Библиотека Mosbiblio

Потренируемся? Закрой глаза, раскрутись, как Плисецкая в фуэте... Опиши то, что оказалось перед тобой, как если бы увидел этот предмет первый раз в жизни.

ЧИТАТЕЛЬ. Вижу окно — раму, стекла... Оно плотно прикрыто, заметны следы пленки, которой было оклеено на зиму...

Это называется — впервые? Чтобы выдать такую информацию, нужно обладать определенным опытом. Ну, представь себе еще, что ты — инопланетянин, понятия не имеющий о функции земных предметов. Хотя, заглядывая в справочник туриста, можешь пользоваться словесными обозначениями деталей, из которых эти предметы сооружены.

ЧИТАТЕЛЬ (глядя на то же окно). Вытянутый прямоугольник... Вдоль и поперек его — планки, на поверхности которых кое-где удерживаются фрагменты материала иной плотности и тона... Между планками — прозрачные плоскости.

Теперь та же операция, но с несколькими предметами. Например, табурет... ажурная хлебница... тюбик с клеем «ПВА»... пиджак... лампа...

ЧИТАТЕЛЬ. Четыре палки, покрытые чем-то блестящим. Переплетение соломок. Маленький бежевый... ну, цилиндрик. А если название не вспоминается, не приходит в голову? В справочник смотреть некогда...

Создай свои названия: буба, дуда, мумышка...

ЧИТАТЕЛЬ. Две черные дудышки, вмонтированные в желтую куку. Длинная гугуля, наполненная чем-то изнутри...

Вот оно — «ТНГ»! Сохраняя в себе это лучезарное неведение, мы разучаемся в обязательном порядке видеть мир таким, каким ему назначено выглядеть общепитовскими законодателями. Разложив его на атомы, можем свободно монтировать из них свои откровения.

Прошло два дня. Или два месяца. Или два года. Будем считать, что ты не терял времени зря.

Есть ли у тебя какая-то реальная проблема? Обгоняйся и подкрепляй свою речь конкретными действиями. Не сор тируя, не перебирая предметы — ведь это сейчас лицедеи, не имеющие своего лица. Переставляй их, двигай, накла дывай друг на друга... ...Finita la comedia? Высмотри, если хочешь, в этом хаосе ассоциативный образ. Скажем, слева: скамейка кандибобером на столе, пуфик сбоку припека... Похоже на звероящера, несущего в зубах государственный штандарт Средней Карапузии?.. Или справа: вилка вонзилась в замочную скважину шифоньера, вокруг веером прочая сервировка... На этот раз—невеста со сверкающим от волнения носом, фата в блестках... Если ты сойдешь с симоронской трассы, одна из этих картинок вернет тебя на нее, повторившись своими очертаниями в том или ином встречном житейском объекте.

ПОДНЯТАЯ РУКА. Какая из них лучше, качественнее?

Никакая. Загогулистый симпатяга — сценарий, по которому можно снять разные фильмы. Проект, дающий возможность создать строения, не повторяющие друг друга. Все они в скрытом виде присутствуют в нем, проекте-сценарии, — так же как в неказистом куске мрамора прячутся и Венеры с Аполлонами, и крестьянки с рабочими. Характер этих образов не имеет значения, главное — чтобы они были естественно выращены, не навязаны исходному скелету, выпирающему из них всеми сочленениями.

ЕЩЕ РАЗ РУКА. Нужно ли все же при создании объемного симпатяги подбирать предметы, более подходящие для изображения его деталей?

Вопрос на вопрос. Должен ли актер, играющий роль жука или мотоцикла, обязательно походить на них в жизни? Оперируем, как уже говорилось, любыми вещами: пряниками, стаканами, ботинками, камешками на дороге, шишками и ветками в лесу... От нас, постановщиков этого шоу, зависит, насколько удачно, убедительно выступят исполнители.

Если не дотягиваемся до предметов руками (фиксируя, например, на натуре здания, машины, облака, тумбы, клумбы...), даем то же задание глазам. Не любопытствующим, а — творящим, рисующим...

ЕЩЕ РАЗ. Вы только что предложили — в лесу... Годится. Уединюсь. Отчего мир так несовершенен? Хочется, чтобы тебя понимали, окружили вниманием... Пусть эти кусты будут моими друзьями, родственниками, коллегами: подойду к каждому, пошуршу ветками — это они сообщают что-то доброе, приятное... Клянутся в верности, дают твердое слово: вот она, эта твердыня — каменная глыба у ног... Глаза их сверкают искренностью, признательностью, льются слезы раскаяния: черпану ведерком воды из озера, орошу травы-муравы... Солнышко осветило все это — красиво... Запомнится надолго.

А вам запомнится, господа?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Впечатляет.

ГРАЖДАНКА. Очень даже недурственно.

БАРЫШНЯ. Трогательно.

ДЯДЯ. Здорово получилось.

БАБУЛЯ. Знаете, к горлу комок подступил...

Так... понятно. Чем мы тут, Бурланы, занимаемся? Надо в прачечную сходить, потолки побелить, огурцы засолить... Прощайте все. Захлопните книжку и засуньте куда-нибудь на антресоль, в закут. Лет через двадцать случайно наткнетесь... или дети ваши... или внуки... или мыши...

...................................... ЛЕС РУК. ??????????

Смысл нашей обгонялки — в выходе из игровых обстоятельств, формирующих обманные хотения. В данном же случае выход не состоялся. Обман законсервирован. Нарисованная картина будет умилять созерцателей минуту-другую, с тем чтобы снова опрокинуть их в исходное отчаяние: идеал-то по-прежнему недостижим...

МОРЕ РУК!!!!!!!!!!!!!!..

Хорошо, вернитесь назад в чащу-рощу. Соорудите самообгонную пирамиду. И в тот момент, когда травы-муравы оросятся слезами и озарятся солнцем, пусть взгляд ваш, лишенный пелены, увидит не лубочно-опереточный пейзаж, а образец подлинного совершенства. А именно...

