Библиотека Mosbiblio

В ответ на заявление, будто он никогда не был в Химисе, Нотович представил имена разных людей, кто мог бы подтвердить его присутствие в этом месте, включая доктора Карла Маркса (да, это его настоящее имя), врача из Европы на британской правительственной службе, лечившего Нотовича в Ладаке.

Тем, кто приписывал ему авторство «Жизни Святого Иссы», он возразил: «Мое воображение не столь плодовито».

Поскольку Макс Мюллер был признанным авторитетом в научном мире, Нотович потратил, едва ли не более всего времени, отвечая на его критику. Русский журналист признал, что летописи, найденные им, не были указаны ни в «Танджуре», ни в «Канджуре», и если бы они значились там, то «я не открыл бы ничего любопытного или редкого». Любой востоковед тогда смог бы отправиться в Тибет и, согласно каталогам, нашел бы нужные ему фрагменты.

В свою защиту Нотович предложил две причины, по которым манускрипты не значились в этих каталогах. Первая — каталоги были неполными. Нотович сказал, что в монастыре Лхасы хранится более ста тысяч свитков, в то время как «согласно собственному утверждению господина Макса Мюллера, списки содержат лишь около двух тысяч томов». (Опровержение Нотовича не вполне отразило доводы Мюллера по этому вопросу, но по существу он был прав — списки «Танджура» и «Канджура» охватывали только малую часть буддийской литературы). Нотович также отметил, что притчи, которые он опубликовал в своей книге, не могли быть найдены ни в одном каталоге, так как они были «рассеяны более чем в одной книге и никак не озаглавлены».

В ответ на нападки Мюллера по поводу того, что еврейским торговцам было сложно найти тех самых людей, которые знали Иссу в Индии как ученика, Нотович ответил, что это были не еврейские, а индийские торговцы, которым случилось оказаться свидетелями распятия перед возвращением домой из Палестины.

Несмотря на то, что Нотович не упомянул об этом, он мог отметить, что есть еще одна причина, по которой связь торговцев, вернувшихся из Палестины, с теми, кто знал Иисуса в Индии, была не так уж трудна или неправдоподобна: Индия имеет весьма действенную сеть обмена информацией между людьми. Если Иисус наделал так много шума в Индии, как сообщает об этом летопись, весьма вероятно, что люди по всей стране должны были знать о нем. Далее, нет причины предполагать, что Иисус во время своего пятнадцатилетнего, или около того, пребывания в Индии приобрел меньшее влияние, чем в последние три года в Палестине. В конце концов, благодаря лишь этим трем годам жизни его имя и слава о нем распространились во всех странах по всему миру.

Продолжая отстаивать свои позиции, Нотович сказал, что притчи, переданные ему ламой в Химисе, — «вполне могли быть рассказаны святым Фомой, а исторические записи сделаны его собственной рукой или под его руководством». Он не привел никаких доказательств этому утверждению и не дал указаний по поводу того, как это связано с заявлением, что тексты были составлены по рассказам свидетелей — индийских торговцев. Он просто заметил, что святой Фома, святой Варфоломей и святой Матфий проповедовали евангелие в Тибете, Индии и Китае, и риторически задал вопрос: неужели они ничего не написали?

О святом Фоме мало что известно наверняка. Но согласно общепризнанной традиции, христианство впервые было принесено в Индию Фомой в 52 г. н.э. Сирийские христиане Малабара в Индии утверждают, что святой Фома был основателем их церкви. И в своем исследовании «Индийские христиане святого Фомы: рассказ о древней сирийской церкви в Малабаре» Лесли Браун указывает, что «в северо-западной Индии в первом веке существовала обширная еврейская колония, которая могла привлечь внимание первых христианских миссионеров[45]».

Писал ли что-либо святой Фома или нет, но в «Католической Энциклопедии» отмечается, что «его имя явилось отправной точкой в создании значительного количества апокрифических текстов, и существуют определенные исторические сведения, которые подтверждают, что некоторые из этих апокрифов содержат зерно истины[46]».

«Ас t а Thomae „ — „Деяния Фомы“ — древний манускрипт (до 220 года н.э.), носящий следы гностического происхождения, является основным посвященным ему документом. История, содержащаяся в нем, согласно «Католической Энциклопедии“, во многих деталях «крайне нелепа[47]».

Если передать содержание манускрипта вкратце, то «Деяния Фомы» рассказывают, как апостолы, находясь в Иерусалиме, бросили жребий, куда идти каждому из них с проповедью Евангелия. Идти в Индию выпало Фоме, который заявил, что не может туда отправиться: «Как я, будучи евреем, пойду к индусам провозглашать истину?»

Иисус явился Фоме и сказал: «Не бойся, Фома, ступай в Индию и объяви Слово Божье, благословение мое будет с тобой». Фома все же отказывался идти туда. И случилось так, что индийский царь Гундафорос послал купца Аббанеса купить и привезти в Индию раба-плотника. Иисус увидел Аббанеса на базаре, подошел к нему и, как гласит легенда, продал Фому в рабство к Гундафоросу, дабы его возлюбленный ученик вступил на путь священной миссии. Затем они с Аббанесом приплыли в Индию, где царь вручил Фоме деньги на постройку дворца. Вместо этого тот истратил деньги на бедных и проповедовал во имя Христа.

Услышав об этом, Гундафорос заключил Фому в темницу. Позже царь узнал, что ученик Иисуса в сущности выстроил ему храм на небесах, после чего царь обратился в истинную веру и освободил Фому[48] Затем Фома путешествовал по всей Индии, проповедуя и переживая необыкновенные приключения, и в конце концов, был приговорен к смерти и пронзен копьями четырех солдат[49].

