрыми дарами и денежными взносами.

Если старцы Амвросий и Иларион без устали утешали скорбящих, наставляли сомневающихся в вере, то отец Исаакий заботился о самих старцах, стараясь доставить им всевозможные удобства для облегчения их многотрудного и многополезного служения людям. Заботился отец настоятель и о богомольцах: была выстроена новая гостиница, корпуса старых гостиниц переделаны и снабжены максимальными удобствами.

Для монахинь из разных монастырей, находившихся под духовным руководством старцев, отец Исаакий выделил к уже существующим дополнительный корпус и благословлял их жить по несколько дней безвозмездно. Для странников, убогих и неимущих отец Исаакий построил особое здание странноприимного дома. Там, по его распоряжению, каждую субботу кормили по триста человек, раздавая при этом милостыню.

Положив много сил на внешний порядок и внешнее устройство монастыря, еще больше пекся отец Исаакий о душевном благоустройстве монашествующих. Деятельность настоятеля не ограничивалась хозяйственными заботами. Главным для него всегда было отечески строгое попечение об исполнении монашествующей братией послушаний и устава.

Познав на своем опыте великую пользу и силу старчества, отец Исаакий предоставил духовное руководство братией старцам Амвросию, Иосифу, Анатолию, Илариону. Но и сам не оставил монахов без наставлений. Всеми силами поддерживал отец настоятель Исаакий старчество Оптиной пустыни. О благотворном влиянии старцев на братию обители говорили мир и согласие, царившие в Оптиной пустыни.

Если же кто-то выражал недовольство тяжестью порученного послушания, роптал и хулил монастырские порядки, отец Исаакий говорил ему: «Брат! Возьми мои ключи и начальствуй, а я пойду исполнять твое послушание». Как правило, таким образом ему удавалось усовестить и вразумить недовольного.

 

Отец Исаакий был строг, но в то же время прост в обращении с «подчиненными». Вне начальственных отношений считал всех равными себе. Он старался не выказывать кому-то особой любви, чтобы не возбудить зависть в других, а в том, кого отличил, не вызвать гордыню. Особое внимание настоятель уделял постоянному посещению монахами храма Божьего, являя собой пример, строго соблюдая церковный устав, чинное пение, неспешное, ясное чтение и благоговейное поведение в храме. Того же требовал и от монахов, прекрасно зная, что исправление монаха идет от внутреннего к внешнему.

Были вещи, которые отец Исаакий на дух не переносил: гордость, тщеславие, желание поставить себя выше других. Настоятель строго напоминал о монашеском обете: плакать о грехах своих, а не кичиться Богом данными, природными талантами. Особо строго отец Исаакий карал дерзость и упрямство. Если кто-то из монахов, даже после старческого внушения и наложенного на него наказания, не исправлялся, настоятель незамедлительно высылал упрямца из обители, чтобы у неокрепших духом иноков не было перед глазами примера дурного поведения и недопустимого в монашестве непослушания. Бывали такие случаи редко. Если изгнанный из обители осознавал греховность своих поступков и чистосердечно раскаивался, его принимали обратно.

Отец Исаакий неохотно отпускал монахов из монастыря, особенно на длительные сроки. Он полагал, что пребывание в миру вредно отражается на внутреннем устроении монаха, требующем сосредоточения и погружения в молитвы. Исключения делались крайне редко и только в случае необходимости, исключительно для поездок по монастырским делам по послушанию, сила которого способна сохранить инока от мирских искушений.

Монахи ценили бережное попечительство отца настоятеля и любили его, отдавая дань уважения строгому начальнику и сердечную любовь любвеобильному отцу. Между собой братия любовно называла его «дедушкой». Многие иноки на себе познали силу действия его слова. Если на исповедь или беседу к старцу Исаакию инок входил расстроенным, чем-то огорченным, то выходил от него всегда успокоенным, с радостным сердцем, позабыв про все свои заботы. Когда кто-то из иноков излагал отцу Исаакию свои скорби, мудрый настоятель делал удивленное лицо: «Какие у нас скорби? У нас не скорби, а скорбишки. Вот в миру скорби так скорби: жена, дети, обо всем забота, а у нас что? Полно Бога гневить, надо только благодарить Его – живем на всем готовом».