ГРАЖДАНКА. Мундштук в устах доярки из Вавилона... ДЯДЯ. Двадцать вторая ноздря орангутанга... БАБУЛЯ. Верхнее «до», танцующее на сиреневой ягодице кандидата в депутаты...

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Принцесса, которая подносит ко рту ложечку с кубометром паркета... БАРЫШНЯ. Дневник приора де-Лавентюх, записанный на дне ДнепроГЭСа.

И все — предметно, лиственно, веточно, влажно, шуршательно... Все процежено через конкретные пальцы строителей. Которым вряд ли уже угрожает сонное будущее, так недальновидно предсказанное в начале данной главы. Ибо вы теперь — заряжены энергией, вы теперь непоседы, одержимые страстью творения... «НАДО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!» - не так ли?

Искры в твоих очах, читатель, говорят, что и ты там же. То, что плыло, —уплыло. Хотя, к сожалению, слишком оно типично... Человечество тысячи лет надеется, что, показав себе колоритно собственные язвы или румянцы, сумеет что-то с собою сделать. Живопись, литература, театр, кино... А воз и ныне там. Потому что, как Сизиф, не докатываем свой камень до верхней планки. Катим — и подсознательно ожидаем: скоро ли сорвется. Привычное дело. Все так жили, все так будут жить.

Но вот в море-окияне, на острове Буяне, собралась партия исследователей, которые мыслят иначе. Камень можно и нужно докатить. Легко и не закусывая. И тогда, достигнув упомянутой планки и обозрев ступеньки своего восхождения, мы не узнаем их. Все это осталось в дымчатом нашем прошлом, да и было ли, братцы, вообще?.. Впереди — перспектива новых дорог, непредсказуемых...

* * *

Еще несколько вариантов предметного самообгона. Представляем проблему образно, ассоциативно, к примеру: «Увядающая ромашка». Запускаем этот образ в череду «мармеладных» фантазий, скажем:

—Поливаем ромашку нектаром—смесью утренней росы и выжимки из радуги, она оживает, раскрывается, растет, становится огромной... Прослышав об этом чуде, из Франции приезжает представитель цветоводческой, фирмы, ромашку забирают на международную выставку... Там она получает сто высших наград. Изображение ее помещают в свои гербы десятки стран... и т. д.

Все это материализуется при помощи случайных вещей, оказавшихся под рукой. В итоге наблюдаем, как всегда, беспорядочный склад. Далее—симпатизация, трасса...

* * *

Близкий к изложенному способ: используем в сладком самообгоне гиперболизированный образ себя проблемного. Например: мягкий, неспешный пингвин; закипающий чайник с грохочущей крышкой; бельевая веревка, обвешанная одежками так, что гнется, рвется от тяжести...

Предположим, я—«дикий, необузданный козлик». Описываю приключения данного козлика (иллюстрируя действия предметами). Например:

—Я расту, превращаюсь в огромного козлищу, мощные рога у меня повсюду: на лбу, на коленях, сзади... Бодаю цистерну с бензином, там образуется дырка, хлещет бензин, вспыхивает... Горят дома, леса... Ношусь среди пожаров, затаптывая ногами-рогами огонь, брызгая на пламя струями слюны... Вот я, разъяренный, красный, бросаюсь грудью на самый свирепый столб пламени, вздымаюсь на его вершине в небеса, рассыпаюсь там фейерверком...

***

Наконец, лепка объемных симпатяг из пластилина, теста, натуральной глины... Или — из собственного нашего тела. Смотри, сколько в нем всякой всячины: руки, ноги, спина, губы, язык... Чем не кирпичи для самообгонного сооружения? Но собой манипулировать трудно: попроси родственника или приятеля поассистировать тебе в качестве «зеркала». Вылепи из него последовательно все, что рисуется в твоих разыгрываемых мечтаниях, дополни декор, если требуется, лоскутами, тряпками... Если детище твое должно издавать какие-то звуки, обучи им помощника.

* * *

То же можно осуществить с помощью самокуклы — кукольного подобия своей личности. Тельце может быть любым, проще всего изъять его у какой-нибудь тряпичной «Маши», принадлежащей дочке, внучке, племяннице. Или купить такую «Машу». Главное—чтобы кукла была мягкой, маневренной. Замени ее головку своей. С этой целью возьми светлый носок, натолкай вовнутрь вату или поролон, чтобы получился шарик, примерно, с кулак. Нарисуй на шарике свои глаза, нос, рот, уши, сооруди прическу из ниток или кусочка меха. Приделай головку к телу. Затем -проведи с куклой операцию, описанную выше...

Полюбуйся созданным тобою симпатягой — в живом или кукольном зеркале, скопируй... Можешь пожить в его шкуре какое-то время, двигаясь, как он, говоря его интонациями, — при этом ты поддерживаешь себя в режиме симпатизации. Лучше действовать в незнакомой среде — там, где никто не разоблачит тебя. К примеру, покупаешь что-либо на рынке или интересуешься у прохожих погодой — обратись к ним от имени своего бронтозавра...

Качество нашей работы определяется здесь двумя факторами: первый—мы должны быть убедительны; второй — собеседники, не случайно, как ты догадываешься, возникшие на нашем пути, «заражаются» симпатизацией и становятся для нас светлячками на трассе...

Бабушка Клара в таких случаях утверждала, что Карл вовсе не украл у нее кораллы: она сама украсила ими Карлову грудь, дабы они пылали, освещая дорогу и ему, и ей...

ШПАРГАЛКА 7

Самообгон, исполняемый в воображении, — малоэффективен. Пальцы чешутся в ожидании, когда можно будет перехватить инициативу и осуществить желаемое предметно. Дадим же им работу — проиллюстрируем свое сочинение соответствующими действиями, используя для лепки необходимых по ходу вещей материал окружающих объектов. Оперируя ими как нейтральной глиной, руки наши постепенно освобождаются, очищаются от утилитарного симпотентского опыта, «вспоминают» то, что знали, умели, когда не были еще человеческими руками...

