Библиотека Mosbiblio

Александр Евсеевич Хинштейн. Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги
 
Глава 3. Синдром разбитого корыта
Чем богаче становился Березовский, тем сильнее пробуждалась в нем жадность: аппетит, известно, приходит во время еды; извечный синдром разбитого корыта, о котором очень точно сказал Шопенгауэр: «Богатство подобно морской воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда».
Роль торговца автомобилями – пусть и крупнейшего в стране – становилась для него уже тесна. Березовскому грезились новые горизонты: деньги, чудилось, просто лежат под ногами, надо лишь не лениться вовремя их подбирать, иначе все подчистую сметут другие.
Из малопочтенной истории с «АВВА» Борис Абрамович вынес для себя два важнейших урока. Любую, даже самую бесстыжую аферу можно, оказывается, обставить так, что тебя не только не потащат потом в холодную, а напротив даже, осыплют почестями и уважением: это, так сказать, урок первый.
Ну, а из него прямо напрашивался и вывод второй: властные мужи – от губернаторов до президента – ровным счетом ничего не смыслят в бизнесе. Опутать их, уболтать, заставив помогать себе – штука совсем не сложная: уж не труднее, чем развести доверчивых россиян на 50 миллионов долларов.
А еще Березовскому очень понравилось восседать в президиумах, наравне с вице-премьерами, выступать на публике, раздавать интервью и позировать перед телекамерами.
Он всегда был не чужд тщеславия. Людское внимание тешило его уязвленное самолюбие, потому-то активничал он и в комсомоле, а в Институте программ управления возглавлял даже комитет молодых ученых. Когда в «Коммерсанте» первый раз напечатали заметку о нем – небольшую, всего-то строк тридцать пять – Борис Абрамович целый день не мог оторвать от газеты глаз; даже распорядился купить в офис пару десятков номеров. Треклятая юношеская фрустрация по-прежнему не давала о себе забыть, постоянно рвалась наружу.
Едва только Березовский заработал первые приличные деньги, как мгновенно учредил премию «Триумф» для лучших деятелей культуры и искусства: в этом ему помог известный поэт Вознесенский, с чьим приемным сыном приятельствовал он долгие годы. (Одно время тот даже работал в «ЛогоВАЗе».)
Кое-кто по наивности тогда думал, что Березовский попросту бесится с жиру; недаром вручать премии начали в день его рождения – 23 января. Но нет, это была совсем не купеческая блажь: Борис Абрамович вкладывал инвестиции в собственное будущее. Образ щедрого мецената, ревнителя изящного действовал лучше любых рекомендаций.
(Как тут не вспомнить классику: «С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.
С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ – „Да так, брат“, отвечает, бывало, „так как-то все“…»)
К тому же слишком была еще свежа в памяти бесценная протекция, оказанная ему драматургом Шатровым.
«„Триумф“ – это была абсолютно продуманная акция; чисто советская дальновидность, – свидетельствует Самат Жабоев, ставший тогда членом попечительского совета премии. – Писатели и артисты во все времена были вхожи в любые высокие кабинеты, а Боре это требовалось позарез».
Потом, правда, оказалось, что новые властители России, не в пример своим предшественникам, от искусства страшно далеки. Из всех видов прекрасного президент Ельцин предпочитал оперетты режиссера Курочкина, игру на деревянных ложках да нестройное исполнение застольных песен.
Президентское окружение было под стать своему лидеру; рослые, как на подбор, здоровенные мужики, высшим удовольствием в жизни почитавшие стакан водки после обжигающей бани. Книг они не читали, в театры ходили исключительно по служебной надобности. Словом, путь к их сердцам следовало прокладывать совсем по другому азимуту.
Но Березовский с его звериной хваткой и изворотливой изобретательностью не найти этого пути не мог просто по определению.
И дело здесь не столько в тщеславности и желании очутиться в высших кругах света, сколько в здравом, сугубо прагматичном расчете.
В России образца 1990-х заработать огромное состояние можно было лишь одним-единственным образом: заполучив расположение власть предержащих, оказавшись у раздаточного лотка.
