Библиотека Mosbiblio

ОТ АВТОРА

Поиски неразгаданных тайн манят меня в самые разные страны. Тема, подходы к которой мы наметили в этой книге, не стала исключением. Материалы для нее я искал и находил в Чехии, Германии и Венгрии, что само по себе вполне .азумно, ведь в этих государствах до сих пор живы легенды и предания о вампирах и оборотнях. Но можете представить мое удивление, когда я обнаружил сведения на эту тему в… Южной Африке!

Еще в самолете, летевшем в Йоханнесбург, просматривая свежие газеты, я наткнулся сразу на несколько заметок, где сообщалось об одном и том же случае с ребенком, имевшем место в южноамериканском городе Карлтонвилл.

Этот мальчик оказался хрупким пятилетним ребенком с мертвенно-бледной, как бы чешуйчатой кожей, совершенно лысой головой и кошачьими глазами. Он сразу привлекает внимание, даже если окружен другими детьми. Но такое бывает не часто: «Эй, вампир, поймай меня!»

Увы, это не просто издержки детской фантазии. Дело в том, что у маленького Майкла есть одна особенность, крайне затрудняющая общение с ним: при взгляде на не прикрытое одеждой человеческое тело он теряет контроль над собой, весь отдаваясь неодолимому влечению к крови. Молниеносное движение — и острые зубы странного мальчика впиваются в руку или ногу неосторожного человека.

Соседи Макинтайров давно уже научились соблюдать необходимые меры предосторожности, но от страха так и не избавились. К естественной боязни травмы (вроде той, что мы испытываем, проходя мимо злобного пса) примешивается солидная доля суеверного ужаса.

«Говорят, что это просто какая-то болезнь, но у нас у всех прямо кровь стынет в жилах, когда он ненароком оказывается поблизости, — жаловалась жительница соседнего дома приезжим журналистам. — Вот вы видели его только днем, а послушали бы, как он хохочет и завывает всю ночь напролет…»

«Мне и самой стыдно так относиться к несчастному мальчишке, но ничего не могу с собой поделать — до того его боюсь, что, как увижу, волосы встают дыбом», — вторит ей другая соседка. Кое-кто убежден, что именно кровожадное маленькое чудовище — виновник пропажи их четвероногих любимцев: когда ему подолгу не удается отведать чьей-либо крови, он готов впиться в любое живое существо, не только в человека. Насколько эти подозрения оправданны — сказать трудно.

Но родители Майкла — Бенни и Айлин — любят его не меньше, чем прочие папы и мамы своих нормальных детей. И безусловно, их мужество и терпение — и дома, и на людях — достойны всяческого уважения. Они не пытаются переубедить окружающих, но видят в своем сыне не монстра, а лишь несчастного любимого ребенка. «Я знаю, что Майкл не такой, как другие дети, — говорит Айлин. — Но для меня он все равно прекрасен. И ему так хочется играть с другими ребятами, а они этого никак не хотят понять…»

Приехав на место, я среди прочих дел занялся историей Майкла Макинтайра. И вот что удалось выяснить… Этот мальчик оказался жертвой очень редкого тяжелого заболевания, известного в медицине под названием ангидратической эктодермальной дисплазии (АЭД). Во всем мире к настоящему времени зарегистрировано только 130 человек, страдающих этим загадочным недугом. Влечение к крови, вампиризм — симптом не обязательный; общим являются такие признаки, как пергаментная, чешуйчатая кожа, лишенная потовых желез, и отсутствие волос на голове и теле. Люди, заболевшие АЭД, вынуждены избегать прямых солнечных лучей, иначе неспособность к потоотделению грозит тяжелыми ожогами и солнечным ударом.

Возбудитель АЭД и предпосылки ее возникновения пока неизвестны (кстати, семилетняя Сандра, сестра Майкла, — обычная здоровая девочка без каких-либо отклонений). Мнения медиков разделились: одни считают болезнь результатом воздействия какого-то вируса, другие — врожденной генетической аномалией. Но ясно одно: проблема здесь медицинская, а не мистическая…

Как жаль, что это и иные похожие наблюдения и открытия сделаны лишь недавно. Может быть, знай люди чуть больше о природе вампиризма и оборотничества, и не было бы всех этих кошмаров, о которых пойдет речь в книге. И может, можно было бы предупредить ту страшную тягу к маленьким детям маршала Жиля де Рэ, которая оказалась сильнее его… С рассказа о нем мы и начнем свое повествование.

Часть первая

ПОД ЗНАКОМ КРОВИ

ЖИЛЬ ДЕ РЭ — СИНЯЯ БОРОДА

«Он жил, как чудовище, а умер, как святой; натура его была непостижимой — и в память простых людей, подверженных страхом, благоговеющих перед всем таинственным, он вошел под именем Синей Бороды. Образ этого противоречивого человека, познавшего на своем веку все: роскошь и разорение, взлеты и падения, торжество гордыни и горькое раскаяние, неверие и благочестие, — казалось, вышел из-под пера Шекспира, и ныне, спустя столетия, жизнь его видится скорбной трагедией. Он жил, презрев законы человеческой морали и даже обыкновенный здравый смысл, не говоря уже о доводах разума, все его чувства и деяния отмечены печатью двуличия и жестокости; в подобных трагедиях развязка, как правило, почти всегда сопровождается скорбным звучанием реквиема. Жиль — герой своего времени, эпохи Столетней войны и процветания герцога Беррийского; больше того, он даже опередил свое время. Воин и меценат, сластолюбец и праведник, беспечный и истовый до безрассудства, бесстрашный и всемогущий сподвижник Жанны, порочный и невинный, как младенец, искавший смерти и жадно любивший жизнь, жаждавший упоения и терзавшийся всеми муками совести, метавшийся из крайности в крайность и презиравший покой, он предстает перед нами то в облике героя древних миниатюр, в камзоле и шляпе, расшитых сверкающими каменьями, то в обличье дикого ревущего зверя с пастью, обагренной кровью», — писал известный французский историк и литератор Жорж Бордонов.