Предметная масса, которая была использована в этой процедуре, выглядит по окончании ее как объемная загогулина. Ассоциативный образ, высмотренный в ее очертаниях, является как бы симоронским открытием, которое может стать основой для светлячков, воз вращающих нас на трассу. Можем лепить симпатяг из пластических материалов, из собственного тела.

Если мы находимся в условиях, где вещи недостижимы для рук (большое расстояние), работаем манипуляторами-глазами.

Дистанция, отделяющая от нас предметы во времени, возвращает к работе с воображаемым самообгоном. В принципе, противопоказаний к его применению нет, главное — выход к вещественному симпатяге (рисунок, скульптура, предметная композиция).

Теперь, читатель, ты можешь свободно сдать зачёт по трем основополагающим темам симоронской системы:

1. Самообгон, воображаемый или предметный.

2. Создание (восстановление) симпатяги.

3. Наблюдение элементов симпатяги (светлячков) при нисхождении с трассы.

Это позволяет перейти к четвертой теме, может быть, самой-самой...

Слышишь, дружище, стук-перестук? Будто несколько дятлов сразу... Мощных таких дятлов, подкормленных, потому и эхо — на три квартала.

Где же они, птички-сестрички? Или братишки? Пойдем на голос...

Аудитория. Парты. За партами — знакомая пятерка, грызущая симоронскую науку. Глаза вонзились в конспекты. Дребезжат губы, исступленно повторяя написанное пером. Не вырубленное топором. Потому что топоры заняты другим делом. Взметнулись и опустились, чтобы зарубить на носу...

Вот откуда стук с перестуком! Мы грудью бросились наперерез, спасая неповинные носы, на поверхности которых наши последователи успели увековечить три постулата симпатизации, обозначенные выше, в шпаргалке...

До четвертой зарубки, слава богу, не дошло. Тем не менее, повод для нее есть. И очень даже существенный.

Не вешать нос, гарде... мороны! Посмотрим в спокойной обстановке, что скрывается под этой загадочной цифрой:

Ты подсчитал, сколько многозначительных точек стоит за ней? Добавь столько же и умножь на столько же. Ибо здесь, как было объявлено, - самое долгое, самое главное, самое приятное. Как брачная ночь у Ромео с Джульеттой в том случае, если бы они не послушались Шекспира и оказались не столь суетливы.

Долгое — потому что это навсегда, на всю жизнь.

Главное — потому что остальные вещи отступают, пропадают и рассыпаются, как труха.

Приятное — ибо это чистой воды творчество, окрыляющее и неиссякаемое, приносящее каждый миг оскаров, хрустальных сов и пальмовые ветви.

Не будем больше тебя томить, раскроем завесу. Итак, пробудив в себе уснувшую было творческую инициативу — включив свой прожектор-проектор, — мы движемся по его лучу. Казалось бы, прошлое осталось позади, ничто из вчерашних впечатлений не плетется за нами, не наступает на пятки... Наступает! Только незаметно, мягко, исподволь, с тем чтобы обрушиться лавиной именно в тот миг, когда мы, как нам кажется, сверхзащищены Симороном...

О нем, Симороне, и речь. Вот он, красавец, мачо, в папахе или сомбреро, верхом на коне иль дельфине, с чемоданом, набитым купюрами, или с корзинкой подснежников, собранных в январскую стужу в штате Индиана... Как - не залюбоваться! Ведь именно ему, благодетелю, обязаны мы нежданной удачей, свалившейся на голову. Место, минута, где это случилось, заслуживают отметины. У-ве-ко-ве-чим! Разместим симпатягу в красном углу, за стеклом, с сигнализацией, секьюрити, отпугивающими табличками: «Не подходить — убьет!»

Но боже, боже... Через день-другой эта законсервированная свобода издает уже смачное симпотентское амбре. После чего — стучись в него, в лучезарный образ, молись, рыдай, требуй: глухо, как в магазине, где закончилась новогодняя распродажа.

Что в этом случае делает недосиморонившийся симоронавт? Пишет заявления в инстанции: «Симорон

не работает». Если таковое произойдет с тобой, читатель, не спеши, осмотри внимательно вверенную игровую территорию: не занимает ли большую ее часть каменное изваяние, возведенное твоими руками? Занимает? Ох-хо-хо... Прильни, горемыка, к нашей груди, погладим тебя, пожалеем — может, отпустит...

Не отпустит — придется, вздохнув, признаться, что перед тем, как лепить этот монумент, ты забыл помыть руки. Которые привыкли мертвой хваткой держаться за перила. И до тех пор, пока ты будешь использовать вольного симоронского птаха в этом качестве, обслуживать тебя он не захочет категорически.

Договориться же с ним можно, отпустив поводья. Прекратив обсасывание своего успеха или неуспеха, выбив колышек из той координаты, где мы застолбились сознанием, забетонировались памятью, надеждами, ожиданиями повтора...

NICHEGO ETOGO NE BUDET!

Если Симорон застрял в пункте «А», нужно немедленно переставить его вперед, в пункты «Б», «В», «Г» (см. азбуку для подготовительной группы детского сада имени РамзесаИ).

И тогда...

Впрочем, начнем сначала. Личность наша напоминает трамвай, который штангами цепляется за провода, а колесами — за рельсы. Если отключить электричество — штанги опадут, машина остановится, рельсы сами по себе бессильны ее повести... Конечно, можно толкать ее, тянуть буксиром, расшатывать из стороны в сторону, волочить на своем горбу... что, собственно, и происходит в нашей боевой и кипучей. Но — насколько все это способствует качественному движению? Стало быть, задача — обеспечить постоянный приток «верхней» энергии.

