Библиотека Mosbiblio

Моей жене и вдохновительнице —

Сэлл Меррил Редфилд

От автора

Эта книга, — являясь продолжением «Селестинских пророчеств», — своего рода приключенческая притча, попытка проиллюстрировать духовное преобразование, происходящее в наши дни.

Надеюсь, в обеих этих книгах мне удалось обрисовать то новое восприятие, те чувства и явления, которые, всё в большей степени, определяют нашу жизнь на пороге третьего тысячелетия.

По-моему, мы совершаем величайшую ошибку, полагая, что досконально выяснили и поняли всё, касающееся духовной стороны человеческой жизни.

Если история учит нас чему-нибудь, то лишь тому, что культура и знание — постоянно эволюционируют. Устоявшимися и догматичными бывают только индивидуальные представления.

Истина же, гораздо более динамична, и великая радость жизни состоит как раз в том, чтобы самому открыть её для себя, донести эту свою собственную, особую истину до других и затем, наблюдать, как она эволюционирует и обретает более четкую форму именно тогда, когда становится необходимой, чтобы оказать важное влияние на чью-либо жизнь.

Все мы вместе идём куда-то, и каждое поколение продолжает строить здание, опираясь на то, что создано предыдущим, хотя, мы лишь смутно помним о цели, во имя которой это здание возводится.

Все мы переживаем непростой процесс пробуждения, постепенного открытия для себя того, кто же мы такие на самом деле и чего ради мы пришли в этот мир.

И всё же, я твёрдо уверен, что если мы всегда будем следовать лучшим из созданных до нас традиций, не забывая об упомянутом процессе, то любая проблема, с которой нам придётся столкнуться на нашем пути, любой межличностный конфликт могут быть преодолены, и в этом преодолении, будет что-то от неизбежности и что-то от чуда.

Вовсе не собираясь преуменьшать важности проблем, по сей день стоящих перед человечеством, я хочу только пояснить, что решение их зависит от каждого из нас и что каждый участвует в их решении по-своему.

Осознав и признав, что жизнь — величайшее таинство, мы поймём, что оказались именно там, где надо, именно в том пространстве и времени, благодаря чему, мы сможем изменить этот мир.

Дж. Р.

Весна 1996 года

Десятое пророчество

…Я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего.

И тотчас я был в духе, и вот престол стоял на небе… и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду.

И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды…

И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…

Откровение
В поисках тропы

Я подошёл к самому краю гранитного выступа и взглянул на север. Там, внизу, простиралась одна из аппалачских долин, изумительно красивая и довольно обширная: миль шести-семи в длину и миль пяти в ширину. Я видел её сбоку.

Вдоль долины вилась река, прокладывая себе путь среди лугов и густого, переливающегося всеми оттенками зелени леса. Лес был старый — деревья достигали нескольких сот футов в высоту.

Я перевёл взгляд на наспех набросанный план, который держал в руке. Всё в долине точно соответствовало рисунку: обрывистый выступ, на котором я стоял, дорога, ведущая вниз, ландшафт, река, плавные очертания склонов вздымающихся за нею гор.

Это наверняка то самое место, которое попыталась изобразить Чарлин в записке, найденной в её офисе. Почему она сделала это? И почему исчезла?

Уже более месяца минуло с тех пор, как Чарлин в последний раз связывалась со своими коллегами по исследовательской фирме, в которой работала, и к тому моменту, когда одному из них — Фрэнку Симсу пришло в голову позвонить мне, он уже был явно встревожен.

— Вообще-то, она часто уезжает вот так, по своим делам, — сказал он. — Но ещё не бывало, чтобы она отсутствовала так долго, да ещё когда назначены встречи с давними и постоянными клиентами. Тут что-то не так.

— Почему вы решили позвонить именно мне? — спросил я.

В ответ, он процитировал часть письма, которое я написал Чарлин несколькими месяцами раньше и в котором говорилось о моих приключениях в Перу.

Письмо, пояснил он, было обнаружено в её офисе, а при нём записка, с моим именем и телефоном.

— Я обзваниваю всех известных мне знакомых Чарлин, — добавил Фрэнк. — Пока что, похоже, никто ничего не знает. Судя по записке, вы — один из её друзей. Я надеялся, что у вас есть какая-нибудь информация.

— К сожалению, нет, — ответил я. — Мы не общались уже несколько месяцев.

Однако, даже после того, как я произнёс эти слова, мне всё ещё не верилось, что, на самом деле, прошло столько времени.

Получив моё письмо, Чарлин вскоре позвонила мне и наговорила «на автоответчик длинное послание. Её взволновало то, что я писал ей об Откровениях; а ещё она заметила, что информация о них, похоже, распространяется очень быстро.

Я вспомнил, что прослушал сообщение Чарлин несколько раз, но ответный звонок отложил, сказав себе, что позвоню завтра или через пару дней.

Я знал, что в разговоре с Чарлин мне придётся вспоминать и объяснять ей подробности, связанные с Манускриптом, и решил, что мне нужно ещё раз обдумать всё: так сказать, переварить то, что произошло.

На самом деле, проблема заключалась в том, что мне всё ещё не удавалось в полной мере постичь Пророчество.

Конечно, я не утерял способности пополнять свою внутреннюю духовную энергию, и это спасало, поскольку с Марджори у меня всё разладилось и я много времени проводил в одиночестве.

Кроме того, мое интуитивное восприятие мыслей и снов, а также яркости окружающей меня обстановки было остро, как никогда.

А вот со случайно-неслучайными совпадениями дело обстояло значительно хуже.

Например, я буквально переполнялся энергией, чувствуя, что речь идёт о главнейшем вопросе моей жизни, и, обычно, отчётливо ощущал, как мне надлежит поступить или куда направиться, чтобы отыскать ответ.

Я следовал этому внутреннему голосу, однако, слишком уж часто не происходило ничего важного. Я не обнаруживал никакого послания, никаких совпадений.

Так бывало особенно тогда, когда интуиция толкала меня на контакт с более или менее знакомым мне человеком — с каким-нибудь старым приятелем или кем-то связанным со мной по работе.