Вопреки, казалось бы, совершенно фантастическому характеру этого повествования «Католическая Энциклопедия» отмечает: Итак, примечателен тот факт, что царя, правившего до 46 г. н.э. в районе Азии к югу от Гималаев, где ныне находится Афганистан, Белуджистан, Пенджаб и Синд, звали Гондофернесом или Гудуфарой. Об этом мы узнаем из найденных старинных монет, частью парфянских с греческими надписями, частью индийских с надписями на индийском диалекте литерами кхароштхи. Несмотря на различные незначительные вариации, идентичность этого имени с Гундафоросом из «Ас1а Thomae « несомненна и бесспорна. Далее, у нас есть свидетельство надписей Такхт-и-Бахи, которые датированы и приняты лучшими специалистами как подтверждение, что царь Гудуфара, вероятно, начал свое правление в 20 г. н.э. и продолжал царствовать в 46-ом[50].

Но приходил ли святой Фома в Индию, дабы проповедовать Евангелие, и помог ли он записать текст, обнаруженный Нотовичем; была ли эта история записана по свидетельствам очевидцев из Индии на пали; оказался или нет этот текст в каталогах «Танджур» и «Канджур»; и в самом ли деле Нотович сломал ногу — все это в действительности не имеет значения. Вопрос, как заявил Нотович в статье «К издателям», заключается в следующем: « Хранились ли в монастыре Химиса эти летописи, и верно ли я отразил их суть?»

«Нью-Йорк Тайме» от 19 апреля 1896 года отметила «смелую и энергичную защиту» Нотовича, которая «если не убедила его критиков, то более или менее ути shy;хомирила их[51]». Ладак, как известно, был далек и труднодоступен.

Целью статьи «Тайме» было вовсе не хвалить, а окончательно похоронить Нотовича. В ней упоминается история некоего Дж. Арчибальда Дугласа, который принял вызов русского журналиста, отправился в Химис и затем опубликовал в «Девятнадцатом Веке» отчет о своем путешествии, который, по словам «Тайме», оказался «полным опровержением всех утверждений сделанных русским путешественником, кроме того, что он действительно совершил поездку по Малому Тибету».

В то же время профессор Агрского Правительственного колледжа в Индии, Дуглас, ознакомился с опровержением и прочел обзорную статью Мюллера раньше, чем получил возможность прочесть «Неизвестную Жизнь Христа» Нотовича. Это, позвольте заметить, почти все, что мы знаем о мистере Дугласе.

Как известно любому детективу, большинство преступников имеет определенный метод «работы», повторяющийся стереотип поведения, который обычно под shy;сказывает направление их последующих действий. Похоже, что и эта загадка имеет свой собственный «почерк» — и довольно иронический, что заключается в следующем: все главные действующие лица драмы не оставляют никаких биографических следов. После долгого и тщательного поиска мы узнали о Дугласе лишь то, что он написал статью для «Девятнадцатого Века», переписывался с Максом Мюллером и заявлял, будто путешествовал в Химис.

В довершение всего Дуглас полагал, что Мюллер так резко обошелся с Нотовичем, объявив работу литературной подделкой, из-за неубедительности представленных свидетельств. Вдохновленный упорной самообороной русского, Дуглас в 1895 году отправился в Химис, «будучи совершенно готов удостовериться в правдивости рассказа Нотовича, чтобы затем поздравить его с замечательным открытием».

В своем обозрении «Настоятель Химиса о мнимой «Неизвестной Жизни Христа[52]», написанном в июне 1895 года и опубликованном в апреле 1896 года, Дуглас заявил, что был принят настоятелем и, благодаря помощи квалифицированного переводчика, прочел ему отрывки из книги Нотовича. Затем он задал ламе ряд вопросов по этим выдержкам.

Дуглас утверждал, что он «абсолютно уверен в честности и правдивости старого и уважаемого ламы-настоятеля» и что лама понял смысл отрывков из книги Нотовича, которые были переведены медленно, а также что вопросы и ответы обсуждались во время двух продолжительных бесед, прежде чем документ в законченном виде «был готов к подписанию».

Дуглас затем опубликовал текст своих вопросов и ответов ламы. Как гласит история профессора, его радушный хозяин в Химисе сказал, что является настоятелем монастыря уже пятнадцать лет — период времени, который охватил бы и визит Нотовича. Лама сказал, что за это время ни один европеец со сломанной ногой не искал прибежища в Химисе, хотя он отчетливо помнил, как несколько господ из Европы посещали монастырь. Более того, он не показывал книгу о жизни святого Иссы ни одному «сахибу».

«В монастыре нет подобной книги, и за время моей службы ни одному сахибу не было позволено переписывать или переводить рукописи, хранящиеся в монасты shy;ре», — сказал лама, по свидетельству Дугласа.

На вопрос, знает ли он какую-либо книгу из буддийских монастырей Тибета, которая хранит свидетельства о жизни Иссы, он ответил: «Я являюсь ламой в течение сорока двух лет, хорошо знаком со всеми известными буддийскими книгами и рукописями, но никогда не слышал ни об одной, в которой было упомянуто имя Иссы, и твердо и искренне убежден, что такой не существует. Я наводил справки, но и настоятели других монастырей Тибета не знакомы с книгой или рукописью, где упоминается Исса».

Лама, если верить истории Дугласа, также заверил его, что никогда и ни от кого не получал в подарок наручных часов, будильника или термометра (он не знал, что такое термометр и был убежден, что никогда не имел его), не говорил по-английски или на урду, как утверждал Нотович, не знал о буддийских писаниях на языке пали (в Химисе были писания, переведенные с санскрита и хинди на тибетский) и сказал, что буддисты «ничего не знают даже о его (Иссы) имени, никто из лам никогда не слышал его, разве что от миссионеров или европейцев».

Как следует из статьи, 3 июня 1895 года настоятель Химиса подписал документ, в котором содержались эти вопросы и ответы, и заверил своей печатью в присутст shy;вии Дугласа и его переводчика Шомвелла Джолдана, бывшего почтмейстера из Ладака.

По этому поводу Дуглас утверждал, что принял те критерии, которые Нотович сам установил для критики своей работы: «Хранились ли в монастыре Химиса эти летописи, и верно ли я отразил их суть?».