Первым делом включаем симпатягу, полпреда расширенного Я. Но локальный симоронский образ, как уже говорилось, —лишь фрагмент нашей до-здешней биографии, один кадр из нескончаемой киноленты. Загорелась первая лампочка в гирлянде, в трамвае включился свет, но — этого мало: он не сдвинулся с места. И не сдвинется, пока мы будем водить «каравай-каравай» вокруг чудо-лампочки. Если же восстановить всю цепь — или хотя бы значительную ее часть, — электричество заструится по проводам, вагоны пойдут, рельсы с готовностью подхватят их движение... Иными словами: имеет смысл капитально заняться выращиванием, построением симоронской трассы — череды примыкающих друг к другу лампочек-симпатяг. Раскатать ковровую дорожку, в истоках которой вышит знакомый нам образ, и продолжить вышивание, создав своего рода «комикс»...

Это выглядит, примерно, так. Пусть стартовая картинка у нас — «трехпудовый шоколадный наперсток». Приступим:

— Беру трехпудовый шоколадный наперсток... и чешу им чубик на голове у мухи «цеце»... отчего она отказывается петь в опере «Пиковая дама»... и уходит в качестве наложницы к племяннику кесаря Вавилы Хрюмацкого... у которого отклеилась половина спины... и устроилась работать водолазом в одесском порту... потому что квадратные салфетки шагают строем на параде... по случаю того, что босоножки у Манечки вывернулись наизнанку...

Замечаешь, что каскад предложенных образов по стилю, метафоричности является как бы прямым продолжением первой картинки, и в то же время между ними нет никакой причинной связи — каждый существует сам по себе, соединяясь с соседями условными мостиками? Что каскад этот исполнен на одном дыхании—без пауз, перекуров? Что он не имеет никаких очевидных пересечений с текущей перед нами реальностью? Вот основные формальные критерии качества данной работы.

В общем, дружище, если ты не последовал примеру великолепной пятерки и не подверг еще «боди-арту» свой пятачок, понюхай., чем пахнет четвертый постулат, до которого не добрался топор наших героев. И который звучит так:

4. Выращивание симоронской трассы.

Уважаемые нособорцы, сделайте любезность, утолите свою устремленность к познанию Симорона: исполните самообгон. После чего зарисуйте загогулину — так, как мы это делали в первые дни-часы...

Готово? Возьмите свои чертежи в руки, станьте вплотную друг к другу, чтобы вышла непрерывная галерея. Как вы полагаете, что сие есть? Конечно же, модель симоронской трассы. Продлив, соединив одну загогулину с другими, мы получим ковровую дорожку— космическую траекторию.

Ты, дружище, тоже поучаствуй в этой акции — пусть твой чертеж будет первым в шеренге. «Расшифруй» его образное содержание: опиши соответствующую ассоциативную картинку.

ЧИТАТЕЛЬ. Похоже на ботинок... нет, на сковородку... И что же происходит с этим ботинком или сковородкой?

ЧИТАТЕЛЬ. Ну, ботинок упал на сковородку... лежит на сковородке...

Мда... Почему бы и нет? Что-то куда-то падает, что-то где-то лежит—логично. Как и положено в общепите, где к раздаточному окошку выстраивается очередь: бабка за дедку, внучка за бабку... Но ведь на трассе-то такие обязательства отсутствуют — там нет смены ночи и дня, обеда и ужина, старта и финиша. То есть все это может быть, но — не сцементированное земным детерминизмом: любой элемент изымается без ущерба для целого, переставляется куда угодно, заменяется другими элементами.

Мы с тобой познакомились недавно с этим методом, тренируясь в просмотре окон. Помнишь — в одном окне, скажем, стирают белье, в другом — жарят рыбу. Изображение сдвоилось, перепуталось: жарят белье, стирают рыбу... Видимость смысловой связи сохраняется, но в стыковке нестыкуемых элементов слышится парадоксальность свежего взгляда на мир.

Попытайся взглянуть на свое создание именно такими глазами — из пространства, где ум, конструктивный опыт уступают свободному почерку Симорона. Не забывай при этом о завете бабушки Клары: движение, динамизм, действие — везде, во всем, в том числе в структуре самого образа.

ЧИТАТЕЛЬ. Ботинок выступает с докладом на третьем съезде охотников за сковородками...

Допустим. Что было дальше?

ЧИТАТЕЛЬ. Ну, доклад принят на ура, сковородки собрались вокруг ботинка, стали его качать, охотники обнялись с ними, ботинок начал плясать на их плечах...

Ага... Раздуваем костер, подключаем к лампочке энергию в тысячу вольт. Конечно, она разгорится, запылает ярко: освещенный трамвай сверкает, как новая комета... Но — ни шагу вперед, как вкопанный! Почему, думаешь?

ЧИТАТЕЛЬ. Нужно оставить эту лампу в покое, заняться другими, следующими в гирлянде.

Верно. Серия автономных образов. Проделай то, что ты только сотворил со своей загогулиной, с соседними чертежами, выстроенными сотоварищами: заполни их собственными красками. Не спеши — тренируйся. Чтобы избежать разрывов в повествовании, используй союзы, предлоги, наречия. Увидишь: продолжать рассказ будет гораздо легче, тебя как бы понесет...

ЧИТАТЕЛЬ.

— Ботинок выступает с докладом...

— ...потому что иглокожий дредноут лижет подбородком видеокассету с изображением пяти дочерей чугунного ведра...

— ...тогда как замок графа Графинского распластывается бобиком под лужицей морковного сока...

— ...пережевывая корону Людовика IV, выставленную на водонапорном кране в качестве прибора для измерения давления у пепельниц...

...из-за того что Иван в семнадцатый раз пересчитывает левый глаз Марьи,..

— ...а правый поворот руля пишет письмо двоюродному пиджаку...

— ...который изгнан из Мелитополя за пропаганду рыбьего жира...

— ...ведь рыбий жир упал в пропасть... упал в пропасть...

Не стоит топтаться на месте: если не получится естественно выйти к открытию, спокойно проговариваем банальность и следуем дальше. На первых порах фальшивки почти неизбежны, не будем этого бояться: перед выходом в открытый космос испытатель долго болтается на стенде, делая вид, что он в невесомости... Не хватает слов — создаем сами по ходу свои понятия, обозначения. Рано или поздно трамплин вынесет, куда надо.