…В 1440 году дворянин из знаменитой рыцарской семьи, привлекательный собой и обладающий яркой индивидуальностью ума и характера, сын Ги де Монмо-ранси-Лаваля и Мари де Краон, баронессы де Рэ, редко покидал свой мрачный замок Машкуль, башни которого еще и сегодня высятся недалеко от Пуату во Франции. Мосты перед крепостью были подняты, решетки ворот опущены. Никто, кроме самых преданных домочадцев владельца замка, не входил туда. По ночам в одном из башенных окон горел таинственный свет, и оттуда доносились ужасные и пронзительные крики. Замок Жиля де Лаваль барона де Рэ располагался не в лесистой или горной местности, а среди огромных камней, из которых как бы вырастали его стены, зловеще вздымаясь в полупрозрачной дымке. И сегодня у стен древней крепости (Жиль де Рэ владел тремя замками: Машкуль, Тиффож и Шантосе) продолжают цвести дикие гвоздики. Холодный склеп замка существует и поныне под сводами, поддерживаемыми полуразрушенными колоннами; посередине лежит прямоугольная плита, видимо, когда-то это был алтарь. И башни Маш-куля сохранились. Листья плюща печально шелестят на ветру, который всегда чувствуется у северной стены. Именно там, в этом несчастливом уголке Машкуля, в 1440 году был арестован маршал Франции Жиль де Рэ…

Жиль де Рэ родился около 1404 года в замке Машкуль на границе Бретани и Анжу. Его отец Ги II де Лаваль умер в конце октября 1415 года; а мать Мари де Краон вскоре вышла замуж за барона Сью д'Этувиль, вверив Жиля и его брата Рене заботам своего престарелого отца Жана де Краона, барона Шантосе и Ля Сюз.

В ноябре 1420 года в неполных семнадцать лет Жиль де Рэ женился на Катрин де Туар. Этот брачный союз сделал его одним из самых состоятельных дворян Франции, а возможно, и богатейших людей в Европе.

Положение Франции в это время было крайне сложным. По стране, уже пережившей сильные военные потрясения и эпидемию чумы, бродили вооруженные шайки англичан. Даже Орлеан был наводнен захватчиками, которые сжигали деревни, оставляя после себя кровь, голод, разруху. Карл VII, дофин, от которого отреклись родители — отец был сумасшедшим, мать — шлюхой, — был наречен в обществе выродком, над ним насмехались, забыв про его отвагу в ратных делах. Он завел что-то вроде двора в Шиноне, где в пьянстве и распутстве пытался найти забвение. Время от времени он предпринимал попытки добыть хотя бы немного денег. В 1425 году на помощь ему пришел Жиль де Рэ, который ссудил огромные суммы, «поднял армию», как записал старый хронист. Это произошло, когда на сцене появилась Святая Жанна (Жанна д'Арк) — спасительница Франции, и король поручил ее Жилю де Рэ, который всегда был рядом с ней. Он стал и ее другом, и защитником, сражался бок о бок с ней, охраняя ее, пока, под самыми стенами Парижа, она не была ранена. Опекая Жанну, Жиль был честен и справедлив с ней. Он уже был поглощен мистицизмом, несомненно, крепко верил в божественную миссию Святой, за которую храбро сражался. Он видел, что она выполнила все свои обещания, и когда король Карл был коронован в Реймсе в 1429 году, Жиль де Рэ был произведен в маршалы Франции, удостоившись чести носить королевский герб на своем щите.

Однако, устав от дворца и походных лагерей, он возвратился в свой замок Тиффож, где стал вести поистине королевский образ жизни. Блеск и роскошь, сопутствующие ему, затмили бы хроники времен цезарей и султанов. Он содержал более 200 телохранителей, причем это были не простые солдаты, а рыцари, дворяне, пажи высокого ранга, каждый из которых был разодет в парчу и бархат и имел собственную свиту. Помпезная церковь в его замке, напоминавшая величием Ватикан, где праздничную мессу пели каждый день, а служба велась с соблюдением всех церемоний и ритуалов, походила на римские базилики. В Тиффоже «штат» церкви включал в основном прелатов, викариев, казначеев, каноников, священников и дьяконов, дуайенов (старост), чиновников, певцов, при ней действовала хоровая школа. Мантии, омофоры, стихари, антиминсы, полотенца были сшиты из прекраснейшего льна. Церковные одеяния блистали золотом и драгоценными камнями; по слухам, среди них были хитоны изумрудно-зеленого шелка, прошитые золотыми нитями, тяжелые малиновые и фиолетовые ризы, усеянные жемчугом, балдахины из желтого и белого дамаста, далматики из шелка янтарного, голубого и серебряного цветов, одежды, украшенные сценами рождества и крестных мук, благовещения и успения Богородицы. По праздникам церковь убиралась в алый цвет. На пасху, троицу, в праздник Девы Марии, день всех святых и в день святого — покровителя местности алтарь украшался гобеленами с изображениями сцен из житий святых. На алтаре стояли массивные золотые подсвечники, золотыми были чаши для причащения и омовения, дароносицы, купели, сосуды для мира; гробницы, из которых самая роскошная — святого Оноре, были усыпаны драгоценными камнями. Это были поистине бесценные сокровища, и они были выполнены умелым ремесленником, жившим в замке.

Дом Жиля де Рэ был открыт для гостей днем и ночью, столы ломились от яств: запеченного мяса и жаркого, огромных корзин с белым хлебом, пирогов; он кормил не только охрану и служащих, но и путешественников, проезжавших мимо замка. Сам он любил редкие пряные блюда и дорогие вина с Кипра или с Востока, в которых были растворены кусочки янтаря.

Жиль был заядлым библиофилом и в огромных сундуках держал ценные манускрипты, которые иллюстрировал для него известный художник Томас, изготовлявший для них переплеты из бархата и ярких восточных материй. Де Рэ восторгался трудами Овидия, Валерия Максима, но больше всего любил исторические сочинения Светония — этот манускрипт имел переплет из тисненой красной кожи с золотым замком и пряжкой.

Однако было очевидно, что и годовой доход всего королевства не смог бы обеспечить такой экстравагантный образ жизни, и постепенно поместья, луга, парки и леса продавались, пока наконец в 1436 году его семья, обеспокоенная судьбой наследства, не обратилась к королю Карлу, который, узнав о положении дел, запретил Жилю де Рэ распоряжаться всей собственностью.