Дуглас писал: «Я посетил Химис и приложил старания путем спокойных и беспристрастных расспросов выяснить истину относительно замечательной истории Николая Нотовича, в результате чего я не только не нашел ни одного факта в поддержку его заявлений, но все свидетельства без тени сомнения опро shy;вергают их. Очевидно, что в монастыре Химиса нет тех летописей, которые якобы переводил Нотович, следовательно, он не мог и „верно отразить их суть“.

Хотя Дуглас пришел к заключению, что «Жизнь Святого Иссы» была «литературной подделкой», он удостоверился в том, что Нотович в самом деле посещал Лех и, возможно, Химис. Настоятель рассказал Дугласу, что ни один русский не был в Химисе в 1887 и 1888 г.г., но по ходу расследования профессор обнаружил, что лама не мог отличить русского от европейца или американца. Дуглас сообщил, будто лама, увидев фотографию Нотовича, признал, что «мог перепутать его с „английским сахибом“.

«Тщательно наводя справки», Дуглас установил, что русский по фамилии Нотович лечился у «доктора Карла Маркса», офицера медицинской службы в госпитале Леха, «страдая не от перелома ноги, а от менее романтического, хотя и не менее болезненного недуга — зубной боли». Дуглас даже допускал, что Нотович мог сломать ногу после того, как покинул Лех, но настаивал, что «вся история со сломанной ногой, если относить ее к монастырю в Химисе, не более чем фикция».

В послесловии к статье Дугласа Мюллер сказал, что с самого начала был убежден, что «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа» Нотовича была чистой выдумкой. Но, добавлял Мюллер, во время написания своей статьи он чувствовал необходимость «поделиться с русским своими сомнениями и предположить, что тот, возможно, был введен в заблуждение буддийскими священниками, у которых почерпнул сведения об Иссе, т.е. об Иисусе[53]».

Мюллер писал, что в то время он не думал своими замечаниями задеть священнослужителей Химиса. Но, прочитав статью Дугласа, осознал необходимость «принести свои извинения замечательным ламам этого монастыря за мысль о том, что они способны на такой легкомысленный поступок», и заявил, что Дуглас явился не с опровержением, а с «уничтожением» легенды Нотовича.

Доверие к «Неизвестной Жизни Иисуса Христа» серьезно пошатнулось, и книгу стало труднее найти. Нотович вернулся к сочинению менее спорных трудов, таких, как «Миротворчество в Европе и Николай Второй» и «Россия и Английский Альянс». На этом история могла бы закончиться.

Но этого не произошло. Словно бы в угоду поклонникам хороших детективов сюжет начал усложняться.

Естественно, кому-то это показалось началом и концом литературной подделки: в гостиной русский, вооруженный ручкой, Дуглас берет его «с поличным» — добывает показания у старого почтенного, высокоуважаемого ламы в присутствии отставного почтмейстера из Ладака, выступившего в роли толмача.

В ходе расследования, когда Дуглас читал выдержки из книги Нотовича, лама, как было отмечено, непроизвольно воскликнул « Sun , sun , sun , manna mi dug !», что значит «Ложь, ложь, ложь, ничего кроме лжи!» В другой раз, как свидетельствует Дуглас, лама спросил: будет ли кто-нибудь наказан за публикацию таких откровенно ложных сведений?

На основе этих и других заявлений было бы сложно сделать иное заключение, чем то, что Нотович виновен по предъявленному ему обвинению. Но любой детектив, стоящий своего лондонского тумана, знает, что все не так просто, как кажется. Сыщик, естественно, начал бы задавать себе вопросы: «Действительно ли „Жизнь Святого Иссы“ — литературная подделка? Правда ли, что Нотович искусно лгал и мистифицировал? А если так, то каковы его мотивы[54]? Слава? Деньги? Имел ли он сообщников? Не был ли он агентом русского царя, как предполагал Хейл[55]? А если был, имеет ли это какое-либо отношение к делу? И если Нотович совершил подделку, думал ли он, что это сойдет ему с рук?»

Ладак — это лежащая на большой высоте, холодная, далекая, бесплодная земля. Около тысячи лет он был независимым королевством. В 1834 году Ладак подчинялся правителям Джамму, а в 1947 стал районом индийского штата Джамму и Кашмир, граничащим с Пакистаном, Тибетом и Китайским Туркестаном.

Гималайские пики вздымаются над его величественными плоскогорьями. Это экзотическое место, прибежище культуры тибетского буддизма — несомненно, ро shy;мантический фон для рассказа. Но оно вполне досягаемо. Нотович должен был знать, что рано или поздно кто-нибудь поедет в Химис и проверит историю, он и предлагал сделать это своим оппонентам. Стал бы русский испытывать судьбу при такой, как отмечал сам Мюллер, вероятной возможности разоблачения? Даже Мюллер находил это неправдоподобным[56].

Тем не менее, именно так все и выглядело. В действительности же существовали противоположные свидетельства: слова русского журналиста и опровержение британского(?) профессора. Тот факт, что Дугласу не удалось увидеть копию манускрипта, был не более убедительным доказательством его отсутствия, чем заявление Нотовича о его существовании. Как бы то ни было, либо Нотович, либо Дуглас говорил правду — лишь один из них. Но если бы вес публично выраженного мнения мог служить безошибочным показателем честности, то Дуглас оказался бы прав.

Внешность может быть обманчива, разумеется. Что здесь еще можно предположить? Мог ли лама обмануть Нотовича, как вначале полагал Мюллер? Достоверно ли Нотович записал все, что ему было зачитано и переведено, сгруппировал стихи и издал их, как он утверждал? Или, могло ли так случиться, что настоятель Химиса был не совсем откровенен с профессором Дугласом?

Если предположить на минуту, что по существу отчеты Нотовича достоверны (то есть, допуская всевозможные драматические события в этой истории, считать летописи действительно существовавшими и воспроизведенными Нотовичем) и что Дуглас, как все полагали, также написал достоверный отчет, то как мы можем объяснить такие противоречия? Возможно, ответ кроется в области «восточной дипломатии».