Случалось, что мы находили, так сказать, новую точку соприкосновения, но, несмотря на все мои усилия, направленные на передачу своей энергии собеседнику, моя инициатива либо встречала полное неприятие, либо вызывала неожиданно резкие отрицательные эмоции.

Хотя, все эти неудачи и не привели меня к разочарованию, я понял, что, когда речь идёт о том, чтобы жить, следуя Откровениям, мне чего-то не хватает.

В Перу я действовал под влиянием момента, зачастую спонтанно; мною руководило нечто вроде веры, порождённой отчаянием.

Вернувшись же домой, в своё обычное окружение, и нередко сталкиваясь с откровенными скептиками, я, похоже, утратил твёрдую веру в то, что интуиция действительно способна привести меня куда-то.

Видимо, какая-то жизненно важная часть Знания стёрлась из моей памяти… а может быть, я ещё не открыл её для себя.

— Я просто ума не приложу, что делать дальше, — продолжал коллега Чарлин. — У неё есть сестра, по-моему, в Нью-Йорке. Вы не знаете, как связаться с ней? Или с кем-нибудь ещё, кто может знать, где она живёт?

— К сожалению, нет, — повторил я. — Мы с Чарлин действительно старые друзья, но только недавно начали общаться снова после долгого перерыва. Я не помню никого из её родственников и не знаю, кто её нынешние друзья.

— Что ж, пожалуй, мне придётся обратиться в полицию, если только у вас нет никакой идеи получше.

— Я думаю, это разумно. А никаких других ниточек нет?

— Только какой-то рисунок — может быть, план местности. Трудно сказать.

Позже он переслал мне по факсу всю записку, найденную в офисе Чарлин, включая и кое-как нацарапанный план — множество пересекающихся линий, цифры и неразборчивые пометки на полях.

Я засел за свой письменный стол, вооружившись «Атласом Юга», и попытался сопоставить данные наброска с цифровыми обозначениями дорог, в результате чего и обнаружил место, весьма похожее на изображенное.

Вслед за этим, перед моим внутренним взором возник яркий, живой образ Чарлин, точно такой же, какой представился мне в Перу, когда мне сообщили о существовании Десятого откровения.

Означало ли это, что исчезновение Чарлин каким-то образом связано с Манускриптом?

Дуновение ветра, коснувшееся лица, пробудило меня от размышлений. Я снова вгляделся в раскинувшуюся подо мной долину.

Далеко слева, в её западной оконечности, я различил ряд полускрытых зеленью крыш. По-видимому, это был тот самый городок, что Чарлин изобразила на своём плане. Сунув листок бумаги в нагрудный карман жилета, я вернулся к дороге и сел в свой «пасфайндер».

Городок был невелик, население всего две тысячи человек, как было указано на щите возле первого — и единственного — светофора. Большинство магазинов и учреждений сосредоточились на одной улице, вытянувшейся вдоль берега реки.

Проехав светофор, я заметил неподалёку от входа в Национальный лесной заповедник небольшой мотельчик и направился на его автостоянку, рядом с которой располагались ресторан и паб.

Пока я ставил машину, в ресторан вошли несколько человек, среди них высокий, смуглый, черноволосый мужчина с объёмистым рюкзаком. В дверях он обернулся, наши взгляды встретились, и мгновенно возникло ощущение контакта.

Я выбрался из машины и запер её. Что-то подсказывало мне, что, прежде, чем искать его в мотеле, следует заглянуть в ресторан.

За столиками было мало народу — лишь те несколько человек, что вошли до меня, да кучка молодых ребят — по всей видимости, туристов — возле, стойки бара.

Моё появление почти не привлекло внимания, однако, оглядывая зал, я снова встретился глазами с тем же смуглым черноволосым человеком: он шёл через ресторан, направляясь к задней двери. Он слегка улыбнулся мне, потом, помедлив секунду, отвёл взгляд и вышел.

Я последовал за ним. Он остановился футах в двадцати от двери и, опустив свой рюкзак на землю, склонился над ним.

Ковбойка, джинсы и высокие ботинки; на вид я дал бы ему лет пятьдесят. Позади него солнце, начинавшее клониться к закату, вычерчивало на траве длинные тени от высоких деревьев, а в стороне, в полусотне ярдов, струилась река, готовясь начать свой путь через долину.

Смуглый человек поднял взгляд на меня и неуверенно улыбнулся:

— Тоже приехали посмотреть на заповедник?

— Ищу одну приятельницу, — ответил я. — Мне показалось, что вы можете помочь мне.

Он кивнул, внимательно оглядывая меня с головы до ног, потом подошёл и назвал себя: Дэвид Одинокий Орёл, пояснив, как будто мне было важно знать это, что является прямым потомком индейцев, некогда населявших эту долину.

Только теперь я заметил тонкий шрам, пересекавший левую сторону его лица от брови до подбородка, минуя лишь глазную впадину.

— Хотите кофе? — спросил Дэвид. — У них там, в салуне, неплохой «Перрье», но кофе паршивый. — Он кивнул в сторону небольшой палатки, стоявшей на берегу реки в тени трёх больших тополей.

Я увидел вокруг неё множество людей, сновавших туда-сюда; несколько человек направлялись по тропе к мостику, за которым находился вход в Национальный лесной заповедник. Что ж, кемпинг, как кемпинг.

— Да, — ответил я. — Это было бы кстати.

Мы добрались до кемпинга. Дэвид разжёг маленькую газовую плитку, налил воды в котелок и поставил его на конфорку.

— Как зовут вашу приятельницу? — поинтересовался он наконец.

— Чарлин Биллингс.

Ничего не ответив, Дэвид взглянул на меня, и, пока мы смотрели друг другу в глаза, я мысленным взором вдруг ясно увидел его — но в иные времена.

Он был моложе, чем теперь, всю одежду его составляли штаны из оленьей кожи, а лицо покрывала боевая раскраска.

Он сидел у большого костра, вокруг располагалось ещё несколько человек — в большинстве своём индейцев, но среди них было и двое белых: женщина и очень крупный мужчина.