(«Возьми торговку семечками на Садовом кольце, – поучал Березовский своего вассала, знаменитого ныне чекиста-расстригу Александра Литвиненко, – двинься по цепочке, и через две недели ты окажешься в Кремле».)
Это уже потом, не без участия самого же Бориса Абрамовича, во власть ринутся толпы коммерсантов, не понаслышке знающих цену деньгам и ложку мимо рта не проносящих. Тогда же, в благословенные времена первой ельцинской пятилетки, коридоры власти – Кремль, Белый дом, Старая площадь – кишмя кишели прекраснодушными демократами и мелкотравчатыми чиновниками, не научившимися еще толком конвертировать свои полномочия в звонкую монету.
Не евшие ничего слаще морковки, они до слез радовались любой подаренной мелочи: цветастому галстуку, позолоченным часам, путевке в Хургаду или Анталию.
Первого зам. руководителя Госналогслужбы Панскова (потом он станет министром финансов) арестовали, например, за взятку в виде автомобиля «Москвич» (последней модели). И.о. генпрокурора Ильюшенко очутился за решеткой, позарившись на пару машин и импортный пылесос. Советник президента Станкевич попался на взятке в 10 тысяч долларов.
При этом каждый из них форменным образом ворочал миллионами; одной своей подписью они могли пролить золотой дождь на любого страждущего.
Первым эту противоестественную закономерность узрел полузабытый ныне бизнесмен Борис Бирштейн – советский эмигрант третьей волны, вернувшийся на Родину в поисках легких заработков. В паре с еще одним замечательным авантюристом Дмитрием Якубовским, вошедшим в историю под именем генерала Димы, Бирштейн в мгновение ока опутал сетями всю силовую верхушку страны. Под его протекторатом оказались такие видные деятели, как министр безопасности Баранников, генпрокурор Степанков, первый вице-премьер Шумейко, первый зам. министра МВД Дунаев, директор ФАПСИ Старовойтов и другие официальные лица. (Однажды в порыве откровенности Якубовский рассказывал мне, как вместе с Шумейко формировали они российское правительство: вписывали в пустые клеточки фамилии новых министров, которых кто-то из них хотя бы шапочно знал. Так начальник Шереметьевской таможни Круглов стал, например, председателем таможенного комитета страны.)
При протекции своих новых вельможных друзей Бирштейн зарабатывал миллионы, благодетелям же доставались только крошки с барского стола.
Верхом бирштейновской щедрости стал шоп-тур в Швейцарию, организованный для жен Баранникова и Дунаева: ошалевшие от счастья генеральши кандибобером носились по магазинам, скупая остромодные товары, преимущественно – шубы и часы. (Всего набили они 21 чемодан трофеев.) И хотя, как выяснилось позднее, и поездку, и покупки оплачивал не Бирштейн, а Якубовский, скандал получился нешуточный: обоих генералов пришлось отправлять в отставку.
Новые русские чиновники в точности повторяли повадки полуголых туземцев, радостно обменивавших золотые самородки на грошовые яркие бусы. «При Ельцине чиновники участвовали за взятки, допускали к переделу, не понимая истинной стоимости, – признает теперь и сам Березовский. – За взятку в 10 тысяч долларов они распределяли миллионы».
И было бы странно, если б, видя это, наш герой остался застенчиво стоять в стороне…
В декабре 1992-го Березовский уже чуть было не поймал «птицу удачи» за радужный хвост: она – самое обидное! – выпорхнула из рук буквально в последнюю секунду.
Когда Ельцин решился-таки сменить премьер-министра – чудо-рыночник Егор Гайдар был ненавидим уже всей страной – в числе представленных им четырех кандидатов значился и гендиректор «АвтоВАЗа» Владимир Каданников. Шансы у Каданникова были серьезные: крупный производственник, Герой Соцтруда, к тому же – внушительная внешность: осанка, рост, седовласая шевелюра. Но в решающий момент он почему-то совершил непростительную промашку.