Нотович утверждал, будто вопросы европейца о каких-либо ценностях ламы принимали за намерение похитить их. По словам русского, именно по этой причине он был так осмотрителен, изыскивая доступ к документам, и он был убежден, что именно осторожность способствовала его успеху в этом деле. Из статьи профессора Дугласа видно, что он действовал решительно и прямолинейно. Если утверждения Нотовича верны, то такое поведение могло привести к прямому отказу.

Мы никогда не узнаем, что в точности произошло между Дугласом и ламой в Химисе, или между Нотовичем и ламой — если подобная встреча действительно имела место. Однако проведя большую часть зимы 1974-75 гг. в Ладаке, тибетологи Снеллгроув и Скорупски сделали ряд замечаний по поводу Химиса, которые заставляют с доверием относиться к теории «восточной дипломатии». В статье «Культурное наследие Ладака» они писали: «Химис — монастырь, о котором не так-то легко что-либо узнать. Похоже, он привлекает больше посетителей, чем любой другой монастырь в Ладаке, но очень немногие понимают, что они видят перед собой. Это вызывает у части монахов презрение и даже открытое неуважение; они, видимо, убеждены, что все иностранцы воруют, если есть возможность. В последние годы действительно имели место серьезные кражи, и в то время, когда мы находились там, следствие все еще велось старшим инспектором полиции. В действительности же иностранцам не приходилось нести за это ответственности[57].

Что бы там ни произошло, дело в целом приобретало привкус необычной трагедии с любопытными героями: профессор неизвестно из какой страны, русский писатель, лама из Ладака, знаменитый филолог, и массовка из ученых, газетчиков, моравских братьев, английских офицеров, терапевта с подозрительным именем, путешественников и, возможно, пропавших документов, существование которых все еще не было установлено.

Нотович не привез их копии, или хотя бы фотографии страниц летописи в доказательство ее существования, а Дугласу сказали, что подобной летописи не существует вовсе.

Что это было — дело о несуществующих документах или о ламе, отказавшемся от своих показаний? Фальшивка, сфабрикованная Нотовичем? Наивность Дугласа? Или что-то еще? За недостаточностью улик точно сказать невозможно. На самом деле, на тот момент существовало столь мало убедительных доказательств, что даже великий детектив оказался бы в тупике. Что же послужило развитию сюжета? Элементарно, мой дорогой Ватсон: новые улики.

Они появились в виде докладов очевидцев, посетивших Химис, и первый из этих докладов был более чем иронией судьбы. Это было свидетельство Свами Абхе-дананды — хорошего знакомого, если не близкого друга Макса Мюллера, — который заявил, что не только видел эти документы, но и устно подтвердил истинность рассказов Нотовича.

Абхедананда являлся тем идеальным человеком, который мог дать достоверную оценку ситуации в Химисе. В миру его звали Калипрасад Чандра, он родился 2 октября 1866 года в Калькутте в Индии и в раннем возрасте прекрасно освоил английский и санскрит[58]. Когда ему исполнилось 18 лет, он поступил в Калькуттскую восточную семинарию, где его отец, профессор Рашиклал Чандра заведовал в течение двадцати пяти лет кафедрой английского языка.

Не по годам развитый ученик, сведущий в литературе Востока и Запада, Калипрасад был жадным читателем с философским уклоном, который в юности освоил столь несходные труды, как «Бхагавад Гита» и «Система Логики» Джона Стюарта Милля. Он изучал все философские школы, посещал многочисленные лекции йогов, пандитов, представителей христианства, брахманизма и индуизма, а в 1884 году стал учеником индийского святого Рамакришны.

Начиная с 1886 года он вдоль и поперек исходил Индостан, босой и без денег. В течение десяти лет он терпел лишения, постигая Абсолют, совершал паломничества к святым местам в Пури, Ришикеше и Кедарнатхе и жил у истоков Джамны и Ганга в Гималаях.

В 1896 году он облачился в европейское платье и отплыл в Лондон, где начал карьеру проповедника и толкователя Веданты (индусская философия, основанная на «Ведах»), встречался с такими известными учеными, как видный немецкий санскритолог Пауль Дьюссен и грозный Макс Мюллер.

Трудно сказать точно, насколько глубокой была связь последнего с индусом. Абхедананда находился в Лондоне всего год до того, как отбыл в Соединенные Штаты с целью распространения там Веданты. Тем не менее, они много раз встречались, общались на английском (Мюллер мог лишь читать на санскрите, говорить он не умел) и, похоже, были рады обществу друг друга.

Помимо всего прочего, их отношения строились на взаимоуважении и общности интересов, и не последним из них был Рамакришна, к которому Мюллер питал глубокое и неизменное уважение. Абхедананда подолгу говорил о своем учителе, и то, что Мюллер узнал об индийском праведнике от его ученика, значительно пополнило готовящуюся к выходу в свет книгу «Рамакришна:

Его Жизнь и Изречения». После кончины Мюллера в 1900 году Абхедананда — представляя индийских специалистов по хинди и санскриту — воздал Мюллеру должное на публичном собрании, организованном филологическим и философским факультетами Колумбийского университета.

Несомненно, оксфордский профессор был бы в шоке, если бы услышал, что его друг подтвердил историю Нотовича. Отнесся бы он к этому снисходительно? Или отрицал бы? Потребовал бы дальнейших доказательств? Мы об этом уже никогда не узнаем, ведь Мюллер скончался за двадцать два года до того, как Абхедананда определился в мысли, что заявления Нотовича были правдой.

Трудно даже сказать, обсуждали когда-либо эти два человека книгу «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа» или нет. Хотя Абхедананда прибыл в Лондон вскоре после публикации книги, он мог и не прочесть ее до тех пор, пока не приехал в Америку[59].