Потренировавшись с разрисовкой загогулин (может быть, не один час и день), делаем следующий шаг. Пусть теперь холстом для нашего рисования будет суженное сознание собеседника. Найдем какой-нибудь повод для разговора, зацепимся за любую идею, мысль и — полетели по трассе... Подстегнутое предшествующими опытами ассоциативной живописи, воображение легко подскажет череду картин.

Неплохой практикум в этом плане — вопросы-ответы. Кто-то задает нам конкретный житейский вопрос — о погоде, времени и т. п., мы же даем развернутый симоронский ответ. Спроси нас, к примеру, о чем-нибудь...

ЧИТАТЕЛЬ. Что вы делаете сегодня вечером?

Сегодня вечером...

...мы уложим свинок в табакерку рядом с синими баклажанами...

...потом помажем тунгусу нос охрой...

...а Асю вытащим из утюга...

...потребовав от статных головастиков, чтобы они погромче пели арию Кармен...

...после чего наполним сундуки панками и панасониками...

...а игуанодона попросим привезти с Донбасса свекольные бюстгальтеры.

Тренироваться, как всегда, желательно в естественной, незнакомой обстановке — на улице, рынке, на вокзале... Ожидаемая в этих случаях негативная реакция со стороны тех, с кем мы вступаем в диалог, не возникнет, если с первых же секунд контакта в них высветится симпатяга. Который по мере развития нашего «комикса» побудит их включиться в беседу на той же волне либо, в крайнем случае, просто зарядит на время хорошим настроением, обеспечит удачливость в их делах.

К симпотентам же в человеческой упаковке не обращаемся: их право играть свою игрушку, сколько захочется. Аналогично не предлагаем другим людям какие бы то ни было сюжетные заготовки, сценарии, придуманныеили исполненные до этого нами или кем-то.

Симорон - это всегда ИМПРОВИЗАЦИЯ.

Пример — история с одним артистом, известным озорником. Однажды ему срочно понадобилась пара рублей, смотрит — идет знакомый. Обратился к нему, тот предложил: «Рассмеши — получишь гонорар». Разговор происходил рядом с транспортной остановкой, в эту минуту подъехал троллейбус... Артист, не раздумывая, подскочил, сдернул с проводов троллейбусные штанги, попросил проходящего мимо человека: «Подержите, пожалуйста...» Естественно, выскочил разъяренный водитель... но, увидев популярного актера и его хохочущего приятеля, вдруг сообщил: «Правильно, похолодало, надо их согреть». Достал из кармана платок и закутал в него фрагмент штанги. Увидев такое дело, прохожий, которого вовлекли в розыгрыш, обернул газетой следующий фрагмент. Некоторые пассажиры, наблюдавшие за происходящим из окон троллейбуса, вышли и продолжили работу при помощи своих шарфов, косынок, шнурков...

Но вот во второй раз тот же номер исполнить не удастся: за симпотентство в народе бьют. Не скажет нам спасибо и спасающийся от пожара человек, которому, вместо воды, предлагается сортировать имена мерцающих капель менталитета, выстроив их в шеренгу на бородавке профессора Хлюпьева, женив его на авантюристке Гульке, поставив ее памятником в торфяном лесу, где производятся операции по пересадке морщин с колен на пятки... Пока эта песня будет звучать, дом данного гражданина благополучно сгорит. Надеемся, Симорон убережет тебя от ошибок. Через какое-то время ты сможешь в любых условиях осуществлять непрерывный полет по светящейся гирлянде, не давая себе остановиться в созерцании одной из ее ламп. Если до этого и возникало иногда искушение такого рода, то теперь, в процессе тотального движения по симоронской дороге, с ним покончено.

ЧИТАТЕЛЬ. Но... не улёт ли это все же в мир грез, о котором предупреждалось в вашей «Предыстории»? Не сладкий ли самообман? Ведь пока в голове моей, как в миксере, перемешивается реальность, здесь, на Земле, все течет своим чередом: войны и праздники, созидание и разрушение...

Да, течет, но только не там, куда падает тень от твоей пролетающей в высоте личины. Вернее, не тень — свет... Пусть это скромный участок в панораме общепитовских развлечений, но на его территории происходят вещи, никак не вписывающиеся в стандартный репертуар. Нормой здесь является обновление жизненного уклада по программе, незнаемой, недоступной доселе для его населения.

Впрочем, скромность данного участка — понятие относительное: дорога одного симоронавта пролегает по территории, где обитает десяток землян, тропа другого охватывает тысячи и тысячи его человеческих соплеменников... Дело не в количестве. Кто оценит размеры вклада в цивилизацию, сделанного тем или иным первопроходцем? Может, скромная блоха, подкованная скромным Левшой, дала не меньший толчок к развитию прогресса, чем изобретение братьев Райт...

В преамбуле мы действительно говорили о пагубности отрыва от реальности. Наша же задача — лишь отказаться от представлений, что окружающие явления должны обязательно исполнять предназначенные им функции. Оперируя ими как глиной, лепим из них свободные формы и пользуемся этими формами как своими летательными аппаратами. Их внешняя декоративность не мешает нам ощущать внутреннее единство всех этих образов, то есть стоящее за ними наше исходное Я.

Итак, тренаж выращивания трассы завершен. Как будем использовать теперь этот опыт в живой жизни? Предположим, некоторое время назад мы создали образ симпатяги, скажем — «Квадратное лицо со звонком». И вдруг заметили, что превращаем его в фетиш... Не мешкая, приступаем к работе:

... поручаем квадратному лицу пригласить на танец бульдога в тюбетейке...

...заключаем его в объятия с бригадой собутыльников патриарха Никона...

... которую заворачиваем в позавчерашнюю газету «Вечерний патрон-позитрон»...

...а позитрон этот усаживаем на хлещущую мурмышками кровать...