Принимая в монастырь желающего присоединиться к братству, отец Исаакий действовал по обычаю, заведенному со времен старца Моисея: все приходящие принимались в монастырь по благословению старца и с согласия настоятеля. Отец настоятель Исаакий был всегда расположен к каждому, желавшему стать сыном обители. Ко всем он относился как к своим духовным детям, не допуская никаких сословных различий, хотя и снисходил к слабостям и с каждым старался поступать, учитывая его духовную зрелость и даже мирские привычки.

Поначалу отец Исаакий хотел не только следовать сам, но и вести братию по старым правилам строгого монашества, но в годы его управления обителью времена изменились. В миру царило всеобщее ослабление нравов, упадок веры и уважения к Церкви. Поскольку в монастырь приходили люди, жившие до этого в миру, они волей-неволей вносили в обитель свои человеческие слабости. Меры строгости, существовавшие в обители прежде, все более и более сменялись снисхождением к слабостям, послаблениями.

Когда этого требовала обстановка, игумен Исаакий мог отнестись к ситуации с иронией. Был случай, когда из монастыря ушел некий послушник. Он был образован, окончил курс Московского университета, прожил какое-то время в монастыре, но его замучила гордыня. Долго скитался бывший послушник по стране и через некоторое время явился в Оптину пустынь, озлобленный и взвинченный. Он пришел к настоятелю Исаакию, выбрав момент, когда вокруг было много монахов, и наговорил почтенному отцу настоятелю множество дерзостей, закончив свой гневный монолог так: «Вот ты игумен, а не умен». Отец Исаакий выслушал гневную и дерзкую тираду отступника спокойно и терпеливо и лишь последнюю реплику удостоил ответом: «А ты вот хоть и умен, да не игумен».

Но если по отношению к вновь поступающим в обитель инокам отец Исаакий допускал послабления, то в отношении себя оставался строг. Не отличаясь от простых монахов, ходил в простой поношенной одежде: подряснике, рясе и мантии для служения церковных служб. Сам, не допуская келейников, чинил свою одежду, штопал носки. Столь же неприхотлив и воздержан он был в еде, всегда ходил в общую трапезную, не допускал излишеств. Строго и неукоснительно соблюдал все посты.

Будучи еще послушником, он воспитал в себе молчаливость и старался не говорить без крайней необходимости. Был случай. На торжественном обеде в Шамординском монастыре, проходившем в присутствии архиерея, во время оживленной застольной беседы отец Исаакий по своему обыкновению в разговоры не вступал. Когда же владыка пригласил его принять участие в общей беседе, отец Исаакий ответил, что уже принимает участие тем, что слушает других, поскольку должен кто-то исполнять и эту обязанность.

После кончины своего духовного отца, старца Амвросия, отец Исаакий продолжал каждую субботу посещать преемника старца Амвросия – старца Иосифа, так же терпеливо дожидаясь своей очереди, несмотря на то что старец Иосиф был из числа его, отца Исаакия, пострижеников. И только незадолго до собственной кончины, когда силы телесные окончательно покинули его, он стал приглашать нового старца к себе.

Отец Исаакий прославился благотворительностью. Кроме всевозможной монастырской помощи нищим, он от себя раздавал щедрую милостыню, стараясь утаить содеянное им доброе дело. После его смерти не осталось никаких материальных ценностей, ему принадлежащих, хотя распоряжался он огромными деньгами да и в мирской жизни был человеком богатым.

Полностью отрекшись от мирской суеты, отец Исаакий к наградам и повышениям в церковной иерархии относился равнодушно, стараясь по возможности отказываться от них.

В 1877 году Оптину пустынь посетил президент Российской академии наук великий князь Константин Константинович, внук императора Николая I, поэт, известный в истории русской литературы под криптонимом К. Р. Простота и духовная мудрость отца настоятеля Исаакия произвели на высокого гостя глубочайшее впечатление. Впоследствии великий князь неоднократно говорил, что подобных людей ему не доводилось видеть. Общение между Константином Константиновичем и отцом Исаакием не прекращалось до самой кончины последнего. В библиотеке Мраморного дворца, где жил великий князь, находились духовные книги, присланные из Оптиной. А в монастырской библиотеке Оптиной пустыни хранились книги и письма великого князя.