Спор был в разгаре. Одни требовали войны, другие стояли за примирение. Дэвид вмешался в накалявшийся с каждой минутой разговор, насмехаясь над последними: нас уже столько раз обманывали, сказал он, а вы по-прежнему остаётесь наивными, как дети.

Белая женщина, похоже, понимала его чувства, однако, попросила, всё же, выслушать её. Она утверждала, что войны можно избежать, а долину защитить, если духовное воздействие окажется достаточно сильным.

Он полностью отверг все её доводы, после чего, высказавшись не слишком лестно по адресу собравшихся, вскочил на своего коня и уехал. Большинство его соплеменников последовало за ним.

— Что ж, интуиция не подвела вас, — звук голоса Дэвида оторвал меня от моего видения. Расстелив на земле домотканое одеяло, индеец жестом пригласил меня сесть на него. — Я действительно кое-что знаю о ней. — Он взглянул на меня вопросительно.

— Я беспокоюсь, — объяснил я. — Никто не знает, куда, она делась. Я просто хочу убедиться, что с ней всё в порядке. И потом, нам нужно поговорить.

— О Десятом откровении? — улыбнулся Дэвид.

— Откуда вы знаете?

— Просто догадался. Многие из тех, кто приезжает в эту долину, рвутся сюда не просто ради того, чтобы полюбоваться красотами заповедника. Они жаждут поговорить об Откровениях. Они думают, что Десятое скрыто где-то здесь. И некоторые даже заявляют, что им известно, о чём оно.

Повернувшись к плитке, он заварил кофе. Что-то в тоне его голоса навело меня на мысль, что меня проверяют, пытаются выяснить, действительно ли я тот, за кого себя выдаю.

— Где Чарлин? — спросил я.

Он указал пальцем на восток.

— В лесу. Сам я не знаком с вашей приятельницей, но однажды вечером, в ресторане, слышал, как она назвала себя, знакомясь с кем-то, а с тех пор видел её ещё пару-тройку раз. В последний раз — несколько дней назад; она была одна и направлялась в долину. А, судя по экипировке, думаю, что она все ещё там.

Я взглянул в указанном направлении. С того места, где мы находились, долина выглядела огромной.

— Куда, по-вашему, она могла пойти? — спросил я. Несколько мгновений он смотрел на меня, потом ответил:

— Вероятно, в каньон Сипси. Как раз там обнаружено одно из окон. — Он явно наблюдал за моей реакцией.

— Одно из окон?

Он загадочно улыбнулся.

— Да. Одно из окон в другое измерение. В моей памяти отчётливо всплыло то, что произошло среди руин Селеетины. Я придвинулся поближе к Дэвиду:

— Кто знает обо всём этом?

— Очень немногие. Пока, в основном, всё на уровне слухов, интуиции, обрывков информации. Никаких рукописей никто не видел.

Большинство из тех, кто приезжает сюда в поисках Десятого откровения, ощущают, что их ведёт что-то, и они искренне стараются постичь Девять откровений, хотя и жалуются, что совпадения ведут их некоторое время, а потом всё обрывается. — Он усмехнулся. — Но ведь, это происходит со всеми нами, не так ли?

— Десятое откровение касается полного осознания и понимания всего — улавливания таинственных совпадений, растущего духовного сознания на Земле, исчезновений, связанных с Девятым откровением, — с более высокой перспективы другого измерения. Это поможет нам понять причины происходящих изменений и с большей отдачей участвовать в них.

— Откуда вы знаете?.. — спросил я. Бросив на меня пронзительный взгляд, он неожиданно зло отрезал:

— Знаю!

Ещё секунду-другую его лицо оставалось напряжённым, потом смягчилось. Потянувшись к котелку, Дэвид налил две чашки кофе и подал одну мне.

— Мои предки жили в окрестностях этой долины многие тысячи лет, — заговорил он. — Они верили, что этот лес — священное место на пути между верхним миром и средним миром, находящимся здесь, на Земле.

Наши люди приходили в долину, чтобы получить ответы на наиболее важные вопросы, обрести особый дар, излечиться от болезни или узнать, по какой тропе им следует идти в жизни.

— Мой дед, — продолжал индеец, — рассказывал мне о шамане, который пришёл из какого-то дальнего племени и научил наш народ искать то, что он называл состоянием очищения.

По его совету люди пускались в путь, прихватив в собой только нож, — а путь начинался как раз отсюда, — и шли до тех пор, пока животные не подавали им какого-нибудь знака, и они следовали этим знакам и, в конце концов, находили то, что они называли священным входом в верхний мир.

Если они оказывались достойными, если они очищались от низменных чувств, говорил шаман, им даже могло быть дозволено войти туда и пообщаться с предками, и там они могли вспомнить не только свои собственные видения, но и видение всего мира.

Разумеется, всё кончилось, когда пришёл белый человек, — после секундной паузы добавил он. — Уже мой дед не мог вспомнить, как это делается, а я — тем более не могу. В общем, нам, как и всем остальным, приходится только воображать себе, как что было.

— Значит, вы тоже приехали сюда в поисках Десятого откровения? — спросил я.

— Конечно… конечно! А для чего же ещё? Но, похоже, я только и делаю, что прощаю — как будто кто-то наложил на меня епитимью.

Его голос снова зазвучал холодно и резко, и мне вдруг показалось, что он говорит не столько со мной, сколько с самим собой.

— Всякий раз, как я пытаюсь сделать шаг вперёд, какая-то часть меня не может преодолеть злобы и ярости, порождённых тем, что произошло с моим народом.

Время идёт, а ничего не меняется. Как могло случиться, что нашу землю украли, а нашу привычную жизнь разрушили? Как, почему это было допущено?

— Мне очень хотелось, чтобы этого никогда не было, — сказал я.

Он обвёл взглядом окрестности и едва заметно усмехнулся:

— Я верю вам. Но всё же, во мне так и поднимается ярость, при одной лишь мысли о том, что творят с этой долиной…

— Видите этот шрам? — вдруг спросил он, указывая на своё лицо. — В тот день я мог бы избежать драки. Это были накачавшиеся спиртным техасские ковбои. Я мог бы уйти, если бы не ярость, вспыхнувшая во мне.