Все кандидаты в премьеры должны были пройти через сито Верховного Совета; окончательное решение Ельцин хотел принять после рейтингового голосования депутатов. Так вот, когда на трибуну взошел Каданников, вместо того чтобы накинуться на Гайдара и тем притянуть симпатии зала, он, совсем напротив, стал его нахваливать, уверяя, что у себя на заводе проводит такую же точно линию. И вообще, сказал под конец Каданников, он лично убежден, что «председателем правительства должен быть Егор Тимурович Гайдар, и должен продолжать свою линию». Неудивительно, что к финишу директор «АвтоВАЗа» пришел последним; он продул даже Гайдару – пусть всего один голос, но продул.
Если бы премьер-министром стал тогда не Черномырдин, а Каданников, звезда Березовского взошла мгновенно; уж он бы такой изумительной возможности точно не упустил; премьер-компаньон – даже дух захватывает от открывающихся перспектив.
Неудачу эту Борис Абрамович долго не мог пережить. «Я же за этого дурака столько денег отдал», – плакался он тем же вечером каданниковскому заму Александру Зибареву. Вертикальный взлет откладывался на неопределенное время…
Его поиски властного покровителя объяснились и еще одним жизненно важным обстоятельством: Борис Абрамович срочно нуждался в надежной защите, «крыше».
Надо сказать, что автомобильный бизнес изначально считался одним из самых криминализированных в стране. Все столичные авторынки контролировались, например, преступными чеченскими группировками. В Тольятти ситуация была не лучше: ни одна машина не могла выехать за ворота автозавода, если местные бандиты не получат свой процент от продажи.
Тольятти начала 1990-х был худшим римейком Чикаго 1930-х годов. В городе насчитывались десятки банд, каждая из которой беспрерывно воевала с конкурентами. Ежедневно здесь убивали в среднем по три человека.
Когда уже в нынешние времена милиция разгромила наконец самую крупную тольяттинскую группировку – так называемых «волговских» – только официально бандитам удалось вменить 17 заказных убийств. (Показательная деталь: уже после вынесения приговора главный свидетель обвинения, бывший член группировки Сергей Матвеев был расстрелян прямо на пороге собственного дома.)
До поры до времени Березовскому и его «ЛогоВАЗу» как-то удавалось уходить от прямых столкновений с бандитами. Но аккурат в 1993 году его империя стала получать удар за ударом.
В течение одного только месяца автостоянки «ЛогоВАЗа» трижды подверглись нападениям; их забрасывали гранатами и даже расстреливали из гранатомета.
В 1994-м бандиты от угроз перешли к действиям. Весной неизвестные «доброжелатели» прикрепили к входной двери квартиры Березовского боевую гранату.
Тут уж у любого, даже у самого крепкого человека нервы могут не сдюжить. Березовский вынужден был обратиться за защитой в милицию. Но 7 июня, в тот самый момент, когда он выехал из своего особняка на очередную встречу в московский РУОП, прогремел страшной силы взрыв: на воздух взлетел припаркованный прямо у въезда в его офис автомобиль марки «Опель», начиненный полутора килограммами тротила.
Водитель магната погиб на месте, его охранника и восемь случайных прохожих здорово посекло осколками. Сам Березовский остался жив только чудом, отделавшись массой ранений, а также ожогами рук, лица и шеи.
Ему пришлось долгое время лечиться в Швейцарии, шокируя окружающих своим внешним видом: дабы скрыть ожоги и шрамы, он вынужден был теперь постоянно носить белые перчатки, темные очки и отрастить огромную бороду: ни дать ни взять – кот Базилио.
«Для нас было несомненно, – констатирует руководитель ЧОП „Атолл“, карманного разведбюро Березовского, Сергей Соколов, – что взрыв дело рук „солнцевских“. Конкретно за этим стоял Сергей Тимофеев, он же Сильвестр. Они с Березовским не поделили магазин „Орбита“ на Смоленке. Причем у Бори хватило ума отправиться с блатными на разборки. Разговаривать с ними он не умел, обматерил всех и уехал. Для бандитов – это страшное оскорбление…»
Уголовная среда была единственной сферой, на которую не распространялись волшебные чары Бориса Абрамовича; он мог найти общий язык с кем угодно, только почему-то не с бандитами, хоть и очень любил при случае прихвастнуть своими обширными авторитетными связями. (Тяга советской интеллигенции к таинственному миру уголовной романтики общеизвестна; «интеллигенция поет блатные песни», – это еще Евтушенко полвека назад сочинил.)