Великий князь Константин Константинович и сам подумывал о монашестве, а за год до женитьбы даже обращался к императору Александру III, своему двоюродному брату, с просьбой отпустить его в монастырь постричься в иночество. Император не отпустил.

В последние годы жизни настоятелю Исаакию были посланы тяжкие испытания. Самым тяжелым из них был отъезд старца Амвросия в Шамординскую общину. Отец Исаакий говорил: «Двадцать девять лет провел я настоятелем при старце и скорбей не видел, теперь же, должно быть, угодно Господу посетить меня, грешного, скорбями».

Здоровье отца настоятеля, ослабленное печалями и многими заботами, заметно ослабело. И он келейно принял пострижение в схиму, которое свершил над ним братский духовник, скитоначальник старец Анатолий.

Вскоре скончался старец Амвросий, и после его кончины на отца Исаакия во все инстанции последовали тайные жалобы и доносы о его неспособности управлять обителью по преклонным летам его и постоянным болезням. В обитель зачастили комиссии, но вся братия горой стояла за своего настоятеля, однако здоровье отца Исаакия было безвозвратно подорвано.

В июне 1894 года началась предсмертная болезнь отца настоятеля. Братия, с печалью убедившись в неминуемом исходе, пошла к отцу Исаакию за последним благословением. Умирал он тихо, в окружении своих плачущих духовных детей. Когда кто-то из них со слезами спросил: «Как, батюшка, жить после вас?», – он ответил: «Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной, и все будет хорошо».

Последним наставлением его братии было: «Любите Бога и ближних, любите Церковь Божию, в службе церковной, в молитве ищите благ не земных, а небесных; здесь, в этой святой обители, где вы положили начало иноческой жизни и оканчивайте дни свои». 20 августа с отцом Исаакием случился удар, с этого дня он больше не мог говорить. Господь перед кончиной наградил его безмолвием.

Скончался отец Исаакий 22 августа 1894 года в глубокой старости, восьмидесяти пяти лет от роду.

Жизнь его стала достойным примером и продолжением духовного подвига великих старцев оптинских.

14 февраля 1995 года во время восстановления Казанского собора состоялось обретение святых мощей старца Исаакия, погребенного здесь под спудом. После освящения храма в день канонизации преподобных оптинских старцев 26–27 июля 1996 года святые мощи преподобного Исаакия находятся в Казанском соборе под спудом.

 

Что трудом приобретается, то и бывает полезно.

В 1890 году старец Амвросий уезжал в Шамординский женский монастырь. «Подумать только, – пришло ему в голову, – это сколько же мы прожили бок о бок с моим келейником отцом Иосифом? Так, посчитаем, без малого тридцать лет! Да-а-а, стаж солидный». Отец Иосиф был ближайшим учеником старца Амвросия – по духу, по силе послушания, преданности и любви. Как на него ни посмотришь: смиренная поступь, опущенные глаза, краткий ответ с поклоном на приветствие, всегда неизменная скромно-приветливая улыбка.

Старец Амвросий доверял отцу Иосифу во всем, называл его своей правой рукой. Все, кто узнавал отца Иосифа, проникались к нему искренним уважением, а он говорил: «Что я значу без батюшки? Нуль – и больше ничего». Вспомнив характерный ответ своего келейника, старец Амвросий улыбнулся. «Ну, это мы как раз и посмотрим, что за „нуль" я воспитал, – подумал он. – Хоть никогда мы не разлучались прежде, пришло время расстаться». В поездку в Шамординский монастырь старец Амвросий келейника с собой не взял, сказав:

– Тебе нужно здесь оставаться, ты здесь нужен. И переходи-ка жить в мою келью.

И в ответ на возражения коротко ответил:

– Прими послушание, отец Иосиф.

К послушаниям отцу Иосифу было не привыкать. Жизнь так сложилась.

 

2 ноября 1837 года в селе Городищи Харьковской губернии в семье сельского головы Ефима Литовкина родился сын. Мальчика назвали Иваном. В семье было шестеро детей. Родители мальчика, люди глубоко верующие, детей воспитывали в почитании Бога.