Долгое время Жиль де Рэ занимался алхимией, искал философский камень, и теперь он занялся этим с особым рвением под руководством известного оккультиста, своего кузена Жиля де Силле, священника из церкви святого Мало. Были потрачены огромные суммы, много золота и серебра переплавлено в тигле, но безрезультатно. Один из капелланов маршала, священник из епархии Сен-Ло Эсташ Бланш, отправился в Италию, чтобы разыскать знатока алхимии. Между тем Жилем де Рэ определенно стали завладевать демонические силы. Он обратился к Жану де ла Ривьеру, колдуну, который прибыл из Пуатье, но чары и заклинания оказались бесполезными. Второй колдун по имени дю Месниль убедил Жиля подписать кровью бумагу, где говорилось, что он клянется отдать все, что потребует дьявол, в том числе жизнь и душу, и, чтобы усилить воздействие заклинания, в полночь накануне праздника всех святых в церкви была отслужена месса дьяволу.

Вскоре Бланш вернулся из Италии с флорентийским монахом Франческо Прелата, магистром черной магии, алхимиком и сатанистом. Человек большого обаяния, Прелати обрел власть над Жилем де Рэ, и тогда-то начались серии страшных убийств, богохульства и другие отвратительные деяния, почерпнутые из недр черной магии. Сатану, говорил Прелати, надо услаждать кровью, кровью детей. Тогда он будет благосклонным к своим слугам и осыплет их богатством. Имя первой жертвы Жиля де Рэ неизвестно. Говорили, это был мальчик, которого однажды вечером заманили в замок, и, когда в потайной комнате де Рэ удовлетворил свою противоестественную страсть, они с Прелати задушили несчастного ребенка, вырвали сердце из его еще теплого тела, принеся его, содрогавшееся и трепетавшее в агонии, в жертву демону, которого они вызвали с помощью магических заклинаний. Потом Прелати завернул труп в материю и под покровом темноты захоронил на священной земле — на кладбище рядом с церковью святого Винсента. Кровь они поместили в стеклянные бутылки и писали ею на тонком пергаменте колдовские тексты и литургии сатане.

Мы еще вернемся к тем садистским делам, которые творились в замке; но, пожалуй, не имеет смысла описывать все черные мессы, которые служились в замке, считать изнасилования, пытки и убийства детей. С 1432 по 1440 год продолжались оргии, и в дьявольском притоне умерщвлялись дети из разных концов страны. Когда настал суд над де Рэ, на нем был зачитан список с именами жертв — мальчиков и девочек: пропавший в Рошебернар сын вдовы Перонне, который «ходил в школу и учился весьма хорошо»; пропавший в Сен-Этьен-де-Монтлюке сын бедняка Гийома Бриса; пропавший в Машкуле сын Жоржа ле Барбье; пропавший в Туайе сын Матлина Туари, «тот самый ребенок в возрасте 12 лет», и так далее. Список был очень бесконечным, всего было убито больше 800 детей. Их тела были сожжены или свалены в подвалы и подсобные помещения замка. Жиль де Рэ приходил в экстаз при виде страданий своих жертв; как он сам однажды сказал: «Мне доставляло наибольшее удовольствие наслаждаться пытками, слезами, страхом, кровью». Но все же его мучили во сне кошмары. Он построил коллеж в Машкуле и посвятил его святым невинным. Он часто говорил об уходе в монастырь, о паломничестве в Иерусалим, куда ушел бы босым, питаясь по пути подаянием.

Бретонский герцог Яков V, за бесценок скупавший земли и имущество маршала, не вмешивался и не мешал совершению преступлений, преумножая за счет де Рэ свое богатство. Он сознательно пропускал мимо ушей невероятные по своей чудовищности слухи, ходившие среди окрестных крестьян. Но нашлись люди, действовавшие не из корысти, а по велению совести. О страшных оргиях прослышал Жан де Шатогирон, неподкупный прелат, епископ Нанта. Ему понадобился всего месяц, чтобы провести надлежащее расследование. В Тиффож был отправлен отряд вооруженных солдат, а второй отряд окружил Машкуль, где находился Жиль де Рэ. Сопротивление было бесполезно, бежать невозможно; 14 сентября 1440 года Маршал де Рэ, убийца-садист Прелати и их помощники были арестованы, закованы в цепи и брошены в темницу. Церковное разбирательство продолжалось месяц и восемь дней; гражданский суд длился 48 часов.

Сегодня в истории суда над Жилем де Рэ не осталось тайн. Хроники донесли до нас во всех деталях то, что происходило в комнатах хозяина замка. Сохранились рассказы о трапезах с блюдами, где было большое количество специй, о возбуждающих винах, но наряду с этим по минутам перечислялись детали самых изощренных садистских наслаждений.

Слуги и сообщники де Рэ Анриет и Пуату поведали о клятвах, произносимых над бархатными футлярами, в которых содержались всевозможные дьявольские талисманы, о трупах, брошенных в колодцы и вытащенных оттуда крюками, чтобы замести следы преступлений, о поспешных ночных перевозках по рекам сундуков, наполненных телами убитых детей с головами, отделенными от тела, «изъеденными червями и подпрыгивающими, как мячики»; о вязанках хвороста, которые были собраны в кучу в очаге гостиницы де Ля Сюз, подпертых кочергой и с 36 телами, положенными сверху и приготовленными к сожжению. Обвинитель с трудом верил во все это: «Только подумайте о том, как жир с кусков горящего мяса капает на угли на кухне… Пламя, постоянно помешиваемое, было достаточно сильным, и требовалось лишь несколько часов, чтобы избавиться от многих тел. Помучившись от угрызений совести и помолившись о милосердии Господнем, Жиль де Рэ растягивался на кровати и с большим наслаждением вдыхал ужасный запах горящего мяса и костей, пространно рассуждая о своих ощущениях».

Повторим: за семь или восемь лет было убито 800 детей. Добрая треть ночей из этих семи лет, с 1433-го по 1440-й, была посвящена их пыткам, умерщвлению, расчленению и сожжению; а дни проходили в перевозках на телегах окровавленных и изуродованных тел, чтобы спрятать их, обугленных, в укромных местах; в избавлении от золы и отмывании крови и нечистот, чтобы в следующую ночь творить новые преступления.