Существуют противоречивые отзывы об отношении Абхедананды к этой книге, но сторонником ее он не был — по крайней мере сначала. В книге «Тайна Иисуса» (1980 г.) Ричарда и Дженет Бок, — отчете об их поисках доказательств в подтверждение легенды об Иссе, (Чета Боков заинтересовалась утерянными годами Иисуса после прочтения книг «Евангелие Иисуса Христа Эпохи Водолея Леви, и „Неизвестная Жизнь Иисуса Христа“ Нотовича. Во время частых путешествий в Индию они четыре месяца снимали фильм, прослеживающий путь Христа в глубь континента, как и указано в „Жизни Святого Иссы“. Их фильм „Утерянные годы“, снятый в 1978 году, познакомил многих американцев и европейцев с историей странствий Иисуса по Востоку, которое имело место еще до его палестинской миссии ) миссис Бок сообщает, что Абхедананда был весьма скептически настроен и отправился в Химис «разоблачать» Нотовича. Это заключение она сделала на основе интервью с уче shy;ником Абхедананды Свами Праджнанандой.

Впрочем, несколько строк из рукописи одного из биографов Абхедананды, сестры Шивани (миссис Мэри Лепаж), дают основание полагать, что слово «разоблачать» было слишком сильным. Работая в «Принстон Юниверсити Пресс» с 1912 до 1916 года, сестра Шивани вспоминала: «Я однажды слышала высказывание Свами в пользу того мнения, что годы, предшествовавшие миссии Христа, были проведены им в Индии с тибетскими йогами[60]».

Это утверждение возбудило ее интерес, и она написала доктору Миллеру, который преподавал историю церкви в Принстоне, и Свами Абхедананде. Доктор Миллер ответил, что ему не известно о существовании подобных исторических письменных свидетельств. Но, как пишет сестра Шивани, «Свами ответил в своем письме, чтобы я прочитала книгу русского писателя Нотовича «Неизвестная Жизнь Христа[61]».

Несколько лет она не могла найти этой книги. Тем не менее, если Абхедананда достаточно скептически относился к книге Нотовича и хотел ее разоблачить, оста shy;ется загадкой, почему он посоветовал своей ученице прочесть ее и не высказал своего недоверия к книге.

Две его биографии — «Поборник Монизма: достоверный рассказ о деятельности Свами Абхедананды в Америке» сестры Шивани и «Свами Абхедананда: духовная биография» доктора Мони Багчи — утверждают, что Абхедананда стремился «проверить и подтвердить» (они употребили одно и то же выражение) заявление Нотовича[62].

Однако каким бы глубоким ни был его интерес, прошли многие годы, прежде чем Абхедананда получил возможность удовлетворить его. Он был занят распро shy;странением Веданты в Америке. С 1897 до 1921 года он много путешествовал по Соединенным Штатам, Канаде и Мексике, читая лекции по различным аспектам Веданты почти в каждом крупном городе.

Как и в Лондоне, он был признан в высших кругах Америки и в среде интеллигенции: был принят в Белом Доме президентом Уильямом Мак-Кинли, встречался с Томасом Эдисоном и на приемах у Уильяма Джеймса подолгу обсуждал проблему «единства конечной Реальности» с хозяином дома и профессорами Джосаей Ройсом, Натаниэлем Шейлером и Льюисом Джейнсом —председателем Кембриджских философских конференций[63].

Наконец, в июле 1921 года Абхедананда отплыл в Индию из порта Сан-Франциско. В 1922 году в возрасте 56 лет странствующий пилигрим взял в руку посох и отправился в Химис. «Долгое время моей заветной мечтой было путешествие пешком через Гималаи», — говорил он, согласно записям[64]. В своем дневнике он писал: «В 1922 году я отправился из Кашмира в Тибет, совершив пеший переход через Гималаи, дабы изучить обычаи, традиции, буддийскую философию и ламаизм, распространенные среди тибетских лам. Я шел по Яркендскому пути, главной дороге в Европу и остановился в Лехе, столице Ладака, в Восточном Тибете. Моей конечной целью был монастырь Химиса, что в 25 милях к северу от города Лех[65].

Абхедананда описал подробности своего путешествия в книге «В Кашмире и Тибете». В ней он пишет, что после экскурсии по монастырю он расспросил лам о том, насколько достоверна была история Нотовича. И только тогда он «узнал от них, что свидетельства были действительно истинны[66]».

Книга «В Кашмире и Тибете» весьма любопытна. Она составлялась в несколько этапов, частью самим Абхеданандой, а частью его помощником, который работал с его дневником и подлинными записями. По воспоминаниям доктора Багчи, завершив путешествие, Абхедананда возвратился в Калькутту и передал свои заметки брахмачарье Бхайраву Чайтанье, своему спутнику в путешествии по Тибету. Он попросил Чайтанью составить очерк своего путешествия, на основе которого очевидно намеревался написать книгу[67].

Чайтанья, пользуясь стандартными справочниками по Кашмиру и Тибету, выполнил эту просьбу. Но в последующие годы Абхедананда был слишком занят, чтобы исправить и дополнить записи.

В 1927 году черновые записи вышли в нескольких частях в «Вишвавани», ежемесячнике Ведантического Центра Рамакришны, ( Ramakrishna Vedanta Math, или Ведантический Центр Рамакришны, организованный в январе 1899 года Свами Вивеканандой, — духовное учреждение, первоначально объединявшее учеников Парамахансы Рамакришны и являющееся чисто монашеским установлением со своими матхами и ашрамами, но в то же время осуществляющее (в лице своего председателя) руководство Миссией Рамакришны. Последняя в настоящее время представляет собою одну из крупнейших и наиболее действенных — не только в Индии, но и в мире — организаций филантропического и благотворительного характера. Оба учреждения призваны содействовать охранению и распространению единой вечной религии, философские основы которой выражены в Веданте. Абхедананда был одним из первых учеников Рамакришны, согласившихся отказаться от тра диционного монашеского затворничества, чтобы разнести — вслед за Вивеканандой — по миру идеи Веданты и Рамакришны. См., например, Ромен Ролан, «Жизнь Рамакришны» и «Жизнь Вивекананды». Прим. пер. ) вызвав немалый к себе интерес. Затем, добавив собственные заметки и материалы из вспомогательных источников, Абхедананда завершил и исправил весь труд. В 1929 году он вышел книгой под названием « Parivrajaka Swami Abhedananda „, позже переименованной в « Kashmir O Tibbate“.