...и скачем на ней к балкону, где обучаем неандертальцев петь тирольские песни...

ЧИТАТЕЛЬ. Когда нужно ставить точку в этой процедуре?

Никогда. Это теперь—постоянно. Фундамент симоронского существования, база нашего освобождения. Череду эпизодов трассового сюжета развиваем до тех пор, пока не войдем в состояние автопилота, ничего уже специально не предпринимая, не рисуя, делая все незаметно, между прочим... Рано или поздно это становится внутренней нормой нашего бытия: мы просто ощущаем-знаем-наблюдаем, как формируется исходящий из нас поток.

Ковер покатился, штанги нашего трамвая побежали по проводам... Но констатировать данный факт словами — иногда недостаточно: это все равно, как если бы фокусник, вместо того чтобы резать пополам ассистентку, просто рассказал бы о своих планах зрителям.

____________ Мы не отрываемся напрочьот земли — _колеса под нами должны быть ощутимыми,_они_ лишь направляются по новому,перспективному маршруту_.

В связи с этим, если есть время, имеет смысл иллюстрировать свои речи действиями: рисовать описываемые картины на бумаге, лепить их руками—так же, как мы делали это в объемном самообгоне. Используем реальные вещи, находящиеся в поле зрения: это сейчас, как ты знаешь, лишь кубики, не имеющие лица. Ну-ка...

ЧИТАТЕЛЬ. Ну, скажем, вначале у меня — коза в бескозырке (надеваю на верхушку торшера шапку)... которая влюбилась в супер-небоскреб (прислоняю к торшеру большую стопку книг)... оказавшийся итальянским тенором (сверху на стопке пристраиваю будильник, включаю его)... нежно обнимающимся с Кинг-Конгом (заворачиваю всю конструкцию в рулон туалетной бумаги)... в сибирских джунглях (втыкаю в щели карандаши—«деревья»)... под охраной лысой гвардии генерала Бе-Бе (облачаю торчащие кончики карандашей в напальчичники)... Что дальше? Собрать все эти вещи в один суммарный образ?

Зачем? Ведь задача у нас сейчас — набрать скорость, разогнаться по бесконечности... Никаких остановок, фиксаций. Не стремимся к завершенности картин, рисуем все эскизно, легко... Если потом и вспыхнет в памяти что-то из созданного в этот период—на здоровье, но вывешивать это полотно в музее — сам понимаешь...

ПЯТЕРКА ГОСТЕЙ. Можно, и мы...

Если вы готовы взглянуть дальше своего носа...

ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ. Мой симпатяга — пирожок с начинкой из дискет (натуральный пирожок)... он взгромождается на мост, где живут 374 тетраэдра (кладу его на полку с тетрадями)... после чего в каждом тюфяке поселяется по звонарю (позваниваю в карманах ключами)... и плоскогубцам вставляется по два глаза и две пары усов (плоскогубцы — пара моих ног, глаза — туфли, усы — шнурки)... которые шлют телеграмму Наталье Гончаровой: «Нечисти чешую с карпов по понедельникам» (телеграмма—салфетка)...

ДРУГОЙ ГОСТЬ. Образ: спичечный коробок-колобок раскрывается (действительно спички)... я вкладываю спичку в ухо зеленоглазой обезьяны (вонзаю в кончик огурца)... затем мажу маслом подметку ефрейтора Дубовенко (облизываю свою руку с тыльной стороны) ...и в то же время расплетаю корзину и сплетаю конную статую бомжа Помидоркина (приделываю ноги из шариковых ручек банке с помидорами) ...на котором устраиваю Машу Распутину с татуировкой на щеке: изображение крейсера «Аврора» (рисую на чьей-то щеке в газете татуировку)...

ЕЩЕ ОДИН. Напудренный аист (белая солонка)... оборачиваю его знаменем Бургундии (обматываю своим галстуком)... потом завязываю концы лимона (связываю рукава желтой кофты)... это беличьи ушки, подставляющие себя так, чтобы вплести в них елочную верхушку (вставляю в кофту морковку)... а стрекоза Белла сделана из амбарного замка (амбарный замок — кастрюля, привязываю к ее ручкам тряпочки — это крылья стрекозы)... который я подвешиваю к подбородку монголоидного апельсина (кастрюлю подвешиваю к люстре)... и совместно с мохнатым до ушей принцем Де-Мроболием совершаю десант на парафиновый остров (обнимаю кошку и прыгаю вместе с нею на тахту)...

Ну что ж, вы утерли себе нос. Можете теперь смело задрать его!

ШПАРГАЛКА 8

Образ, созданный в результате симпатизации, может быть по инерции законсервирован нами, превращен в симпотента. Избежать этого можно, направленно занимаясь строительством трассы.

С этой целью тиражируем рисуемые единожды картины, облекая каждое их повторение в качественно новые декорации. То есть по сути — это тот же симпатяга, а по форме — нечто совершенно иное, ничего общего не имеющее со стартовым изображением.

Если сюжет самообгона представляет собой планомерную логическую вязь эпизодов, их причинное произрастание друг из друга, то фрагменты трассовой композиции абсолютно автономны и соединяются псевдологическими прокладками — союзами, предлогами и т. п.

Выращивание трассы осуществляется в режиме непрерывности — вербально либо в сочетании текста и изображения, исполняемого в рисунках, в лепке из подручной предметной массы. Задача — взять разгон, который обеспечит в дальнейшем автоматический процесс нашей безостановочной творческой самореализации.

Честно говоря, освоив то, что изложено на предыдущих страницах, можно подать заявку в книгу рекордов Гиннесса. Тебя запишут туда по многом статьям, ибо предела проявлению своих супер-возможностей, открывшихся через Симорон, ты не увидишь. В самом деле: проблем нет, голову переполняют невероятные, но вполне осуществимые идеи, душа исполнена чувств, известных разве что Пушкину или Шишкину в момент взлета...