На Пуату и Жиле де Силле лежала обязанность по вечерам приводить детей в комнату маршала. Пажи и певчие «представлялись друг другу», им дарились дорогие подарки, чтобы заставить держать язык за зубами. Затем следовали акты содомии.

Через семь лет все описанное стало надоевшей рутиной, и те же люди выполняли те же действия уже с полнейшим безразличием. Анриет разводил огонь и готовил баки с водой для отмывания полов. Пуату знал ту минуту, в которую он должен перерезать ребенку яремную вену точным ударом ножа так, чтобы кровь брызнула в нужном направлении и попала на хозяина, целовавшего в это время свою жертву.

Присутствовавшие на суде содрогались от ужаса и сострадания к жертвам, это возвращало преступника назад, в мир живущих, ко всему, что подтверждало свое родство с ними. Толпа понимала, что это был дьявол, колдун, убийца, но, несмотря на все это, он был из плоти и крови, как и они сами.

…Церковь настаивала на том, чтобы дело было передано в ее юрисдикцию. Это означало конец для Жиля де Рэ. Епископ из Нанта, Жан де Шатогирон и верховный сенешаль (административно-судебный глава) Бретани Пьер де л'Опиталь осаждали бретонского герцога требованиями о предоставлении им необходимых полномочий. С большой неохотой Яков V отдал наконец приказ о начале церковного суда, суда инквизиции, над маршалом Франции, опозорившим такое прославленное имя.

На церковном суде были подробно раскрыты факты колдовства и магии, как и остальные, еще более отвратительные преступления.

Жилю необходимо было золото, много золота, и в этом должен был помочь сатана, которого нужно было вызывать приемами черной магии. Это де Рэ проделывал в своей знаменитой комнате, в компании с Фран-ческо Прелата. Итальянец вычерчивал магические черные и красные круги на каменных плитах пола, а Жиль, одетый в дорогой черный камзол, наносил на стены изображения двух голов, двух оленей и двух крестов, похожие на гербы. Однажды, когда слуга Пуату, один из немногих, имевших право посещать комнату хозяина, вошел без предупреждения, Жиль вскричал: «Убирайся и не возвращайся. Он идет сюда!» Почти сразу же Пуату услышал крик совы и поступь, наводившую на мысль о том, что идет крупный зверь — собака или волк. Раздался возглас: «О, дьявол!» — и появился маршал, белый как бумага, с кровоточащей раной на щеке. Он сказал: «Господин Франчёско мог очень легко расстаться сейчас с жизнью». — «Монсеньор, дьявол действительно побывал у вас?» — «Да, он был там в облике огромной грязной собаки, из пасти которой стекала кровь».

Иногда преступная компания глубокой ночью выходила из замка, чтобы вызывать демонов спрятанных сокровищ прямо на месте кладов. На лугу Вздымающихся Камней, в стороне от Машкуля, Прелати, взывая к нечистой силе, на земле вычерчивал ножом в засохшей крови магические круги. Такие ночи обычно сопровождались грозами. Жиль, как правило, ничего не видел; но внезапно неизвестно откуда появлявшаяся огромная собака бросалась на него и сбивала с ног. Это означало, что где-то рядом зарыты сокровища.

Другое место, куда отправлялись вызывать демонов, называлось Лугом Надежды. Это было поле ниже Маш-куля, вблизи одинокой фермы, там обычно жила Пи-кардийка, распутная женщина. Однажды в этих колдовских действиях участвовал мэтр Жан Англичанин, который гостил в замке. Он начертил магический круг, окружив его барьерчиком из сухой конопли и остролиста: считалось, что такая преграда непреодолима для духов, которые должны находиться внутри круга. Но духи не пришли, несмотря на приготовленные для них сердца пятерых убитых колдунами детей.

Поутру магические круги постепенно исчезали вместе с росой.

По ночам множество таинственных вещей происходило на таких окружавших замок фермах.

Но обычно вся колдовская компания встречалась в Тиффожском замке, кошмарном и притягательном одновременно. Там, в просторной комнате над склепом, с помощью книги, написанной кровью, «вызывали дьявола Алиборона». Углем на плитах пола вычерчивался огромный магический круг с крестами и знаками вокруг. Вызывающий вступал в круг, держа книгу с именами демонов, написанными кровавыми символами. Иногда он читал ее больше двух часов, но демон не спешил появляться. Прелати объяснял это тем, что Жиль отдал сатане все: богатство, власть, но не хотел принести ему в жертву свою душу, и сатана не шел.

Однажды все же им был яшген знак, что сатана требует в виде жертв руки, сердца и глаза детей. Это было выполнено, и он появился в обличье огромной змеи, в зале Тиффожа. В другой раз дьявол материализовался в своем любимом облике огромной черной собаки, убежавшей с рычанием. Одновременно Анриет и Пуату видели, как из щели под дверью в зал вползали змеи и жабы, по их словам, «казалось, что они лезут прямиком из ада».

Благодаря Прелати атмосфера Тиффожа была настолько пропитана магией, что, казалось, творить заклинания здесь было удобнее всего. Он часто ссорился с Жилем, упрекая его за нетерпение и недостаток веры. Однажды, когда королевский двор находился в Бурже, Жиль, в отчаянии от непрерывных неудач, швырнул алый сундучок, привезенный ему итальянцем, в колодец гостиницы «Сердца Жаков». В сундучке находился мешочек из черного шелка со спрятанным в нем серебряным амулетом. Вернувшись, Прелати сказал ему, что своим поступком он уничтожил его счастье: как же теперь сатана сможет ему открыться?

Каждый день Жиль слушал по нескольку месс. И даже во время великого заклинания «Дикой Охоты» он находил способы исказить слова молитвы. Однажды, в момент произнесения заклинания, сказав «Ave», он тут же увидел черную фигуру, проходящую через круг; Прелати был полумертв от ужаса.

Нормандка, пришедшая погадать Жилю на картах, сказала, что задуманное им не получится, покуда «он не отвлечет душу от своих молитв и своей часовни».