В 1954 году, через 15 лет после смерти Абхедананды, книга была отредактирована его учеником Свами Праджнанандой и опубликована во втором, исправленном издании. Видно, что книга была не полностью исправлена Абхеданандой, так как в главе, рассказывающей о достоверности летописей, Абхедананда упоминается в третьем лице как «Свамиджи».

Несмотря на необычную манеру, в которой была написана книга «В Кашмире и Тибете», нет сомнений относительно того, что касается истории Нотовича и его предполагаемой находки. Текст недвусмысленно излагает основные моменты рассказа русского журналиста, включая излечение его сломанной ноги в Химисе, расспросы Абхедананды о Нотовиче и подтверждение, полученное от ламы: «Лама, сопровождавший Свамиджи, взял с полки рукопись (об Иссе) и показал ее Свамиджи. Он пояснил, что это копия, а подлинник находится в монастыре, на shy;ходящемся в Марбуре, возле Лхасы. Оригинал был написан на пали, а то был тибетский перевод[68], — все согласуется с рассказом Нотовича.

По просьбе Абхедананды лама помог ему перевести текст на английский язык[69], позднее он был переведен на бенгали и опубликован (вместе с выдержками из английской версии «Жизни Святого Иссы» книги Нотовича «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа») в книге «В Кашмире и Тибете». Как бы скептически Абхедананда ни относился к этому вначале — после посещения Химиса, основательно расспросив лам и изучив искомые документы, он настолько уверился в их подлинности, что напечатал выдержки из отчетов Нотовича в своей собственной книге.

За исключением отрывков из «Неизвестной Жизни Иисуса Христа» книга «В Кашмире и Тибете» была написана на бенгали. Насколько нам известно, книга никогда не переводилась на английский. Дабы сделать важные документы, необходимые для понимания существа дела, доступными для наших читателей, мы впервые перевели на английский нужные главы книги «Kashmir O Tibbate» — благодаря доброте и преданности Прасана Кумара Де, Пера Синклера и Джайашри Маджумдара.

Как и Абхедананда, его биографы Багчи и Шивани испытывали полное доверие к рассказу Нотовича. Оба, вновь в одних и тех же выражениях, утверждали, что «те, кто прочел эту книгу и трезво поразмыслил о необычайных, захватывающих поисках, описанных в ней, которые не смог опровергнуть ни один ученый, — могут понять, что не праздное любопытство» заставило Абхедананду предпринять путешествие в Химис[70].

Третий биограф, Ашутош Гхош, был согласен с ними. В книге «Свами Абхедананда: Святой-Патриот» он писал: «Он добрался до монастыря Химис 4-го октября и там обнаружил манускрипт о неизвестной жизни Иисуса Христа, ранее опубликованный русским путешественником Николаем Нотовичем, и с помощью старшего ламы сделал перевод важных отрывков о жизни Иисуса, которые затем включил в свою книгу « Kashmir O Tibbate «, написанную на бенгали[71].

Специфика общения Абхедананды и лам в Химисе была совершенно иной, нежели в случаях Нотовича или Дугласа. Абхедананда не был для них журналистом или профессором чуждой культуры. Он был учеником Рамакришны, ученым, проповедником, путешественником и в прошлом аскетом, прожившим три месяца в пещере в Гималаях у истоков Ганга. Он был достаточно близок им и слишком проницателен, чтобы «шутники-монахи», как называл их Мюллер, могли ввести его в заблуждение.

Тем не менее, существуют некоторые несоответствия между версиями текста Нотовича и Абхедананды, возможно из-за того, что обе претерпели множество переводов. Подлинник на пали сначала был переведен на тибетский. Неизвестно, на каком языке Нотович впервые записал притчи, когда ему перевели их, — может быть, на родном русском или на французском. Но мы точно знаем, что в конце концов они были напечатаны на французском языке и позднее переведены на английский. Притчи, опубликованные Абхеданандой, претерпели подобную же одиссею: тибетский, английский, бенгали, затем опять английский.

Абхедананда добавил несколько деталей, которые отсутствуют в повествовании русского, и включил примечание, описывающее «как Иисус остановился на берегу озера возле Кабула, чтобы омыть руки и ноги и немного отдохнуть там. Это озеро существует и поныне. Оно носит название „Озеро Иссы“. В честь того события у озера проходит ежегодная ярмарка. Об этом упоминается в арабской книге «Tariq — A — Ajhan[72]». Трудно сказать, является ли это свидетельством существования другой версии иди более полного изложения того же текста.

Как и Дуглас, Абхедананда отправился в Химис с ясной целью проверить историю Нотовича. Но, в отличие от Дугласа, он заявил, что не только видел, но и записал притчи, приведенные ламой из той же книги, что была прочитана Нотовичу. Хотя это во многом подтверждает рассказ Нотовича — особенно существование самого документа и точное воспроизведение притч, — но все же не являет убедительных доказательств. Абхедананда не привез ни фотографий, ни копий текста. И он полностью зависел от ламы по части перевода с тибетского.

Требовалось больше доказательств, и их появление не заставило себя ждать — на этот раз благодаря талантливому перу Николая Рериха, замечательного человека, который много написал о путешествиях святого Иссы по Востоку. С 1924 по 1928 год он возглавлял экспедицию по Центральной Азии — Сикким, Пенджаб, Кашмир, Ладак, Каракорум, Хотан, Кашгар, Карашар, Урумчи, Иртыш, Алтай, Ойротский район, Монголия, Центральная Гоби, Кансу, Цайдам и Тибет. В ходе путешествия он записывал живую историю о пребывании Иссы на Востоке, воплощенную в легендах, бережно хранимых людьми, принадлежащими к разным национальностям и исповедующими различные религии, по всей ог shy;ромной территории Азии и обнаружил одну, а возможно и не одну рукопись на эту тему. Написанное им о святом Иссе представлено в четвертой главе этой книги.