— А разве большая часть долины не относится к заповеднику? — удивился я.

— Чуть меньше половины, к северу от реки, но политики постоянно грозятся продать её или разрешить её, так сказать, освоение.

— А другая половина? Кому она принадлежит?

— Долгое время ею владели частные лица. Теперь эти земли пытается скупить некая корпорация, зарегистрированная за пределами США. Мы не знаем, кто стоит за всем этим, но некоторым из нынешних хозяев земель в долине предлагают просто фантастические деньги.

Глянув по сторонам и, словно решившись, он произнес:

— Я хочу, чтобы в прошедших трёх столетиях все происходило иначе. Меня бесит, что европейцы обустраивались на этом континенте, презрев тех, кто уже жил здесь.

Я хочу, чтобы всё было иначе, как будто могу что-то изменить в прошлом. Наш образ жизни имел огромное значение.

Мы постигали ценность воспоминания. То было величайшее послание, которое европейцы могли бы воспринять от моего народа, если бы только удосужились остановиться и послушать.

Под звук его голоса я опять словно бы начал грезить наяву. Двое людей — индеец и та же белая женщина, которую я уже видел, — разговаривали на берегу небольшой, но бурной реки.

Позади них вздымался густой лес. Через некоторое время, стали подходить другие краснокожие; они кольцом окружили собеседников и внимательно слушали.

— Мы можем исцелить это! — говорила женщина.

— Боюсь, нам известно ещё слишком мало, — возразил индеец. На его лице читалось глубокое уважение к белой женщине. — Большинство других вождей уже уехали.

— Но почему нет? Вспомни, сколько мы спорили. Ты же сам сказал, что если вера достаточно велика, то мы можем исправить это.

— Да, — подтвердил он, — однако вера — это уверенность, порождённая знанием того, каким должен быть порядок вещей. Предки знали это, но среди нас слишком мало тех, кто достиг этого знания.

— Но, может быть, мы можем достичь этого знания теперь! — умоляюще воскликнула женщина. — Мы должны попытаться!

Мои мысли прервало оживление на мосту, где несколько мужчин в форме рейнджеров «Службы леса вышли навстречу пожилому мужчине в отнюдь не походных брюках и накрахмаленной рубашке. Седые волосы незнакомца были аккуратно подстрижены. Я заметил, что он чуть прихрамывает.

— Видите этого человека — там, с рейнджерами? — спросил Дэвид.

— Вижу. А что?

— Я вижу его здесь уже в который раз за последние две недели. По-моему, его зовут Феймэн. Фамилии не знаю. — Дэвид наклонился ко мне, и в его голосе я впервые за все время услышал полное доверие:

— Послушайте, происходит нечто странное. Вот уже несколько недель Служба леса, похоже, считает, сколько туристов уходит в лес. Такого ещё никогда не было, а вчера один человек сказал мне, что Служба полностью перекрыла доступ в его самую дальнюю восточную часть.

Там есть места, от которых до ближайшего шоссе добрый десяток миль, так что рисковать забираться в эту чащобу охотников немного. Более того, оттуда стал доноситься какой-то странный звук.

— Что это за звук?

— Не знаю. Большинство людей воспринимает его, как нечто чуждое, диссонирующее.

Внезапно он поднялся на ноги, и торопливо принялся снимать палатку.

— Что это вы делаете? — поинтересовался я.

— Я не могу оставаться здесь, — отозвался он, сворачивая тент. — Я должен идти в долину.

Впрочем, мгновение спустя он прервал свое занятие и снова взглянул на меня:

— Послушайте… Вам следует знать кое-что. Этот Феймэн… Я несколько раз видел с ним вашу приятельницу.

— И..?

— Они просто разговаривали. Но, повторяю вам, здесь что-то не так.

Он продолжал укладывать палатку. Пару секунд я молча смотрел на него. Я не знал, что и думать обо всём этом, но чувствовал, что Дэвид прав: Чарлин где-то в долине.

— Подождите минутку, — обратился я к Дэвиду, — я пойду с вами, вот только прихвачу своё имущество.

— Нет, — отрезал он. — Каждый должен ощутить долину сам. Сейчас я не могу взять вас с собой. Я должен найти своё собственное видение.

— Вы можете сказать мне, где точно находится каньон Сипси?

— Просто идите мили две вдоль реки до её северного притока. По нему пройдёте ещё с милю и окажитесь у самого входа в каньон Сипси.

Я кивнул и пошёл было прочь, но он остановил меня, положив руку на плечо.

— Слушайте, — быстро проговорил он, понизив голос. — Вы найдёте вашу приятельницу, если сумеете повысить свой энергетический уровень. Там, в долине, есть особые места, которые помогут вам сделать это.

— Окна в иное измерение?

— Да. Там вы можете открыть для себя перспективу Десятого откровения. Но для того чтобы отыскать эти места, вы должны понять истинную природу проявлений своей интуиции и научиться удерживать эти мысленные образы.

Кроме того, присматривайтесь к животным, и вы начнёте вспоминать, чего ради вы пришли в эту долину… почему все мы находимся здесь — вместе.

Но, будьте крайне осторожны. Постарайтесь, чтобы они не заметили, как вы входите в лес. — На мгновение он задумался, потом продолжал: — Там, в долине, находится ещё один человек — мой друг Кэртис Уэббер. Если увидите его, скажите, что мы с вами общались и что я его непременно разыщу.

Слегка улыбнувшись на прощание, он снова занялся палаткой.

Мне хотелось уточнить, что он имел в виду, говоря о проявлениях интуиции и о наблюдении за животными, однако, Дэвид, похоже, не хотел встречаться со мной глазами и не поднимал головы.

— Спасибо, — сказал я.

Не отрываясь от дела, он поднял одну руку и помахал мне.

Я тихо прикрыл за собой дверь мотеля и шагнул навстречу лунному свету. От прохладного воздуха и напряжения по всему телу волной пробежал озноб.