В четыре года Ваня потерял отца, скончавшегося от болезни. Все заботы о семье легли на плечи матери, Марии Литовкиной.

Когда Ване было восемь лет, произошел случай, долго вызывавший пересуды односельчан Литовкиных. Ваня играл с ребятишками на улице, вдруг побледнел лицом, поднял руки вверх и без чувств упал на землю. Прибежали взрослые, отнесли Ваню в избу, уложили. Когда мальчик пришел в себя, мать озабоченно стала расспрашивать, что с ним случилось.

– Я увидел в воздухе Царицу Небесную, – широко распахнул глаза мальчик.

– Почему ты думаешь, что это была Царица Небесная? – удивилась мать.

– Потому, что на Ней была корона с крестиком, – ответил мальчик.

– Ты упал без чувств, я так за тебя испугалась, – мать прижала сына к груди. А он, уткнувшись ей в теплую шею, прошептал:

– Около Нее было такое солнце, я не знаю, не знаю, как сказать! – и от бессилия выразить словами увиденное, заплакал.

Это чудесное видение оставило ярчайший след в душе ребенка. Он очень изменился, стал тихим и задумчивым, сторонился шумных игр и забав, старался быть возле своей матери. В его сердце навсегда поселилась живая вера и любовь к Божьей Матери Царице Небесной.

Вскоре после этого случая Литовкины переехали в новый, только что отстроенный дом. Не успели они обжиться, как в их селе случился большой пожар, с которым никак не могли справиться. Огонь перекидывался с дома на дом. Мария Литовкина вывела детей на улицу и с ужасом наблюдала, как огонь неотвратимо подбирается к их дому. Ваня видел испуг матери, бессилие взрослых перед разбушевавшейся стихией. Не зная, как помочь, у кого просить помощи, мальчик протянул руки в сторону сельской церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы и стал просить: «Царица Небесная! Оставь нам наш домик, ведь он совсем новенький!» И случилось чудо. Детская молитва была услышана, и огонь, спаливший почти все село, остановился возле ограды дома Литовкиных.

В одиннадцать лет Ваня остался круглым сиротой. Потеряв мать, мальчик вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь. Нелегкая жизнь у сироты, горек его хлеб. Мальчику приходилось жить по чужим углам, браться за любую работу. Он с утра до ночи работал в трактире, бакалейной лавке, терпя унижения и грубость хозяев. Таскал пятипудовые мешки, выполнял черную работу, сопровождал обозы с товаром. Он узнал и нужду, и голод, и скитания, бывал жестоко бит хозяином. Но эта грубая и страшная жизнь не сломила и не озлобила мальчика: молитва стала его защитой, а храм – местом утешения.

Как известно, мир не без добрых людей. Повезло наконец и Ивану. Поступил он на службу к таганрогскому купцу Рафаилову, оценившему трудолюбие и честность юноши. Купец хотел даже выдать за Ивана свою дочь, но сватовство по каким-то причинам не состоялось. Позже, когда он уже был старцем Иосифом, на вопрос, нравился ли ему кто-то, пока он жил в миру, простодушно отвечал: «Да ведь я был близорук и никого не мог хорошо рассмотреть издали, а близко подходить совестился – был застенчив».

Постепенно Иван осознал, что больше всего на свете мечтает о монашеской жизни. Решив проверить себя, он отпросился у купца Рафаилова на богомолье в Киев. Купец отпустил работящего парня с большой неохотой.

 

По дороге в Киев Иван посетил Борисовскую женскую обитель, в которой жила его сестра Александра, принявшая к тому времени постриг с именем Леонида. Старица Борисовской обители прозорливая Алипия посоветовала юноше посетить старцев Оптиной пустыни. Тут же нашлись и попутчицы. Монахини Белевского монастыря, останавливавшиеся в Борисовской обители, направлялись как раз в Оптину пустынь и взяли Ивана с собой. Когда попутчики добрались до Оптиной, монахини шутя сказали старцу Амвросию, что привезли с собой «брата Ивана». Амвросий вполне серьезно ответил: «Этот брат Иван пригодится и нам, и вам».

Иван попросил старца Амвросия: «Батюшка, благословите в Киев», – на что прозорливый старец дал неожиданный ответ: «Зачем тебе в Киев? Оставайся здесь». Иван поклонился старцу: «Благословите». И 1 марта 1861 года по благословению старца Амвросия Иван был принят в обитель.