Жиль все больше и больше добывал правых рук, сердец и прядей волос детей, требуемых для дьявола. Он заперся в своей мрачной комнате и, когда изредка выходил из нее, всегда был суров и печален. На суде приводился такой факт. Как-то паж, проходивший мимо, увидел через приоткрытую дверь магические инструменты — небольшой очаг, щипцы, сосуды с красной жидкостью и засушенную руку, сжимающую кинжал. Тут кто-то вышел, и паж был вышвырнут в ров из ближайшего окна, где и утонул.

Говорили на суде и о способах добывания молодых людей для содомистских и садистских целей Жиля де Рэ. Мартин, старая и безобразная женщина в сером, поставляла господину пажей. Ее видели на окраинах дальних деревень держащей за руки красивых мальчиков. В Сент-Этьен-де-Монтлю она встретила хорошенького пастушка, сироту Жано, и увела его в сторону Машкуля. Ее замечали повсюду, эту «женщину с багровым лицом под черным капюшоном и в сером платье, вряд ли стоящем и су». Однажды в Нанте она нашла ребенка, которого сочла брошенным, и, полагая, что его красота придется по душе хозяину, привела его в гостиницу Сюз, где тогда находился Жиль де Рэ. Он был пленен красотой мальчика и незамедлительно отправил его в Машкуль, где у него содержалось некоторое количество детей, так сказать, «резерв».

Иногда, как они сами рассказали членам суда инквизиции, в замок мальчиков завлекали слуги Анриет и Пуату. Однажды Жиль, когда они остановились в Ла-Рош-Бернаре, мельком в окне заметил мальчика, который ему очень понравился. Он сказал: «Этот малыш красив, как ангел». Больше слов не требовалось. Пуату незамедлительно отправился к матери мальчика, которой объяснил, что маршал Франции желает взять его к себе оруженосцем. Были даже куплены снаряжение и маленькая лошадь, соответствующие новому положению мальчика. На постоялом дворе кто-то сказал Пуату: «Какой у маршала прелестный паж».

Позднее в Нанте видели купленную для мальчика маленькую лошадь. Но она принадлежала уже кому-то другому. Об этом стало известно в Ла-Рош-Бернаре. Перрина Лоссар, мать мальчика, спросила у проезжавших людей маршала, где ее сын. Ей ответили: «Не беспокойся. Если он не в Машкуле, то в Тиффоже или в Шантосе».

Наконец, отбросив хотя бы видимость приличия, Жиль де Рэ стал выбирать жертвы чуть ли не во дворе своего замка. Однажды вечером, заметив в соседней деревне миловидного 18-летнего ученика портного, чинившего платья, маршал пожелал видеть его у себя.

В этом деле участвовали Жиль де Силле, кузен Жиля де Рэ, и другой его сообщник — Роже де Бриквилль.

Когда они пришли к портному, чтобы заказать себе перчатки для соколиной охоты, то тоже увидели этого ученика — маленького прелестного Гандрона. Они тут же отослали его в замок с поручением для слуги Жиля. «Но берегись, — советовали ему, — не иди через Долину Камней. Старых и уродливых там убивают, но они хватают молодых и красивых».

Даже поварята на кухне не чувствовали себя в безопасности, когда туда спускались слуги маршала. Однажды вечером привлекательного юношу, поворачивавшего вертел на кухне, заметил сквозь дым очага один из господских слуг. На следующий день мальчик исчез, и его больше не видели. Из двух братьев Гамелин один был намного красивее другого. Понятно, Жиль выбрал первого, но убил обоих.

Особенно часто дети исчезали в дни раздачи милостыни. В это время мосты у ворот замка опускались, и слуги распределяли подаяние между бедными: еду, немного денег, одежду. И если замечали среди детей особенно красивых, то уводили с собой под предлогом дать им на кухне чего-нибудь еще.

Все хитрости, которые придумывались для успокоения населения, со временем потеряли всякую убедительность. С каждым годом люди видели, что все больше и больше исчезает мальчиков — даже если учитывать нападения волков, болезни, гиблые болота, уголовных убийц.

Ханжески фанатичная и предусмотрительная герцогиня Анна Бретонская распорядилась, чтобы каждое мгновение суда над Жилем де Рэ было зафиксировано и сохранено в архивах Нанта.

Главные сообщники, друзья Жиля, его кузен Жиль де Силле и Роже де Бриквилль, струсили сразу. При первом же намеке на опасность они вскочили на коней и умчались прочь из Машкуля. Кроме двух слуг, с Жилем никто не остался, но в последний момент они тоже стали свидетельствовать против него, «чтобы не быть против Бога и не оказаться навечно лишенными небесного милосердия».

Как мы уже писали, арестовывать маршала пришли в середине сентября 1440 года. Под стенами Машкуля капитан эскорта Жан Лаббе потребовал опустить мосты и впустить в замок солдат герцога Бретонского. Услышав имя Лаббе, Жиль перекрестился, поцеловал талисман и сказал Жилю де Силле: «Достойный кузен, вот момент обращения к Господу».

Жан Лаббе приказал маршалу следовать за ним. Ан-риет и Пуату пожелали сопровождать своего господина. Остальные же, как говорилось, предпочли спасаться бегством.

Яков V запретил обыскивать замок, чтобы выиграть время для получения убедительных доказательств преступлений. Маршал оседлал коня и последовал за бретонцами. Его губы шевелились в молитве. Когда проезжали деревни, со всех сторон дороги раздавались проклятия. В Нанте, вместо того чтобы отправить де Рэ в замок Тур-Нев, где остановился герцог, Жиля, к его удивлению, препроводили в зловещий замок Буффэй, место отправления правосудия в герцогстве. К счастью, там он не остался один. Кроме слуг, ему позволили оставить своего органиста, хотя конечно же в тюрьме не было ни органа, ни архидьякона, ни певчих.

Тем временем от архиепископа пришло указание запретить арестованному маршалу исповедоваться и вообще любое общение с внешним миром. Церковный трибунал, как он заявил, должен был знать обо всем происходящем в человеческой душе и судить об этом по поведению узника. Поэтому важно было знать, через какое расстройство органов чувств сатана проникает в человеческое существо.