«Зачем я это делаю?» — подумал я. Ведь, нет никаких доказательств того, что Чарлин всё ещё находится в долине и что подозрения Дэвида обоснованны.

Но я, как говорится, нутром чуял, что действительно здесь что-то не так. На протяжении нескольких часов я обдумывал, не стоит ли связаться с местным шерифом.

Но, что я ему скажу? Что моя приятельница исчезла, что её видели входящей в лес, причём без всякого принуждения, по доброй воле, хотя, возможно, у неё и правда какие-то проблемы? И что весь сыр-бор загорелся из-за малопонятной записки?

Для того чтобы прочесать эти дебри, потребуется не одна сотня людей, и я знал, что никто не возьмётся за такое трудоёмкое дело без основательных причин.

Я приостановился и взглянул на почти полную луну, поднимавшуюся из-за деревьев. Мой план заключался в том, чтобы перебраться через реку гораздо восточнее поста рейнджеров, а затем пробраться в долину по главной тропе.

Я рассчитывал, что луна будет освещать мне путь, но никак не думал, что она будет светить так ярко. Видимость была прекрасная — по меньшей, мере ярдов[1] на сто.

Обогнув угол паба, я направился туда, где стояла палатка Дэвида. Теперь там не было ничего. Индеец даже рассыпал на этом месте листья и сосновые иголки, чтобы не осталось и следа после него.

Чтобы перейти реку там, где я планировал, мне предстояло преодолеть около сорока ярдов в пределах прямой видимости рейнджеров.

Отсюда их пост был, как на ладони, а через его боковое окно хорошо просматривалось то, что происходило внутри помещения, где находились двое рейнджеров. Один из них, поднявшись из-за стола, взялся за телефон.

Пригнувшись как можно ниже, я взвалил на плечи рюкзак и осторожно ступил сначала на прибрежный песок; а потом и в воду. Ноги скользили на гладких речных камешкак, порой я едва не падал, споткнувшись о топляк.

Целый хор древесных лягушек и сверчков сопровождал меня. Я снова глянул на домик рейнджеров: они были заняты разговором, не подозревая о моем побеге.

В самых глубоких местах вода доходила мне лишь до бёдер, и, чтобы пересечь реку, достигавшую футов тридцати в ширину; мне понадобилось всего пара минут.

Я нырнул в небольшой соснячок на берегу и осторожно двинулся вперёд, пока не вышел на ведущую в долину туристскую тропу.

Она терялась в темноте, и когда я глянул туда, на восток, в голове моей зашевелилось ещё больше сомнений. Что это за Таинственный звук, так тревожащий Дэвида? На что я могу наткнуться во мраке этой чащобы? Но я отогнал страх. Я знал, что должен идти вперёд.

В качестве своеобразного компромисса, я прошёл по тропе с полмили, потом, свернув с неё, углубился в лес, поставил палатку и провёл в ней оставшуюся часть ночи, несказанно довольный, что могу, наконец, снять и просушить свои мокрые ботинки. Продолжить путь было разумнее днём.

Проснувшись на рассвете, я задумался о загадочных словах Дэвида относительно удержания интуитивных ощущений; лёжа в спальном мешке, я пытался проанализировать своё собственное понимание Седьмого откровения.

Согласно ему, каждый из нас, досконально разобравшись в своём прошлом, может найти в нём моменты и детали, определившие его жизнь, карьеру, отношения с другими людьми, места жительства, поведение в той или иной ситуации.

И тогда, если это понимание пришло, интуиция, или «внутренний голос», будет подсказывать, куда следует направиться, что сделать или с кем поговорить, чтобы найти ответ на тот или иной вопрос.

Вслед за этим, разумеется, должно произойти какое-либо совпадение, объясняющее, почему следует поступить именно так, а не иначе, дающее новую информацию, как-то связанную с данным вопросом, и, таким образом, помогающее сделать очередной шаг в жизни.

Значит, нужно постоянно прислушиваться к «внутреннему голосу»?

Выбравшись из спального мешка, я откинул полог палатки и выглянул наружу. Ничего необычного, вроде бы, не происходило. Тогда, я вылез из палатки на ядрёный осенний воздух, вернулся к реке и умылся её прохладной водой.

Потом, собрав свои пожитки, вскинул на спину рюкзак и двинулся на восток, жуя плитку сухого завтрака и стараясь держаться, как можно ближе к окаймлявшим реку высоким деревьям.

Я прошёл около трех миль, когда вдруг отчётливо ощутил всем своим существом тревогу и страх, а вслед за ними — усталость.

Я сел, прислонившись к дереву, и постарался сосредоточиться на том, что меня окружало, чтобы пополнить свою внутреннюю энергию.

Небо было безоблачно, утреннее солнце так и играло в ветвях деревьев и на траве. Футах в десяти от себя я заметил маленький кустик, усыпанный жёлтыми цветами, и сосредоточился на его красоте.

Уже целиком залитый солнечным светом, кустик был зелен и свеж; и вдруг он показался мне ещё ярче, а его листья стали, прямо-таки, изумрудными. Меня обдало волной аромата, смешанного с запахом прелых листьев и чернозёма.

В тот же момент лес наполнился утренними звуками.

Сосредоточившись на слушании, я вдруг стал ясно различать в утреннем лесном хоре десятки отдельных звуков: птичьи голоса в кронах деревьев надо мной, жужжание шмеля в диких маргаритках, растущих у самой реки, журчание воды вокруг камней и шорох упавших веток… и потом что-то ещё, едва уловимое.

Это был странный низкий звук, напоминавший отдалённое гудение. Я поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Что бы это могло быть?

Подхватив рюкзак, я снова зашагал на восток. Опавшие листья шуршали под ногами, так что мне приходилось останавливаться и прислушиваться. Но звук не исчезал.

Лес кончился; я вышел на обширный, должно быть около полумили в длину, луг, густо заросший высокой, по колено, травой и усыпанный яркими цветами.

Лёгкий ветерок расчёсывал траву, как пряди волос. Пройдя почти весь луг, я обратил внимание на островок ежевичных кустов, разросшихся вокруг рухнувшего дерева.