По заведенному в Оптиной пустыни обычаю, каждый вновь принятый в обитель должен был пройти послушание в трапезной. Послушание было не из легких, но Иван с детства не боялся никакой черной работы. Во время этого послушания брат Иван укрепил лучшие качества своей души: беспрекословное послушание, трудолюбие, беззлобие. Он легко справлялся с самой трудной работой. Натерпевшийся в миру, он наслаждался покоем и тишиной обители, понимая, что это бесценный дар Божий.

Вскоре он был определен в келейники к старцу Амвросию. Возможность находиться рядом с великим старцем радовала молодого келейника, но бесконечный поток посетителей, жаждавших видеть старца, утомлял. Почувствовав, что лишается душевного покоя, он решил тайком покинуть Оптину и уйти на святую Афонскую гору.

Однажды старец Амвросий подозвал к себе молодого келейника и сказал: «Брат Иван, у нас лучше, чем на Афоне, оставайся с нами». Прозорливость мудрого старца настолько поразила молодого послушника, что более он не помышлял об уходе.

И впредь, прежде чем принять какое-то решение, всегда сначала советовался со старцем Амвросием.

Послушание келейника – трудное послушание, часто ему некогда было отдохнуть. Спать приходилось урывками в приемной, в которой было всегда множество посетителей, а в час ночи уже надо было вставать к утрени. Но испытания только закалили душу послушника. В 1872 году он был пострижен в монахи с именем Иосиф, в 1877 году рукоположен в иеродиакона, а 1 октября 1884 года за литургией в честь торжественного открытия Шамординской женской обители отец Иосиф был рукоположен в иеромонаха. К этому времени он был уже старейшим келейником старца Амвросия.

 

Старец, предвидя в своем келейнике и ученике достойного преемника, с любовью приготовлял его к высочайшему служению. Отец Амвросий доверял ему входить в общение с посетителями. Отец Иосиф внимательно выслушивал их нужды, передавал старцу и возвращался с ответом, ничего не добавляя от себя. Нередко старец Амвросий приходящих к нему посетителей посылал с вопросами к отцу Иосифу, и многие убедились, что его ответы всегда были одинаковы с мнением старца. Со временем старец Амвросий стал благословлять некоторых посетителей ходить со своими духовными нуждами к своему келейнику, отцу Иосифу, готовя тем самым достойного продолжателя высоких традиций оптинских старцев.

В 1888 году иеромонах Иосиф тяжело заболел тифом. Его отвезли в больницу. Врачи предсказали скорый печальный исход. 14 февраля, по благословению старца Амвросия, отца Иосифа постригли в схиму. Он был так плох, что на следующий день над ним прочли отходную. После этого отец Иосиф попросил ухаживавшего за ним брата пойти к старцу Амвросию и передать ему, что он просит отпустить его с миром. Но старец велел посланнику передать отцу Иосифу: «Свят, свят, свят Господь Саваоф». Как только посланный отцом Иосифом брат вернулся в больницу и повторил эти величественные слова над постелью больного, тот сразу же попросил чая и с этой минуты быстро пошел на поправку, прожив после болезни еще двадцать пять лет. Так благодаря молитвам старца Амвросия смертельная болезнь отступила.

Во время этой болезни отца Иосифа опять посетила Матерь Божья. Она встала у его изголовья и сказала: «Потерпи, любимче мой, немного осталось». Эти слова ясно слышал послушник, ухаживавший за отцом Иосифом. Думая, что за ширмой, где лежал больной, кто-то есть, он заглянул туда и очень удивился, увидев, что кроме больного, там никого нет. Послушник потом рассказывал старцу Амвросию: «А батюшка Иосиф лежал как пласт с закрытыми глазами. Меня такой объял страх, что волосы дыбом встали». Позже старец Амвросий с глубоким уважением говорил некоторым своим духовным детям, что отец Иосиф во время болезни сподобился видеть Царицу Небесную. Кстати, таким же ласковым именем «любимче мой» Матерь Божья называла при своем явлении великого старца Серафима Саровского.