К общению с криминалом Березовского старались не допускать; эту щекотливую миссию обычно принимал на себя Бадри Патаркацишвили, имевший давние контакты с ворами – преимущественно грузинскими; в противном случае дело могло кончиться весьма плачевно.
Очевидцы рассказывали мне даже такой полуанекдотичный случай: году в 1998-м Березовский прилетел в Красноярск мирить губернатора Лебедя с небезызвестным Анатолием Быковым. И вот на первой же встрече, едва зайдя в комнату, Борис Абрамович прямо в лоб заявил Быкову (цитирую – прошу прощения – дословно): «Толик, ты – пидорас».
В комнате воцарилась нехорошая тишина, у Бадри от страха аж обвисли усы.
Быков-Бык не мигая впился глазами в Березовского. Его подручные, депутаты Заксобрания Блинов (он же Блин) и Косарев (он же Ляпа), отшвырнули в сторону салфетки.
Вечер явно переставал быть томным, но Березовский – буквально в последнюю секунду – успел-таки вывернуться.
«И я тоже – пидорас, – торопливо добавил он. – Потому что мы оба никак не можем договориться».
Ляпа, Блин и Толик-Бык с облегчением вздохнули; черт его знает, может, в столичном бомонде так принято?
К сожалению, Тимофеев-Сильвестр оказался не столь философичен, как Толик-Бык, да и времена были еще довольно дикие.
Как потом установило следствие, накануне покушения у Березовского возник конфликт с неким столичным «Мосторгбанком»: что-то они там не поделили, какие-то векселя. Во главе же этого банка стояла как раз жена Сильвестра. В рамках «взрывного» дела ее даже задержали на пару дней, но потом, за отсутствием улик, вынуждены были отпустить.
А тем временем 17 июня прогремел новый взрыв: на этот раз в офисе «Объединенного банка», также подконтрольного Березовскому…
Он вынужден искать помощи у криминальных авторитетов. Один из знакомых Березовского рассказывал мне, например, как тот просил вывести его на Вячеслава Иванькова, более известного под кличкой «Япончик».
Эта запутанная, гангстерская эпопея могла продолжаться еще бог знает сколько. Но финал ее наступил совершенно внезапно: 13 сентября 1994 года в своем «Мерседесе» на воздух взлетел уже Сильвестр.
Дело, конечно, прошлое, но и по сей день милицейские сыщики нет-нет да и посматривают в сторону Бориса Абрамовича: если убийство авторитета и не его рук дело, то как минимум пришлось оно ему очень кстати.
Впрочем, к моменту этому долгожданная «крыша» появилась-таки над головой Березовского; более прочной и огнеупорной защиты в России образца 1994 года невозможно было себе даже представить…
$$$
Путь Березовского на олимп власти начался с одной случайной, в общем-то, встречи. В 1993 году Петр Авен свел его с придворным журналистом Валентином Юмашевым, доверенным лицом Ельцина.
Сам Борис Абрамович по прошествии лет станет утверждать, будто Юмашев познакомился с ним в целях «поддержки Бориса Николаевича, на предмет написания книги». (В другом его интервью вычитал я еще более оригинальную трактовку: «Юмашев – просто мой товарищ и стал им задолго до того, как вошел во власть».)
Тяга к надуванию щек у Березовского в крови. В действительности все было куда как прозаичнее.
«Юмашев хотел купить себе новую машину, – рассказывал мне Петр Авен. – Я позвонил Борису, попросил принять его, сделать максимальную скидку. С этого все и пошло».
Руководитель подконтрольного Березовскому ЧОПа «Атолл» Сергей Соколов косвенно подтверждает эту версию:
«Отношения с Юмашевым начались у Березовского с того, что он бесплатно стал ремонтировать его джип. Он со многими так сходился. Продавал нужным людям машины подешевле, а то и вовсе дарил».
Даже превратившись в крупного магната, Борис Абрамович по своей ментальности все равно оставался мелким ловчилой советского пошиба. Благосклонности окружающих добивался он по старинке: подачками и борзыми щенками.