Николай Рерих, — родившийся в Санкт-Петербурге в России 10 октября 1874 года, — учился в Санкт-Петербургском университете и в Академии художеств. В 1898 году был назначен преподавателем Императорского археологического института и к 1920 году стал уже всемирно известным художником. («В 1898 — 1899 годах Н.К.Рерих в качестве внештатного преподавателя прочитал в Археологическом институте курс лекций по предмету „Художественная техника в применении к археологии“, в которых рассматривает новую для того времени проблему взаимосвязи искусства и археологии, в частности развивает мысль о значении успехов археологии для развития исторической живописи. См., например, В.П.Князева, „Н.Рерих“, изд. „Искусство“, Л.-М., 1963 г., с. 21. Прим. пер.)

Обычно упоминаемый в биографических справках как «родившийся в России художник, поэт, археолог, философ и мистик[73]», Рерих был еще и дипломатом, писателем, критиком, преподавателем, театральным художником, создававшим декорации и костюмы, и путешественником, исследовавшим неизученные места.

«Вероятно, никто из западных путешественников не был подготовлен лучше научно, духовно и психологически для путешествия по Востоку, — писал доктор Гарабед Пилиан в своей монографии „Николай Рерих“. — Немногие, конечно, отправлялись туда из высших побуждений, с идеями о синтезе, служении и с желанием найти истину и красоту[74].

Николай, его жена Елена и сын Юрий были «основными силами» его Центрально-азиатской экспедиции, которая состояла из девяти европейцев, тридцати шести местных жителей и 102 верблюдов, яков, лошадей и мулов. Во время путешествия через Сикким их сопровождали второй сын Рериха Святослав и известный ученый, знаток тибетской литературы, лама Лобсанг Минпор Дордже.

Экспедиция ставила перед собой много целей. Главной ее задачей было создание живописных свидетельств о землях и народах Центральной Азии. За время путешествия Николай Рерих написал 500 картин. Экспедиция также преследовала и другие цели — изучить местоположение древних памятников и состояние современных религий, проследить пути переселения разных наций, рассмотреть возможности будущих археологических исследований и собрать многообещающую коллекцию этнографических и лингвистических материалов о культуре Внутренней Азии.

Благодаря своим уникальным познаниям и способностям Юрий Рерих внес неоценимый вклад в работу экспедиции. Он был видным археологом и востоковедом, получившим образование в Гарварде и Школе восточных языков в Париже, не говоря о других местах, а также был учеником ламы Лобсанга Мингюра Дордже.

Юрий изучал персидский, санскрит, китайский и тибетский языки. «Эти обширнейшие познания в области языков дали ему ключ к тайнам „закрытой земли“, — писал Луи Марин, бывший президент Этнографического общества в Париже, в предисловии к отчету-монографии Юрия Рериха об экспедиции — „По тропам Срединной Азии“, изданной в 1931 году. ( G . N . Roerich . „ Trails to Inmost Asia „. London , 1931. На русском языке монография издана в 1995 году (в прекрасном оформлении, включающем цветные репродукции картин Н.К.Рериха, запечатлевающих ландшафт и виды населенных пунктов по маршруту экспедиции) изд. „Агни“ под приведенным выше названием, хотя в отечественной литературе она иногда упоминается как «Пути к сердцу Азии“ или «Пути в сокровенную Азию“. )

«Благодаря своему знанию языков, традиций этих стран, — продолжал Марин, — Юрий Рерих посещал буддийские монастыри, обычно совершенно закрытые для иностранцев. Он обнаружил полное собрание священных книг религии Бон-По — три сотни томов, которые представляют собой бесценное сокровище для истории религий и исследований Востока[75]».

Чтобы обеспечить успех экспедиции, Юрий Николаевич провел один год (1924) в Сиккиме, в Восточных Гималаях, совершенствуясь во владении языком. «Было необходимо приобрести хорошие разговорные навыки в тибетском языке перед тем, как отправляться в путешествие, которое потребует постоянного общения с местными жителями», — писал он в книге «По тропам Срединной Азии[76]». Очевидно, это время не было потрачено даром, так как позже Николай Константинович отмечал: «Как прекрасно, что Юрий знает все нужные тибетские наречия[77]!».

Существовала, по-видимому, и другая, хотя и менее официальная, причина для этого путешествия. Задолго до того, как Леонард Нимой направил миллионы аме shy;риканцев на исследование разного рода интригующих тайн, Николай Рерих искал действительные события, сокрытые в народных легендах Востока. Согласно Гарабеду Пилиану, Рерих, как и Плиний, полагал, что «через истолкование мифа мы приходим к истине[78]».

«В каждом городе, на каждой стоянке лагеря в Азии, — сообщал Рерих, — я старался разгадать, какие воспоминания хранятся в памяти народной. Сквозь эти охраняемые и оберегаемые легенды вы можете разглядеть реальные события прошлого. В каждой искре народного творчества есть капля Великой Истины, приукрашенной и искаженной[79]».

Путешествуя по Азии, он собирал легенды о расе подземных жителей[80], сказания и факты, свидетельствующие о древних миграциях европейцев (включая готов и друидов) в Азию и за ее пределы, рассказы о Соломоне и его ковре-самолете, о пришествии Майтрейи, а также легенды о Шамбале и, конечно, сказания о святом Иссе.

Опыт экспедиции профессора Рериха обеспечил ему обилие материалов, которые впоследствии вошли в целый ряд книг. В особенности в трех из них уделяется большое внимание экспедиции: «Гималаи» (1926), «Сердце Азии» (1929) и путевой дневник Рериха «Алтай-Гималаи» (1929), который «более чем любая другая из написанных книг, — как заметил обозреватель „Американского журнала искусств“ (декабрь 1929 года), — отражает высшее торжество прекрасного в сознании истинного художника и в то же время свидетельствует о величии, неповторимости личности автора[81]».

«Алтай-Гималаи» — уникальный труд, поскольку он представляет собой скорее ряд наблюдений автора — заметки, сделанные верхом на лошади или в палатке, — чем книгу с формальной структурой или с линией сюжетного развития. В этой книге Рерих много написал о пребывании Иссы на Востоке — и помимо прочего — по той причине, что часто встречал свидетельства тому, начиная с Кашмира — отправного пункта своего путешествия.