«К отцу Иосифу все мои немощи перешли», – говорил старец Амвросий. Но, несмотря на болезненность и слабость, отец Иосиф никогда не отдыхал днем, в свободные минуты читая книги и отвечая на многочисленные письма духовных детей.

 

После отъезда старца Амвросия в Шамординский монастырь монахи стали ходить на исповедь к отцу Иосифу, позже старец Амвросий стал присылать к нему и шамординских монахинь.

С кончиной старца Амвросия на отца Иосифа легли многие обязанности. В тяжелые дни после потери великого старца Амвросия проявилась сила духа старца Иосифа. Пребывая в скорби о своем наставнике, он сумел найти слова утешения и оказать поддержку осиротевшим духовным детям старца Амвросия. Многие монахи обители, шамординские сестры и миряне стали духовными детьми старца Иосифа, почувствовав, что дух старца Амвросия живет в новом старце. Рассказывали, как одна помещица особенно печалилась и скорбела о смерти старца Амвросия, ее духовника. И однажды, когда она сидела дома, погрузившись в грустные мысли, вдруг ясно услышала голос старца Амвросия: «Держись отца Иосифа – это будет великий светильник». Знакомый голос привел помещицу в чувства, положил конец ее сомнениям и колебаниям, и она с радостью в сердце вручила себя новому духовнику – старцу Иосифу.

В 1893 году старец Иосиф по единодушному выбору и желанию всей братии стал духовником Оптиной пустыни. В 1894 году он был назначен начальником скита.

До конца жизни старец Иосиф строго соблюдал все посты, очень мало спал, ходил в поношенной бедной одежде. В обращении он был всегда деликатен и уступчив. Его неизменное радушие привлекало к нему окружающих, будь то миряне или монахи. Самых непослушных он умел смирять кротостью. Если он учил, то не властью начальника, а любовью отца. Монахи про него говорили: «Наш батюшка чего не сделает приказанием, то доделает своим смирением. Так скажет и взглянет, что и не хотелось бы смириться, да смиришься».

Особо ценили его за умение несколькими словами выразить самое главное, утешить, наставить. Не случайно старец Амвросий при жизни говорил о нем: «Я поил вас вином, разбавленным водою, а отец Иосиф будет поить вас одним чистым вином». Старец не ошибался. Язык старца Иосифа был лаконичен, прост, доходчив и убедителен и в устной речи, и в письмах.

Старец Иосиф обладал многими духовными дарами, в том числе прозорливостью и даром исцеления. Веруя в силу его молитвы, к старцу в скит приводили многих немощных, и многим он помог исцелиться.

Однажды на прием к старцу пришла женщина, от которой отказались врачи. У нее была опухоль шейных лимфатических узлов. Женщина перенесла операцию, но облегчения та не принесла: шею невозможно было повернуть. Состояние ухудшалось, и больная обратилась к старцу Иосифу с последней надеждой. Старец посоветовал ей отслужить молебен великомученику Пантелеимону и обещал молиться за нее. Благодаря молитвам тяжелый недуг удалось преодолеть, и, к удивлению врачей, женщина выздоровела.

Вспоминали, как еще одну женщину, тяжело заболевшую в Оптиной, старец Иосиф вылечил, дав ей в руки свои четки. Хотя нет, сначала он ее внимательно выслушал, успокоил ласковым словом, затем дал ей в руки свои четки и сказал, что ему нужно отлучиться в келью, предупредив ее: «Подожди». «И только батюшка вышел, – рассказывала она потом, счастливо улыбаясь, – как я сразу почувствовала себя совершенно здоровой и насилу дождалась батюшку, чтобы поблагодарить».

Многим он помог и на расстоянии силой своей молитвы. Свидетельство тому – множество писем с благодарностями. «Батюшка, писала вам о Н., что он был горький пьяница; ваши вздохи дошли до Господа: не пьет теперь, в храм ходит, раньше и слушать не хотел, читает хорошие книги, собирает свое хозяйство…» Или такое письмо: «Через ваше ходатайство перед Богом сколько отрады, сколько утешения бывает в семьях! Писала я об одном П. – страшно пил и был жесток с семьей. Переменил себя во всем по вашим святым молитвам, семья счастлива. Об одной писано было, что больна, теперь ей хорошо. У другой муж пропал безнадежно, писала вам о нем, и вот пришел: дети и жена счастливы. Невольно слезы льются при виде всего этого. И как не благодарить Господа, что Он через ваши святые молитвы так щедро посылает подобные утешения! Где же неверующие в Бога? Пришли бы и уверовали, когда бы все проследили. И еще, еще много случаев на моих глазах: все утешены, кто бы ни прибегал к вашим святым молитвам».