Чтобы умилостивить инквизиторов и «спасти свою душу», Анриет давал показания первым. Он подробно рассказал, как около восьми лет назад по указанию Жиля де Рэ, которому тогда было очень скучно, читал вслух своему хозяину труды Светония и Татица, переводя с латыни, о преступлениях Тиберия, Калигулы и других цезарей. Именно той ночью, по его словам, быстрее заструилась кровь в жилах маршала, было найдено несколько жертв и совершены первые сексуальные преступления. После этого Жиль де Рэ доверился своему кузену де Силле и его другу Роже де Бриквиллю. В тот год было убито 120 детей. Анриет повторил: во всем виновато чтение.

Чтобы осудить Жиля, инквизиция искала такое преступление, для которого не существует возможности божественного милосердия. Этот язычник, как она считала, погрязший в грехах римских цезарей, был не совсем тем объектом, который нужен был суду по делу, связанному с колдовством. Стоя под распятием, Анриет свидетельствовал, что его господин был человеком чувственным и не лишенным театральности. Выходя из большой комнаты после совершенного преступления, он ступал величаво и торжественно, словно играл на сцене. Тем временем все, кто находился вне комнаты, кроме ближайших сообщников, вряд ли подозревали о телах, в последних судорогах бьющихся по углам комнаты де Рэ, и едва ли слышали слабые стоны, так как детям затыкали рты, чтобы не слышать их плача. И после того как Жиль в самый последний момент делал разрез на шее мальчика, чтобы тот стал «спокойней», а скорее — чтобы насладиться его предсмертными конвульсиями, слуги уносили тело, чтобы их господин мог без промедления броситься в постель и предаться молитвам.

Еще, если верить показаниям Анриета, тела долго свисали с больших крюков на стенах покоев маршала. Даже таким способом Жиль де Рэ получал удовольствие. Когда все было кончено, слуги относили тела вниз, отделяли головы и показывали их хозяину, чтобы тот оценил, достаточно ли они хороши. Иногда его охватывала дьявольская ярость и он требовал множества детей, которых вначале пытали самым чудовищным образом, а потом убивали. Жиль де Рэ привык купаться в крови, разрезая свои жертвы и ложась между ними. Иногда он опускался на колени перед горящими телами и смотрел в лица, освещенные лижущими их языками пламени; он любил созерцать головы, которые были засолены в сундуках, «самые красивые, чтобы сохранить их подольше» и целовать их в губы. Эти ужасные заготовки осуществлял Пуату.

Ни во время этих оргий, ни при безумствовании в наслаждениях Жиль де Рэ не переставал бормотать молитвы, обращенные одновременно и к господу и к дьяволу, и убеждал свои жертвы молиться о нем в небесах. На следующий день проводилась большая месса, посвященная жертвам.

Существует либо безумное, либо очень коварное письмо маршала королю, где де Рэ признавался, что удалился от его двора в свое поместье потому, что почувствовал к дофину Франции «такую страсть и нечестивое желание, что однажды убил бы его». В то же время он умолял короля позволить ему удалиться в монастырь к кармелиткам.

Это привело к тому, что король, прекрасно зная, что Жиль не безумен, полностью перестал принимать участие в процессе против одного из самых высокопоставленных военных чинов королевства.

24 октября узника ввели в зал для допросов в замке Буффэй. В облачении ордена кармелиток, опустившись на колени, де Рэ начал молиться. За свисающими с потолка гобеленами были приготовлены все инструменты для допроса: дыба, клинья и веревки. Жиль полагал, что герцог Бретонский находится там же, за занавесью. Сенешаль Пьер де л'Опиталь призвал его исповедоваться. Великий сенешаль заявил, что слуги рассказали почти все. И ему зачитали показания Пуату и Анриет. Бледный как смерть, Жиль подтверждал, что они рассказали правду, что он действительно забирал детей у матерей и делал с ними вышеописанное и иногда вскрывал трупы, чтобы изучать строение сердца и внутренностей; некоторые из таких случаев он описал на допросах, вспоминая красоту умерщвленных им детей, согласился с восемьюстами убийствами и магическими попытками вызвать дьявола — одной в Тиффоже, другой в Бурнеф-ан-Рэ; где происходила третья, он не мог сказать, так как это было ночью и случайно. Доказательства колдовства и содомии были полностью очевидны.

Жиль не просил правителя Бретани оспорить законность процедуры суда инквизиции. Он покорился судьбе.

Суд был недолгим. Были обнародованы результаты предварительного расследования. Обвинения были следующими: преступления против Бога и человека — убийства, изнасилования и содомия. Но страшнее всего было такое «святотатство, отсутствие благочестия, составление дьявольских заклинаний и другая настойчивая деятельность в вызывании дьявола, магия, алхимия и колдовство».

Наконец, когда епископ посоветовал Жилю готовиться к смерти, он начал защищаться, заявив: «Связанный кровными узами с герцогом Бретонским, высший военный чин французской короны и первый барон Бретани, я мог предстать только перед судом равных и с разрешения короля и герцога Бретонского».

Епископ Жан де Шатогирон ответил: «Суд церкви — высший суд и осуждает преступления, а не лицо, совершившее их. Кроме того, король и герцог согласны с тем, что приговор должен быть вынесен».

И Жиль де Рэ взял себя в руки. «Господа, — заявил он суду, — молитесь теперь, чтобы моя смерть была легкой и безгрешной».

Приговор гласил: «Повесить и сжечь; после пыток, перед тем как тело будет расчленено и сожжено, оно должно быть изъято и помещено в гроб в церкви Нанта, выбранной самим осужденным. Анриет и Пуату должны быть сожжены отдельно, и их прах развеян над Луарой».

На следующий день площадь перед замком Буффэй была заполнена народом. Жиль появился во всем черном, под бархатным черным капюшоном на голове и в черном шелковом камзоле, отделанном мехом того же цвета. Спокойно и твердо он повторил, что говорил только правду.

26 октября в 9 часов утра по городу двинулась процессия священников, несущих святое причастие, сопровождаемая толпой, молящейся за трех преступников, останавливавшаяся у всех церквей. В 12 часов Жиль де Рэ, Пуату и Анриет были доставлены на луг в Бьессе, на окраине Нанта, выше мостов через Луару. Там уже были сооружены три виселицы, одна выше, чем остальные. Внизу были разложены дрова и сухой хворост.