Они вдруг показались мне необычайно красивыми, и я двинулся к ним, в надежде набрать ягод.

И тут меня буквально захлестнуло отчётливое ощущение дежа-вю: это место показалось мне хорошо знакомым, словно я уже бывал прежде в этой долине, ел эти ягоды. Как такое было возможно?

Я сел на ствол упавшего дерева. Вскоре в глубине моего сознания вырисовалась другая картина: кристально прозрачный водоём, а за ним — водопад в несколько ярусов. Это место также показалось мне знакомым. Меня снова охватила тревога.

Неожиданно какое-то животное с шумом выскочило из зарослей ежевики, заставив меня вздрогнуть, и опрометью ринулось в северном направлении. Пробежав футов двадцать, оно резко остановилось.

Животное было скрыто высокой травой, так что я не видел его, но мог следить за его передвижениями по колыханию стеблей.

Несколько минут спустя оно снова побежало, на сей раз к югу, но почти тут же остановилось на секунду-другую, затем опять рванулось на север, но лишь для того, чтобы футов через десять — двадцать замереть вновь.

Скорее всего, это был кролик, хотя его передвижения выглядели довольно странно.

В течение нескольких минут я не отрывал глаз от того места, где в последний раз заметил след зверька, затем медленно двинулся в его сторону.

Когда расстояние между нами сократилось до пяти футов, зверёк внезапно бросился бежать, и опять на север… В какой-то момент я различил белый хвост и задние лапы крупного кролика.

Улыбнувшись, я пошёл, придерживаясь прежнего курса — на восток. Сразу же за лугом снова начинался густой лес. Там я обнаружил ручей футов четырех шириной, впадавший в реку слева, — очевидно, тот самый, о котором упоминал Дэвид. Следовательно, мне нужно было повернуть на север.

К несчастью, в этом направлении не было даже намека на тропу, а что ещё хуже — берега ручья сплошь заросли хотя и молодыми, но уже довольно толстыми деревцами и колючим шиповником, продраться через который было просто невозможно.

Мне пришлось вернуться на луг и поискать кружной путь.

Я пошел по самой границе между травой и деревьями, высматривая хоть какой-нибудь проход в густом подлеске. К своему удивлению, я вдруг заметил след, оставленный в траве кроликом, и двинулся по нему.

Через некоторое время я снова вышел к ручью. Здесь непроходимый подлесок немного отступал от воды, так что, в конце концов, мне удалось добраться до участка, где росли старые, более крупные деревья, и я смог идти на север, следуя руслу.

Пройдя ещё, примерно, с милю, я различил вдали склоны холмов, поднимавшихся по обоим берегам ручья. Приблизившись к ним, я понял, что на самом деле это почти отвесные стены каньона и что впереди находится единственный, судя по всему, вход в него.

Я сел под большим ореховым деревом И огляделся. По обе стороны ручья вздымались на добрых полсотни футов известняковые стены. Дальше, впереди, они отклонялись от вертикали, образуя огромный чашеобразный каньон мили две в ширину и, как минимум, четыре в длину.

Ближайшие полмили представляли собой заросли высокой травы, над которой тут и там поднимались деревья. Вспомнив о давешнем гудении, я пять-десять минут прислушивался, но оно, похоже, прекратилось.

В конце концов, я достал из рюкзака небольшую газовую плитку, зажег её, потом, налив в кастрюльку воды из фляги и высыпав туда же пакетик концентрата овощного супа, поставил её на огонь.

В продолжение нескольких минут я смотрел, как струйки пара, извиваясь, поднимаются в воздух и затем, тают под дуновением ветерка.

Перед моим мысленным взором опять встало видение водоёма и водопада, однако, на сей раз я сам как бы находился там — шёл на встречу с кем-то.

Тряхнув головой, я прогнал видение. Что происходит? Эти образы обретали всё большую живость и яркость. Сначала Дэвид в иные времена, теперь вот ещё и водопад.

Боковым зрением я уловил какое-то движение в каньоне. Я посмотрел на ручей, потом перевёл взгляд на одинокое дерево в паре сотен ярдов за ним, уже потерявшее большую часть листьев.

Всё оно было буквально усеяно птицами, похожими на крупных ворон, некоторые из них слетели вниз, на землю.

Пока я смотрел на них, они вдруг все разом взмыли в воздух и как-то мрачно закружились над деревом. Я услышал их карканье, хотя громкость этих звуков совершенно не соответствовала расстоянию, на котором птицы находились от меня: было ощущение, что они гораздо ближе.

Бульканье воды и шипение пара заставили меня перевести взгляд на кастрюльку. Мой обед убегал. Прихватив кастрюльку полотенцем, я другой рукой убавил газ. Когда кипение утихло, я снова поставил кастрюльку на огонь и повернулся к одинокому дереву. Вороны исчезли.

Наскоро проглотив суп, я вымыл кастрюльку, упаковался и двинулся в каньон. Пробираясь меж каменных стен, я заметил, что все краски вокруг меня стали более яркими.

Трава приобрела удивительный золотистый оттенок, и я впервые обратил внимание на то, что она усыпана сотнями белых, жёлтых и оранжевых цветов. С холмов, расположенных на востоке, ветер доносил аромат сосны и кедра.

Продолжая идти вдоль ручья на север, я, однако, всё время смотрел на высокое дерево слева, на котором видел-ворон. Когда оно оказалось точно в западном направлении от меня, я заметил, что ручей резко расширяется.

Пробравшись сквозь заросли ив, я оказался у небольшого водоёма; из него вытекал не только тот ручей, по которому я шёл, но и ещё один, далее отклонявшийся в юго-восточном направлении. Вначале я подумал, что это тот самый водоем, пригрезившийся мне, но за ним не было никаких водопадов.

Далее меня ожидал ещё один сюрприз; к северу от водоёма ручей пропадал — как не было. Откуда же бралась вода? Потом я сообразил: и водоем и ручей, вдоль которого я шел, питал мощный подземный родник, который здесь выходил на поверхность.