Дальнейшие главы адресованы... извините, троечникам. Тем, кто хочет, но — отвлекается. Зевает. Устраивает частые перекуры. Плюхается на свежеокрашенные скамейки. Бросает бюллетень не в ту урну. Роняет бутерброд не той стороной. Наступает на грабли пять раз на дню...

Как вырастить из середняка хорошиста, из хорошиста отличника -наша забота. Придется затратить немного времени... совсем немного. Может, месяц. Может, год. Может, жизнь... Зато Гиннес — гарантирован. Мы дали задаток: зарезервировали там пару чистых страниц. Одна из них - железно твоя.

Так что если у тебя вся спина белая - не переживай. Сядь поудобней. Раскрой пошире уши-глаза.

Мы — продолжаем. Мы — начинаем...

УТКИ И ДОКУМЕНТЫ

Жил некогда по соседству с нами дед Василь. Несмотря на неюные годы, был крепок и подрабатывал грузчиком в гастрономе. Возвращаясь под вечер на шатких от трудового героизма ногах, натыкался на нас, хватал за рукав или ворот и приступал к исповеди. Она затягивалась, как правило, на час-другой и состояла из лаконичных, пропитанных букетом «политура + денатурат + тройной одеколон», заявлений:

1. О!..

(Пауза минут в тридцать, напряженное обдумывание следующего сообщения.)

2. УТКИ!..

(Такая же по длительности пауза, сопровождаемая разноскоростным шевелением складок на лбу.)

3. А ДОКУМЕНТЫ?..

(Снова полчаса умственных страданий.)

4. О!..

Так как этот сценарий ежедневно повторялся один к одному, вскоре мы постигли его глубинную суть: в магазин прибыла партия мороженых уток, сопроводительные документы при них сомнительны, что не может не вызвать у истинного общепитовского патриота душевных мук и решимости пригвоздить названных уток к столбу.

С течением времени гастрономически-этический аспект этих событий для нас поблек, но в памяти осталась безупречная ментальность дед-васильевских тирад, применимая практически к любым исканиям Homo sapiens'a.. Все они укладываются в лаконичную модель, безвозмездно подаренную собратьям дедом, пламенеющим от многоградусного гамлетизма:

1.0!

(Мы заметили некое явление...)

2. УТКИ!

(Рассмотрели, что оно собой представляет...)

3. А ДОКУМЕНТЫ?

(Обнаружили некондиционность этого явления...)

4.0!

(Вознамерились его кондиционировать.)

То, что ты услышишь сейчас, читатель, стопроцентно вписывается сюда же. Посуди сам...

1. Исходный постулат традиционных человеческих отношений со средой обитания: среда эта изначально представляет собой внешнее, потустороннее по отношению к нам явление.

2. Все наши желания, замыслы, поступки вызваны ориентацией на нее, зависят от нее, являются следствием соприкосновения с ней. Боремся ли мы с обстоятельствами или уступаем им, пытаемся понять их суть или доказать что-то свое, — но только таким способом, в связи с ними, мы можем самопроявиться, только в этом находим смысл своего существования. Иными словами: мы — вторичны, мы — производное от среды.

Осознание этой обреченности приводит к созданию психо-философских доктрин, направленных исключительно на поиски эффективных методов выживания в материальной или духовной сфере. Лучшими среди них считаются те, которые ориентируют на сравнительно быстрое и малотрудоемкое достижение поставленных целей, не подвергая сомнению сами эти цели. Тем не менее зримый конечный результат таких действий — всегда один: уход из жизни под неумолимым давлением обстоятельств. Вопрос: что делать?

4. Ответ: МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ!

Каким? Ну как же, отвечает себе искатель, будем изобретать еще более оригинальные концепции, более лихие способы состязания с утками... Словом, разрабатывать очередной развлекательный сценарий в этом безысходном турне по действительности.

Безысходном — если опираться на сформулированную только что парадигму: «Я — и мир, от которого я зависим». Но — соответствует ли данная парадигма подлинному положению вещей? Не перекручено ли здесь все вверх ногами? Трезвый, не заслоненный предубеждениями взгляд выявил бы такую картину...

— Ванная. Плотно закрыта дверь, звукоизоляция — как в бункере для вождей. Выключен свет. Температура воды — 36,6. Повторяя опыт известных исследователей, погружаюсь по уши. Через час-другой меня уже нет — нет ощущений, чувств, мыслей...

— Вдруг — внутренний толчок, импульс... Выскакиваю из ванны и сколком мыла (другой канцелярии под рукой нет) записываю на стене: «На погруженное в жидкость тело действует выталкивающая сила...» Или что-то другое записываю, не менее важное. Не заимствованное, не под сказанное никем и ничем. Поскольку никого-ничего на пушечный выстрел...

— Конечно, событие это может произойти и не в ванной — на кухне, у магазинного прилавка, в шахте или самолете, на лесной полянке в промежутке между поцелуями и объятиями... Побуждение. Пробуждение к жизни как таковой. Самооткрытие.

— Вот где, оказывается, зарыта собака по имени Я!

— А как же внешний мир? Это — лишь холст, на котором названная «собака» рисует то, что рождается от пол ноты душевной. И что в силу этого не может выглядеть ущербно, разрушительно...

— Внешний мир — мое производное, вторичное по отношению ко МНЕ. Столь же гармоничное, как и Я, в репертуаре которого нет песни: «Не будем прогибаться под изменчивый мир — пусть лучше он прогнется под нас». Я, умеющее только творить...

В таком раскладе универсальная модель деда Василя не работает. Нет и не может быть никаких документов, регламентирующих наш полет. А стало быть, нет и стимула к пересмотру инструкций и виз, замене их другими. На вольной дорожке нам не встретятся милицейские посты и пропускные пункты...

...если только мы сами не установим их.

Так вот, дорогой читатель, выясняется, что это — любимейшее послеобеденное занятие едоков. Зная о том, что памперсы весьма негигиеничны, мы тем не менее с азартом облачаемся в них в ожидании возможной диареи. На всякий пожарный. Ибо туалеты на дорогах, как правило, украшены табличкой «Переучет». В том же, что они, туалеты, есть первичная инстанция во вселенной, редко кто сомневается... ибо первый вариант мироустройства, оглашенный выше, застит очи.