Прежде, в 1980-е, расположение начальства и всяческих «нужных» людей Березовский завоевывал, доставая по блату дефицитные автозапчасти. Теперь же место запчастей заняли автомобили; времена хоть и изменились, но мосторговские нравы остались неизменными…
Если когда-нибудь историки в прокурорских мундирах сумеют поднять всю бухгалтерию «ЛогоВАЗа», чтение, уверен, получится занимательнейшее. Перечень людей, облагодетельствованных Березовским, будет состоять из фамилий, хорошо известных всей стране.
«Машины дарились „нужным“ людям почти еженедельно», – уверяет глава «Атолла». А один из тогдашних руководителей «ЛогоВАЗа» Самат Жабоев прямо рассказывал мне, что с первой же крупной сделки, когда фирма закупила партию «Фиатов-Типо», часть их тут же была предусмотрительно роздана высокопоставленным чиновникам; точнее – их женам. (Супруга одного из руководителей государства, мадам Р., не постеснялась потом приехать в «ЛогоВАЗ» даже за второй халявной иномаркой; первую она умудрилась незамедлительно разбить.)
Опять же – 126 «Жигулей», презентованные академикам в обмен на мантию члена-корреспондента…
В старых архивах разыскал я замечательный и очень красноречивый документ: письмо всесильного управделами президента Бородина к коммерсанту Березовскому: «В соответствии с нашей договоренностью прошу Вас оказать содействие в получении автомашин нашими сотрудниками». Ниже – список из пяти фамилий. Сверху – бесподобная резолюция: «реализовать по цене не ниже 2000 УРЕ (условно-расчетных единиц. – Авт.) и оформить как благотворительную помощь ветеранам советского спорта в размере 11 200 УРЕ».
Мне и самому довелось испытать на себе эту беспроигрышную вербовочную методу Бориса Абрамовича; в 1998-м, в момент короткого с ним сотрудничества, через пресс-секретаря Березовский сделал мне непредвзятое предложение: отправиться в «ЛогоВАЗ» и выбрать новую машину. (Грешным делом, искушение было велико, благо моя изношенная «восьмерка» уже которую неделю стояла припорошенная снегом в редакционном дворе.)
Кстати, и путь к сердцу Татьяны Дьяченко – всесильной дочери первого президента – был проторен по такому же точно сценарию. Как свидетельствует тогдашний начальник ельцинской охраны генерал Коржаков, познакомившись с кремлевской царевной, Березовский перво-наперво отказал ей экспортный вариант «Нивы» (с кондиционером, стереозвуком и велюровым салоном), а потом – «Шевроле-Блэйзер»…
Впрочем, я, кажется, снова забегаю вперед, ибо в 1993-м ни о чем подобном Борис Абрамович еще и мечтать не мог. Как и для любого советского человека, Кремль оставался для него неприступной твердыней, куда вход постороннему был строжайше заказан.
Знакомство с Валентином Юмашевым перевернуло жизнь Березовского, распахнуло перед ним кремлевские двери. Поначалу, впрочем, это была лишь узкая щелочка, но Борис Абрамович готов был протиснуться даже сквозь игольное ушко, лишь бы побыстрее добраться до предмета своего вожделения.
Такой случай представился очень скоро. В конце 1993 года Юмашев закончил писать за президента вторую книгу мемуаров (первая – «Исповедь на заданную тему», также сочиненная Юмашевым, увидела свет еще в 1989-м). Называлась она бесхитростно: «Записки президента».
В принципе никаких проблем с книгой у Ельцина быть не могло: любое издательство почло бы за счастье подписать с ним контракт. Более того, уже было определено, что издание профинансирует домашний банк ТЭКа «Нефтехимбанк». Но в последний момент Юмашев решил вдруг переиграть ситуацию; на Березовского у него имелись особые виды.
Однако своим кремлевским патронам хитроумный литобработчик обставил все совсем по-другому: дескать, книжный бизнес – это сплошные убытки, по доброй воле никто мемуаров печатать не станет.
Под таким соусом он и привел Березовского к всемогущему тогда руководителю президентской службы безопасности Александру Коржакову, человеку, имевшему неограниченное влияние на своего подопечного.