Слева от себя, футах в пятидесяти, я заметил пологий холм, на котором росли три сикоморы, каждая более двух футов в диаметре. Замечательное местечко, чтобы посидеть и поразмыслить.

Я удобно устроился, прислонившись спиной к одному из деревьев. Остальные два находились в шести-семи футах прямо передо мной; взглянув налево, я мог видеть воронье дерево, взглянув направо, — родник.

Вопрос заключался в том, куда далее направить свои стопы. Ведь так я мог пробродить много дней и не найти даже следов Чарлин. И потом, эти видения…

Прикрыв глаза, я попытался мысленно воскресить картину с водоёмом и водопадами, но, как ни старался, не сумел вспомнить её во всех подробностях.

В конце концов, пришлось отказаться от этого намерения. Я снова посмотрел на траву, усыпанную цветами, потом перевёл взгляд на поднимающиеся передо мной сикоморы.

Их кора играла оттенками от тёмно-серого до белого; кое-где по ним, словно кто-то прошёлся кистью, обмакнутой в красновато-коричневую краску, а во многих местах виднелись янтарные тона.

Стоило мне сосредоточиться на красоте этой картины, как все цвета приобрели необычайную яркость, стали переливчатыми. Сделав ещё один глубокий вдох, я перевёл взгляд на усеянный цветами луг. Воронье дерево прямо-таки светилось.

Я подхватил рюкзак и двинулся к нему. Немедленно в моем мозгу вспыхнуло видение водоёма и водопадов. На этот раз я постарался хорошенько запомнить всё.

Водоём был большой — площадью около акра;[2] за ним круто вздымались скалы, и оттуда, с одной плоской террасы на другую, каскадом низвергалась вода.

Два водопада поменьше падали всего лишь футов с пятнадцати, но последний обрушивался в чашу водоёма с длинной отвесной скалы высотой в добрых тридцать футов. И снова я увидел в этой картине себя — идущего навстречу кому-то.

Шум автомобиля слева заставил меня замереть на месте, затем тихонько опуститься на колени за невысокими кустами. Выехавший из леса серый джип пересекал луг в юго-восточном направлении.

Я знал, что Служба леса запрещает частным машинам углубляться так далеко в заповедник, поэтому ожидал увидеть на дверце джипа её эмблему. Однако, к моему удивлению, никаких эмблем на джипе не было.

Ярдах в пятидесяти прямо передо мной он остановился. Сквозь просветы в листве мне удалось разглядеть в нем одинокую фигуру мужчины, осматривавшего местность при помощи полевого бинокля. Я нырнул в глубокую траву. Кто бы это мог быть?

Машина снова тронулась и вскоре исчезла из виду, затерявшись среди деревьев. Я приподнялся и сел, прислушиваясь, не донесётся ли опять то странное гудение. Нет, ничего. Я подумал: а может, лучше вернуться в город и искать Чарлин как-нибудь иначе?

Но где-то глубоко внутри я знал, что выбора нет. Закрыв глаза, я постарался сделать то, что советовал Дэвид: восстановить и удержать видение водоёма и водопадов. Потом, я встал и зашагал к вороньему дереву, но продолжал видеть внутренним взором эту картину во всех деталях.

Внезапно раздался резкий крик другой птицы — на сей раз ястреба. Мне едва удалось разглядеть в небе, левее дерева и далеко позади него, тёмный силуэт птицы. Ястреб летел на север. Я ускорил шаг, стараясь как можно дольше не выпускать его из виду.

Появление птицы словно придало мне сил, и даже после того, как она скрылась за горизонтом, я продолжал идти в том же направлении.

Преодолев мили полторы и перевалив через пару скалистых холмов, на вершине третьего я снова замер, различив другой доносящийся издали звук, очень похожий на шум струящейся воды. Нет, не струящейся — падающей.

Осторожно спустившись с холма, я вступил в глубокое узкое ущелье, где снова испытал ощущение дежа-вю.

Вот следующий холм, вот его гребень, а за ним — да, водоём и водопады, точно такие, какими они рисовались мне, только значительно больше.

Чашу водоёма, площадью не менее двух акров, обрамляли скалы и громадные валуны; его кристально чистая вода искрилась голубизной под ясным осенним небом.

Справа и слева виднелось несколько мощных дубов, окружённых играющей зеленью, багрянцем и золотом, порослью более мелких ив, клёнов и камедных деревьев.

Над дальним концом водоёма поднималось целое облако брызг и тумана. Вода, обрушиваясь с высоты, взбивала белую пену. Я заметил, что из водоёма не вытекало ни речки, ни даже ручья.

Значит, вода уходила куда-то вглубь и, пробежав тайными подземными путями, выходила на поверхность в виде мощного родника неподалеку от вороньего дерева.

Чем дольше я вглядывался в эту прекрасную картину, тем более нарастало ощущение дежа-вю. Все эти звуки, краски, само это место казались мне поразительно знакомыми. Я уже был здесь. Но когда?

Я обошёл всё. Я спускался к самому водоёму, чтобы зачерпнуть пригоршню и выпить кристально чистой и холодной воды. Я стоял у каждого из водопадов, чтобы меня обдало брызгами, карабкался по валунам, чтобы прикоснуться рукой к деревьям.

Мне хотелось прочувствовать «особый мир этого места, целиком погрузиться в него. Наконец, я растянулся на плоском выступе скалы футах в двадцати над водоёмом и, закрыв глаза, подставил лицо осеннему солнцу, уже начинавшему клониться к закату.

И в этот момент меня охватило ещё одно знакомое ощущение, которого я не испытывал вот уже несколько месяцев и оттого почти забыл, но сейчас тут же узнал: это было, как тёплая волна симпатии и уважения. Я открыл глйза и быстро обернулся, уже точно зная, кого я сейчас увижу.

Оглядывая пройденный путь

На скале надо мной, наполовину скрытый тенью от нависавшего выше карниза, стоял Уил, уперев руки в бока и широко улыбаясь.

Я увидел его, как бы, не в фокусе, так что пришлось как следует поморгать и сосредоточиться, но, в конце концов, черты его лица обрели отчётливость.