Стояла прекрасная погода. Небеса отражались в реке, тополя и ивы шелестели листьями на ветру. Вокруг виселиц собралась невообразимая толпа. В ней бесновались и рвали на себе волосы и одежду матери убитых детей. Более всего матерей повергало в отчаяние то, что имя сатаны действительно было вырезано на сердце одного из их детей, а правая рука другого смазана жиром проклятых животных, чтобы Жиль де Рэ мог сделать из них талисман, охраняющий его от боли, которая может быть причинена водой, огнем или железом.

Когда представители герцога Бретонского прибыли в Машкуль, Жиль повсюду искал этот талисман; слуга Пуату рассказывал: «Как только Жан Лаббе вошел в замок, мой хозяин вскричал: „Пусть найдут скорее мой черный бархатный берет, в нем моя жизнь, честь и свобода“. Это и была та самая рука ребенка, высушенная над раскаленными углями, которую однажды вечером под полой плаща Жиль де Рэ принес Франческо Прелати, когда тот беседовал с духами тьмы. Однако сколько слуги ни искали, талисман они не нашли. Видимо, дьявол забрал себе то, что по праву ему принадлежало.

Медленно читая «De Profundis», осужденные приблизились к месту казни. Толпа неистовствовала, и каждый присутствующий влил свой голос в общий хор. Эхо этих звуков достигало слуха герцога, который остался в своем замке, чтобы в последний момент не проявить слабость и не помиловать осужденных.

Трагический реквием последовал за «De Profundis». Жиль поцеловал Пуату и Анриета, сказав: «Нет такого греха, которого бы Господь не мог простить, если человек, просящий об этом, действительно раскаивается. Смерть — это всего лишь немного боли». Затем он откинул капюшон, поднес к губам распятие и начал произносить слова последней молитвы. Палач набросил петлю, Жиль поднялся на помост, и палач коснулся горящим факелом хвороста. Помост просел, и Жиль де Рэ повис; языки пламени лизали его тело, раскачивающееся на крепкой веревке. После протяжного звона кафедральных колоколов толпа, наблюдающая сцену искупления, затянула «Dies irae».

Шесть женщин, закутанных в белое, и шесть сестер кармелиток двинулись через коленопреклоненную толпу, неся гроб. Одной из женщин была мадам де Рэ; остальные принадлежали к самым известным бретонским фамилиям. Палач обрезал веревку. Тело упало в железный ящик, приготовленный заранее, и это сооружение было извлечено из пламени, прежде чем тело успело загореться, согласно приговору трибунала.

Шесть женщин в белом низко склонились и взялись за шесть поручней гроба. Труп, только немного обуглившийся, с рыжими волосами и черной бородой, казалось, внимательно смотрел мертвыми глазами в серо-голубое небо. Пение затихло. Женщина, стоявшая во главе, сделала знак, и они медленно двинулись со своей ношей в монастырь кармелиток в Нанте.

Пропитанное смертью дуновение ветра окутало тополя и ивы, пляшущие языки пламени и струилось по поверхности воды. Воздух был насыщен колокольным звоном и пением. Первый барон Бретани, предводитель дворянства герцогства, маршал Франции Жиль де Лаваль барон де Рэ был чувственным, развратным, переполненным волнами садизма; он был глубоко привязан к этой жизни, наслаждался, совершал преступления, раскаивался. Но нельзя сказать, что это не был его собственный выбор; скорее наоборот, у этого вампира все планировалось очень тщательно. В поведении Синей Бороды, как называли его, не было ничего беспричинного, случайного; и самые страшные преступления хранили следы разумного и обдуманного выбора — что самое чудовищное и до сегодняшнего дня необъяснимое явление…

ПРАВДА И МИФЫ О ВАМПИРАХ

НАСТОЯЩИЙ ВАМПИР ИЗ ТРАНСИЛЬВАНИИ

Дракула… В сознании миллионов людей это имя связано с образом легендарного вампира из мрачной и загадочный страны Трансильвании — днем он притворяется безжизненным телом, а ночью выходит на тропу убийств, наводя ужас на целые поколения жителей и… зрителей, а также читателей начиная аж с 1897 года. Именно в тот год он стал главным действующим лицом имевшего ошеломляющий успех романа ужасов Брэма Стокера.

Но гораздо меньшее число людей знает, что имя бессмертного персонажа Стокера позаимствовано у настоящего Дракулы, жившего в реальной Трансильвании за четыре века до этого. И хотя тот Дракула не был вовсе кровопийцей в прямом смысле этого слова, он стяжал себе не менее жуткую славу как кровавый тиран, чья жестокость стала извечным и самым, пожалуй, ярким примером садизма.

Настоящий Дракула родился в 1430 или 1431 году в старинном Трансильванском городке Сигишоаре и был вторым сыном Влада II — князя Валахии. Унаследовав власть отца, он стал Владом III, хотя больше был известен как Влад Цепеш, то есть Сажатель на кол. Отца его звали Дракул — «дьявол», — может, потому, что он был неустрашимым бойцом, или же из-за того — и это вернее всего, — что являлся членом католической секты ордена дракона, а в тех местностях дракон был синонимом дьявола. Во всяком случае, Влад III нарек себя Дракул ой, сыном Дракула.

Он был храбрым воином, но подчас трудно было понять, чью сторону он занимал в той или иной схватке между восточными и западными религиями, церквами и культурами, смешавшимися в подвластном ему княжестве. То он склонялся к туркам, то к венграм, от римской католической церкви переходил к ортодоксальной, воевал под знаменами ислама на стороне османов. В политическом хаосе той эпохи он никогда твердо не стоял на ногах. Трижды терял и вновь обретал Валахию — часть Южной Румынии, включающую и области Трансильвании.