Словом, несмотря на то, что штанги нашего трамвая уверенно скользят по проводам, мы все же умудряемся периодически сбрасывать их. Симпотентные пристрастия сносят нас под уклон, побуждая шарахаться собственных теней, вовлекаться вновь в вызывающий отрыжку общепит. Мы опять оказываемся в окружении грозных уток, с которыми надобно сражаться или договариваться, у нас появляются соответствующие вторичные интересы, цели... В итоге, обвешанные рулонами туалетной бумаги, как Анка пулеметными лентами, начинаем привычный артобстрел.

Посмотрим же, как мы попадаем в эти разборки и как выйти из них без потерь.

ШПАРГАЛКА 9

Начав в свое время земное турне с подражания здешнему населению, мы укореняемся в этом статусе и полагаем себя зависимыми во всем от внешней среды. Суть такой жизни — в поиске согласия со средой, в принятии или противлении тем или иным нормативам, регламентам, ограничениям, предлагаемым ею.

Другой взгляд утверждает, что первично наше глубинное творческое побуждение. Внешние объекты «высвечиваются» нами только тогда, когда они созвучны этому побуждению. Мы обнаруживаем, что оно выражает и коренные интересы тех, с кем или чем мы пересекаемся. Нас объединяет внеличностная стихия творчества, которая упраздняет какие бы то ни было частные разногласия, противоречия. Говоря проще, мы не вмешиваемся со своим повседневным, «вчерашним» знанием в ситуацию, не исправляем ее, не навязываем ей себя и не подстраиваемся под нее, а создаем ее наново, будто рисуем мир сначала, без проб и ошибок.

* * *

В очередных главах книги будет рассмотрено, как и в связи с чем мы теряем эту перспективу свободного движения, каким образом реальный взгляд на свое положение в мире подменяется у нас искаженным. И что необходимо предпринять, чтобы вернуться в русло реальности.

МАСКА - Я ВАС ЗНАЮ

Какое у тебя авто? «БМВ»? «Опель Омега»? «Тойота Королла»? А у нас — новейшая «Батман Тандю». Модификация «Плие» и «Антраше». Не слышал? Еще бы: супер-модерн! Легкость, грациозность, прыгучесть...

Хочешь убедиться? Сели, поехали...

Отличная дорога, зеленый ландшафт, упитанные утки... Но вот вдалеке... что это может быть? Неразборчивое что-то... пятно... Приближаемся... Ага, рекламный щит на столбе! Ну-ка, ну-ка... что там у нас сегодня? Подъедем поближе... еще... еще... Бубух! — боднулись... Ах, чтоб вас, понаставили тут... Ну мы вам сейчас... Доставай монтировку, друг, разнесем это безобразие в щепки!..

Вот примерная схема развития событий в типовом житейском шоу «Под прицелом». Нет нужды заботиться о своем будущем: в нас целятся, надежно, со знанием дела. И, сколько ни увертывайся от вездесущего следящего снайпера, пуля неизбежно достанется нашему лбу.

ЧИТАТЕЛЬ. Непонятно все же, откуда возьмется пуля? Каким образом на чистой трассе может появиться пятно?..

Ну, скажем, так. Представь себе, что ты получил сотню поздравительных писем в связи с юбилеем. Листаешь их в свое удовольствие... и вдруг среди этого вороха — невзрачный конверт. Странно... Вскрываешь: ты оштрафован за какую-то чепуху, к которой абсолютно не причастен. Да и фамилия не твоя... Но письмо го пришло тебе! И вот отправляешься по указанному адресу доказывать, что произошла ошибка... Распускаешь язык — тебя задерживают. Руки распускаешь — дают срок...

Вернемся к завязке этой трагикомедии: как в массе приятных писем могло оказаться то, «роковое», затягивающее в игру? Точно так же, как возникла сама игра, игротека. Ведь очевидно же, что общепит существовал не всегда, кто-то его придумал, изобрел... И если мы однажды сворачиваем со своего дочеловеческого маршрута, соблазнившись здешними кухонными ароматами, — путь протоптан. В бочке меда вполне может появиться ложка дегтя (и не одна) как «приправа» к нашему безмятежному существованию. То есть с трассой ничего не случилось — как была себе, так и есть, никакой деготь не повлияет на ее вкусовые качества... Но мы-то, выбрав именно этот привкус, смакуя этот «деликатес», перекрыли им все другие свои ощущения. Он стал главной для нас, можно сказать, единственной мерой жизни, ее ценности, смысла, вожделенной нашей мечтой и неусыпным кошмаром...

Конечно, можно было бы вспомнить, что мы сами определили себе этого киллера, сами назначили место встречи. И коль скоро она не представляет для нас уже интереса, что мешает отмахнуться от пули, как от мухи, и выйти из зоны обстрела? Ведь видно же, без телескопов и микроскопов видно, что ничего загадочного, озадачивающего в этом городке аттракционов нет. Если же и возникнет какой-либо «невзрачный конверт», цепляющий наше внимание, достаточно мельком глянуть на поздравительные письма, рассыпанные кругом (они же никуда не делись!), — и он утонет в их океане...

Но — легко сказать: вспомнить, глянуть... Нами овладевает странная забывчивость. Банальные, тысячекратно

обнюханные вещи вдруг начинают интриговать своей... непостижимостью, мы смотрим на них, как алкаш на себя в зеркале. И, естественно, настраиваемся на сюрпризы.

Как происходит это смещение в нашем сознании? В принципе, толчок для него задается с момента начала мутации, когда мы зависаем над Землей. Наше бесформенное Я входит в материнское лоно, эмбрион осторожно нащупывает, примеряет чуждую человеческую форму... Это своего рода подготовительный, «ясельный» этап перед более активным погружением в общепит.