— Я знал, что ты придёшь. — Он ловко спустился со своей скалы ко мне вниз. — Я ждал тебя.

Я ошарашенно уставился на него. Уил крепко обнял меня; его лицо и руки словно бы слегка светились, но, в остальном, он выглядел вполне нормально.

— Ты… здесь… но, как..? — заикаясь, пробормотал я. — Что произошло тогда, в Перу, когда ты исчез? Где ты был?

Он жестом пригласил меня сесть на камень напротив него.

— Я всё тебе расскажу, — сказал он, — но прежде, мне нужно знать всё о тебе. Что привело тебя в эту долину?

Я подробно поведал ему об исчезновении Чарлин, об оставленном ею плане, о встрече с Дэвидом. Уил попросил уточнить, что именно сказал индеец, и я рассказал всё, что сумел вспомнить.

Уил наклонился ко мне:

— Значит, он сказал тебе, что Десятое откровение касается понимания духовного возрождения человечества в свете иного измерения? А также познания истинной природы интуитивных проявлений?

— Да, — подтвердил я. — Это действительно так? Он задумался на мгновение, потом спросил:

— А что ты испытал, начиная с того момента, как вошёл в долину?

— У меня тут же начались видения, — принялся объяснять я. — Некоторые из них относились к прошлому, но потом мне несколько раз пригрезилось это место. Я видел всё: скалы, водопады, даже то, что кто-то ждёт меня здесь, хотя, я и не знал, что речь идёт о тебе.

— Где ты находился в этой картине?

— Я как будто поднимался по холму и видел её.

— Значит, это было видение твоего потенциального будущего.

Я наморщил лоб:

— Я что-то не понял.

— Первая часть Десятого откровения, по словам Дэвида, касается более полного понимания наших интуитивных проявлений.

В первых девяти Откровениях человек ощущает такие проявления, как нечто мимолётное, как оклик «внутреннего голоса». Но, по мере того, как мы ближе знакомимся с этим явлением, нам удаётся яснее представить себе природу этих окликов.

Вспомни, как было в Перу. Твоя интуиция проявлялась в виде картин того, что должно было случиться, образов тебя самого и других людей, находящихся в определённом месте и делающих определённые вещи. Так она вела тебя. Ведь, именно так ты оказался в Селестине, верно?

И здесь, в долине, всё время происходит то же самое, — продолжал Уил. — Ты воспринял мысленный образ потенциального события — твоего прихода к этим водопадам и встречи с кем-то — и сумел реализовать его: ты нашёл это место и встретил меня.

Если бы ты просто игнорировал этот образ или не поверил в то, что тебе удастся отыскать водопады, твоя жизнь так и оставалась бы не слишком-то интересной. Но ты принял образ всерьёз, ты удержал его.

— Дэвид говорил что-то насчёт того, что нужно учиться «удерживать» или «поддерживать» интуицию, — сказал я.

Уил кивнул.

— А другие образы? — спросил я. — Те сцены из прошлого, что они означают? И эти животные… В Десятом откровении говорится что-нибудь обо всём этом? Ты-то сам видел Манускрипт?

Движением руки Уил, словно бы, отмёл мои вопросы.

— Прежде, я расскажу тебе о моём пребывании в ином измерении, которое я называю Афтерлайф.[3]

Тогда, в Перу, мне удалось удержаться на высоком энергетическом уровне даже тогда, когда все вы испугались и утратили его. И я оказался в невероятном мире красоты и чётких форм.

Я находился там же, где и прежде, но всё изменилось. Трудно найти слова, чтобы описать это: мир был светел и прекрасен до того, что я преисполнился благоговения, граничащего со страхом.

Долгое время я просто бродил по этому немыслимому миру, причём уровень моей вибрации даже повысился. И тут я сделал потрясающее открытие: я мог оказаться в любой точке Земли — достаточно было просто представить себе какое-то место.

Я побывал везде, где только мог вообразить, пытаясь разыскать тебя, Джулию и остальных, но так и не нашёл никого из вас.

В конце концов, — продолжал он, — я почувствовал, что обладаю ещё одной способностью. Освободив свой мозг от каких бы то ни было зрительных образов, я смог покидать нашу планету и переноситься в мир чистых идей.

А потом я смог сам создавать всё что угодно — стоило только представить себе это. Силой воображения я творил океаны и горы, сцены с участием людей, ведущих себя в соответствии с моими желаниями, — одним словом, всё, что бы мне ни захотелось увидеть.

И всё это, до последней детали, было не менее реально, чем то, что действительно существует на Земле.

Однако, в конце концов, я отдал себе отчёт, что подобное произвольное творение мира не приносит мне внутреннего удовлетворения.

Я вернулся домой и крепко задумался — чего же я, всё-таки, хочу? К тому времени, я уже достиг довольно высокого уровня — например, мог обходиться без еды и сна.

В итоге, открывшиеся передо мною новые возможности породили во мне определенную эйфорию. Я понял, что забыл о том захватывающем ощущении, которое переживаешь, эволюционируя и сталкиваясь с совпадениями.

Я полагал, что по-прежнему, так сказать, подключён к Божественной энергии, а на самом деле, увлёкшись возможностью распоряжаться вещами по своей воле, потерял свою тропу.

На этом уровне вибрации, очень легко сойти с пути, потому что так легко становится творить и разрушать одним лишь усилием воли.

— А что потом? — спросил я.

— Я сосредоточился на том, что внутри меня, пытаясь достигнуть более высокого уровня контакта с Божественной энергией, — точно так же, как мы обычно делали это.

Вот и всё: уровень моей вибрации повысился, и я вновь открылся для «окликов внутреннего голоса». И тогда я мысленно увидел тебя.

— Что я делал?

— Не могу сказать точно: картина была не слишком чёткой. Но, сосредоточившись на удержании интуитивных ощущений, я начал перемещаться в какую-то новую часть послежизненного измерения, где мог видеть души — точнее, сонмы душ. Но пока ещё я не мог говорить с ними; поэтому, лишь едва-едва улавливал их мысли и знания.

— Они показали тебе Десятое откровение? — в сильнейшем волнении спросил я.