Брэм Стокер, автор «Дракулы». Рожденный фантазией автора в 1897 году, граф-вампир до сих пор бродит по свету в фильмах, романах и пьесах

Впервые он оказался на валахском троне в 1443 году, на который его посадили турки, после того как отец и старший брат пали от рук венгерских наемников. Напуганный турками, которые одно время покровительствовали ему, он бежал, но вернулся на трон в 14S6 году, уже при венгерской поддержке. Следующие шесть лет его правления отмечены жестокостями. В те времена пытки и убийства политических противников были обычным делом — XIV — XV века запечатлелись в истории как эпоха неслыханных зверств и преступлений. Но выходки Влада, ставшие впоследствии примером для Ивана Грозного, перекрыли рекорды даже тех лет. Число его жертв не поддается счету. По одной из легенд, он заманил в засаду отряд турок, с которыми должен был мирно встретиться для переговоров, пригласив их в город Тирговиште, снял с них одежду, посадил на колья и сжег живьем.

Его жертвами становились не только враги, но и собственные подданные — знать и обычные крестьяне, а также случайные путники. Подозревая всех без разбора, он казнил невиновных людей. Так, его солдаты обнаружили и сожгли группу купцов, пересекавших его земли. Не забыли умертвить даже возниц. В другой раз, по тем же причинам, он собрал вместе 400 иностранных учеников, в основном мальчиков, изучавших в Валахии язык и обычаи, загнал их в одно помещение, запер и поджег дом.

Обычно он сажал свои жертвы на колья. Но этого ему казалось мало, и садист придумывал для жертв всяческие другие способы умерщвления — протыкал их кольями спереди, сзади, сбоку, через грудь, живот, пупок, пах. Нанизывал их на колья через рот, вниз головой; придумывал такие способы, чтобы человек дольше мучился. Изобретал разные виды смерти для людей различного возраста, пола и положения. Готовил с этой целью специальные колья в виде геометрических фигур, особенно любил изогнутые. По неизвестной причине казнил население всей деревни, расставив колья разной длины по кругу на склоне холма, разместив старосту и других представителей местной власти сверху, чтобы те могли оттуда в последний раз окинуть затуманенным взором свои бывшие владения.

Он украшал общую картину казней выдранными ногтями, головами, ушами и половыми органами. Тех, кому недоставало кольев, душил, варил в масле или ослеплял. Особое удовольствие получал, когда жертвы «плясали и извивались на своих кольях». Наблюдая за их мучениями, он говаривал: «О, какие чудные мгновения они испытывают!»

Благодаря недавнему для того времени изобретению печатного станка истории о «художествах» Дракулы распространялись по Европе еще при его жизни. Он стал излюбленным персонажем памфлетистов, чьи произведения были популярны во многих странах. Будучи предтечами будущих иллюстрированных журналов, эти издания на титульных листах помещали обращения к замиравшим от ужаса читателям типа: «Кошмарная история чудовища и мучителя по имени Дракула, отличившегося такими враждебными христианству деяниями, как сажание людей на кол, разрубание их на куски, варение женщин и детей живьем, а также каннибализм». Публика скупала и читала такие книжонки, млея от страха и любопытства одновременно и забывая при этом, что их родная инквизиция была горазда на не менее страшные действа…

Так Дракула стал первым международным персонажем средств массовой информации.

Но, невзирая на свои преступления, на родине, в румынском фольклоре, он остался героической фигурой, изгнавшей захватчиков. Немцы же в издаваемых ими книгах особо подчеркивали жестокость и садизм Дракулы, поскольку среди его жертв-трансильванцев было много выходцев из Германии. Но множество леденящих душу сцен было почерпнуто и из других источников — русских свидетельств, воспоминаний папы Пия II (его легат в Венгрии встречался с Дракулой), румынских баллад и сказаний, только подтверждавших и множивших немецкие примеры.

Одно из самых запоминающихся зверств Дракулы имело место 2 апреля 1459 года вБрашове и стало результатом длительного спора Влада с местными купцами. В конце дня отряды князя стали сгонять народ на холм у часовни на окраине города. Всего набралось около 20 тысяч человек, главным образом представителей местной знати. Они в ужасе наблюдали за тем, как солдаты жгли их дома, а потом началась традиционная процедура водружения на колья.

Ближе к ночи склон холма превратился в лес кольев, по которому лились потоки крови и катились головы тех, кому не нашлось места на остриях. Во время казни один местный боярин, как передают, содрогнулся от жуткого запаха и вида крови. И Дракула, обладавший своеобразным чувством юмора, приказал посадить несчастного на самый высокий кол, чтобы его меньше беспокоили неприятные ароматы. Самого же князя ни само зрелище, ни зловоние не смущали. По преданию, он преспокойно обедал возле умерших и умирающих в мучениях сограждан.

Его нельзя было обвинить и в предпочтении того или иного сословия. Однажды он собрал бояр целой области и стал расспрашивать их, кто при чьем правлении жил. Они не подозревали, что Дракула вознамерился отомстить за жестокое убийство своего брата и отца и пытался выяснить, кто из бояр мог присутствовать при их смерти. В результате более 500 человек были посажены на колья и умерли страшной смертью возле его дворца.

В другой раз он пригласил к себе во дворец бедных жителей, предложил им раздеться, угостил обедом. Когда те расслабились, все двери неожиданно захлопнулись и дом запылал сразу с разных углов. «Я сделал это для того, чтобы навсегда искоренить бедность в моем государстве, чтобы никто более не страдал», — с циничным юмором заявил князь.

Женщины были особой мишенью для этого монстра. История повествует о том, что однажды Дракула встретил бедно одетого крестьянина. «Твоя жена явно не достойна тебя», — заявил он. И хотя крестьянин пытался уверить князя, что жена его вполне устраивает, он приказал посадить ее на кол, а вдовцу подобрать новую женщину.

Неверные жены, девушки, рано потерявшие невинность, и вдовы, нарушившие траур, подвергались немедленному наказанию. Им вырезали половые органы, сдирали кожу живьем и выставляли на всеобщее обозрение.

Одна из легенд донесла до наших дней случай с одной из его любовниц, которой тоже не удалось избежать смерти. Застав господина в сварливом состоянии, она попыталась вернуть его в хорошее расположение духа, поведав, что беременна. Дракула обвинил ее во лжи. Желая доказать, что она его обманывает, он вытащил меч и распорол ей живот. Легенда не сообщает, оказался ли он прав в своей догадке.