О прозорливости старца Иосифа ходили легенды. Те, кому старец помог, с удовольствием и благодарностью рассказывали об этом и близким людям, и случайным знакомым.

Одну из духовных дочерей отца Иосифа мучили сильные боли в желудке. Она обошла всех известных специалистов в этой области, перепробовала все рекомендованные лекарства – ничего не помогало. Приехала в Оптину пустынь и рассказала старцу, что поскольку проходит очередной курс лечения и строго следует рекомендациям врачей, то по постным дням ей приходится есть скоромное. Старец Иосиф внимательно посмотрел на нее и сказал: «Займись-ка ты лучше своим горлом, полечи его, а постное все же есть надо». Вернувшись домой, женщина отправилась к своему лечащему врачу и попросила внимательно обследовать горло. У нее обнаружили горловую чахотку в начальной форме. Если бы не совет старца, спустя некоторое время помочь ей уже не удалось бы.

Сестра из Шамординской обители рассказывала о своем зяте, который приехал в Оптину пустынь, чтобы на другой день встретить здесь свой день ангела. Однако старец Иосиф, услышав о его желании, строго велел: «Нет, уезжай ранним поездом домой: как бы чего не случилось – сильная буря». Мужчина, понятное дело, очень не хотел уезжать, но старец почти силком его выпроводил, дав с собой просфору, на которой были написаны пять женских имен. Поскольку именинник вернулся домой раньше времени, жена и гости удивились, стали расспрашивать, что случилось.

– Если бы сам понимал, – недоуменно развел руками именинник. – Старец Иосиф меня из обители выпроводил ни свет, ни заря, а в дорогу дал просфору. Вот, смотрите.

Гости посмотрели – пять женских имен. Посмеялись, так и не поняв смысла этого послания, пальцем погрозили, жене посоветовали за мужем смотреть внимательнее. Отпраздновали именины и легли спать.

В полночь разразилась страшная буря. От удара молнии загорелся дом. Гости и хозяева спали как убитые. Так бы и погибли в огне, если бы не проходили мимо пять женщин, которые увидели пожар и стали стучать в окна и двери. С трудом, но добудились. Хозяева и гости выбежали на улицу, им даже удалось не только самим спастись, но и отстоять у огня дом и лавку с товарами. Разбудившие женщины помогли им. Когда стали расспрашивать, как звать этих женщин, оказалось, что имена их совпадают с именами, которые старец Иосиф начертал на просфоре.

Другая послушница Шамординского монастыря вспоминала, как на четвертом году после поступления в обитель она по благословению батюшки уехала на родину определить брата в духовное училище, а мать – в монастырь.

– Пишу с родины батюшке, как обстоят у меня дела, а он отвечает: «Помогай матери, кончай дело и с ней приезжай». Но обстоятельства заставили меня вернуться одной, без матери. Приезжаю к батюшке и рассказываю ему все, а он говорит: «Опасно ей там жить». И что же случилось? Этим же годом в принадлежащем нам другом доме убили четырех человек. Прошло более года, как один преступник попался за малую кражу, его посадили в тюрьму. Тут он сознался, что был участником в убийстве наших квартирантов: его приводили к нашему дому, и он все показал, где двери прорезали, где кого убили – все верно. Притом он сказал: «Мы подходили и к вдове Тимошенковой и хотели захватить ее спящую, но как подойдем к окну – видим, что она не спит: или на диване сидит с котенком играет, или еще что делает, и на нас нападал какой-то страх». Так повторялось несколько раз, и в конце концов они пошли к нашим квартирантам. Но удивительно, моя мама никогда не любила кошек в руках держать, очевидно, разбойникам так представлялось. Не батюшкины ли молитвы защитили маму? Квартирантов четырех убили, а мама осталась одна с мальчиком, разбойников же было шесть человек.