«В Шринагаре впервые достигла нас любопытная легенда о пребывании Христа. Впоследствии мы убедились, насколько по Индии, Ладаку и Центральной Азии распространена легенда о пребывании Христа, во время его долговременного отсутствия, указанного в писаниях», — рассказывает Рерих в «Сердце Азии[82]».

Так как легенда появлялась вновь и вновь — в Кашмире, Ладаке, Монголии, Синцзяне и других местах, — профессор Рерих убедился в «подлинности преданий об Иссе» и в том, что «ламы знают значение документа"[83] Он слышал несколько вариантов сказания, но в книге «Сердце Азии» отметил, что «все они утверждали, что в течение лет отсутствия Христос находился в Индии и Азии[84]».

Профессор Рерих, однако, нашел нечто больше, чем легенды. Он неоднократно упоминает «писания» и «манускрипты». Например, будучи в Ладаке, он отметил, что писания лам говорят, как Христос превозносил женщину — Матерь Мира и относился к так называемым чудесам.

В книге «Гималаи», во вступлении, которому предшествует длинная цитата из древнего манускрипта, читаем: «Давайте вслушиваться в то, как в горах Тибета говорят о Христе. В документах, которые уходят в древность на 1500 лет, можно прочитать: «Исса тайно оставил родителей и вместе с купцами из Иерусалима направился к Инду за усовершенствованием и изучением законов Учителя (Будды)[85]». История, которая следует далее, во многих местах почти та же, что и в «Жизни Святого Иссы» Нотовича.

Один длинный отрывок из книги «Алтай-Гималаи», написанной во время пребывания Рериха в Лехе, определенно заслуживает внимания и ставит важные вопросы.

«В один день три сведения о рукописи об Иисусе. Индиец говорит: «Я слыхал от одного из ладакхских (Здесь и далее в цитатах оставлена орфография авторов ) официальных лиц со слов бывшего настоятеля монастыря Хеми, что в Лехе было дерево и маленький пруд. около которого Иисус учил» . (Какая-то новая версия о дереве и пруде, ранее не слышанная.)

Миссионер говорит: «Нелепая выдумка, сочиненная поляком, сидевшим в Хеми несколько месяцев». (Спрашивается, зачем сочиненная? Почему совпадает с другими версиями и доводами?)

…Хороший и чуткий индиец значительно говорит о манускрипте, жизни Иссы: «Почему всегда направляют Иссу на время (его) отсутствия из Палестины в Египет? Его молодые годы, конечно, прошли в изучении. Следы (буддийского) учения, конечно, сказались на последующих проповедях. К каким же истокам ведут эти проповеди? Что в них египетского? И неужели не видны следы буддизма, Индии? Не понятно, почему так яростно отрицается хождение Иссы караванным путем в Индию и в область, занимаемую ныне Тибетом.

…Есть такие любители нагло отрицать, если что-нибудь трудно принимается их сознанием. Но ведь тогда и знание обращается в семинаристскую схоластику, а природная потребность клеветы достигает высокой техники. Каким образом недавняя подделка могла проникнуть в сознание всего Востока? И где тот ученый, который написал длинное изложение на пали и по-тибетски? Такого не знаем[86]».

Естественно, будучи в Ладаке, Рерих посетил Химис. Но нашел его местом, не оправдавшим ожиданий, где «чувствуется странная атмосфера мрачности и уныния», «кружат черные вороны» и «ламы полуграмотны».

В «Гималаях» в качестве вступления к своим комментариям о Химисе он писал: «О манускриптах об Иисусе. Сперва полное отрицание. К нашему удивлению отрицание прежде всего идет из миссионерских кругов. Потом понемногу ползут отрывочные, боязливые сведения, очень трудно добываемые. Наконец выясняется, что о манускриптах слыхали и знают старые люди в Ладаке».

Далее, говоря исключительно о Химисе, он продолжает: «Такие документы, как манускрипты о Христе и книга о Шамбале, лежат в самом темном месте. И фигура ламы-составителя книги о Шамбале стоит, как идол в каком-то фантастическом уборе. И сколько еще других реликвий погибает по пыльным углам. И тантрикам-ламам нет до них дела. Надо было видеть и обратную сторону буддизма[87]» (Теперь нам понятно, почему является вполне вероятным то, что лама в Химисе сказал Нотовичу о своей неспособности сразу указать, где в монастыре хранится манускрипт об Иссе ).

Короче говоря, записи Рериха сделали практически все, что могло быть сделано для доказательства существования и подлинности одного или более документов, описывающих пребывание Иисуса на Востоке, — он только что не добыл один из них. По всей Азии он находил эту легенду, сохраненную людьми различных национальностей и религий. Он многократно ссылается на «письменные документы» и «манускрипты» — одни он видел сам, о других слышал от людей, — в которых говорилось о путешествии Иссы на Восток. Его упоминание о рукописях Химиса, хранящихся в «темнейшем месте», наводит на мысли о цитадели «Темной Сокровищницы», описанной тибетологами Снеллгроувом и Скорупски. Он даже записал рассказ ламы-настоятеля Химиса, где тот говорит об этой легенде.

Хотя Рерих, бесспорно, был знаком с работой Нотовича, свои источники этой легенды он нашел сам. «Многое напоминает строки из книги Нотовича, — писал он, будучи в Лехе, — но еще более удивительно обнаружить ту же самую версию легенды об Иссе в нескольких вариантах. Местные жители ничего не знают об опубликованной книге, но они знают легенду и с глубоким почтением говорят об Иссе[88]».

Более того, наряду с выявлением сходства между текстами, найденными Нотовичем и Рерихом (шестьдесят стихов из десяти глав книги Нотовича «Жизнь Святого Иссы» совпадают с текстом, включенным в «Гималаи»), Рерих опубликовал материалы о святом Иссе из манускриптов, которых не было у Нотовича.