«Валентин все преподнес так, будто выпустить в свет произведение Ельцина, – пишет в мемуарах Коржаков, – это если не подвиг, то уж самоотверженный поступок наверняка, и способен на него только Борис Абрамович».
Между прочим, поначалу, когда Юмашев только еще предложил Березовскому оплатить ельцинские сочинения, Борис Абрамович отнесся к идее этой без всякого энтузиазма. Убей бог, он не понимал, какую выгоду можно извлечь из подобного чисто благотворительного прожекта.
«В течение недели я уговаривал его согласиться, – вспоминает руководитель „Атолла“ Сергей Соколов. – Объяснял, что все вернется сторицей».
Вот тебе, пожалуйста, и хитроумный гений…
Если первые ельцинские мемуары были написаны в первую очередь в рекламно-политических целях, а все гонорары от издания автор широким предвыборным жестом отправил на закупки одноразовых шприцов для детских больниц, то вторые были уже проектом сугубо коммерческим.
За честь опубликовать ельцинскую «нетленку» Юмашев от президентского имени требовал серьезные суммы.
Права на американское издание – их приобрел владелец скандально известной фирмы «Белка Трэйдинг» Виктор Хроленко – были проданы, например, за миллион двести пятьдесят тысяч долларов. Английские права принесли Юмашеву с Ельциным еще миллион. Плюс – француз-ский, китайский, японский, финский контракты; кремлевский летописец отличался изрядной скаредностью.
«Нефтехимбанк», которому изначально предлагалось издавать «Записки», таких денег, естественно, выкладывать не желал; достаточно было того, что он вообще согласился оплачивать выпуск книги.
Но предприимчивого литраба подобный оборот совсем не устраивал.
Президент «Нефтехимбанка» Георгий Жук, давно уже вышедший на пенсию и найденный мной в дачной тиши Рублевки, вспоминает:
«Юмашев напрямую мне задал тогда вопрос: что будешь просить у Бориса Николаевича за книгу? Да нет, отвечаю, мне ничего не требуется взамен. – Раз так, уступи Березовскому с Каданниковым; им пошлины на иномарки поднимать надо».
Жук только пожал плечами в ответ: баба с воза – кобыле легче; финансирование президентских мемуаров он воспринимал исключительно как барщину, не видя в том никакого особого для себя гешефта.
Следует заметить, что, помимо написания ельцинских книг, у Юмашева имелась еще одна постоянная работа: он был заместителем главного редактора «Огонька». Именно в этом журнале регулярно размещал свою рекламу «ЛогоВАЗ»; посему никаких сомнений в платежеспособности Березовского у Юмашева не имелось.
Конечно же, в стране существовали и другие, не менее щедрые читатели. Руководитель «Мост-банка» Владимир Гусинский готов был, например, с ходу выложить миллион долларов. Но у него имелось одно существенное условие: на задней странице обложки должен красоваться его лучезарный портрет. Этого уже Ельцин не мог стерпеть ни за какие деньги.
Преимущество Березовского заключалось в том, что взамен он не требовал практически ничего; этот человек собирался играть в долгую.
Что, в общем, было совсем неудивительно: основную часть расходов Борис Абрамович мгновенно повесил на «АвтоВАЗ». Директор завода Владимир Каданников, в сущности, был поставлен перед фактом: Березовский торжественно объявил товарищу, что президент уже согласовал его кандидатуру как главного мецената, и Каданникову ничего не оставалось делать, кроме как раскошеливаться.
Первоначально речь шла о полумиллионе «зеленых», но потом Юмашев увеличил размер оброка; бумага и полиграфия дорожают, опять же – цветная печать. В результате помпезное издание обошлось в 1,2 миллиона; какую часть из этой суммы прикарманил себе президентский литраб – история умалчивает.
Еще 240 тысяч были перечислены на личный ельцинский счет, специально открытый в «Сбербанке»; это был официальный его гонорар. Плательщиком выступала зарегистрированная в Швейцарии мало еще кому известная фирма «Андава»; через несколько лет эта паразитическая структура прогремит на весь мир, именно на нее Березовский будет сгонять украденные у «Аэрофлота» миллионы…
Весной 1994-го «Записки президента» увидели свет: выпуск одной-единственной книжки стал для Бориса Абрамовича счастливым лотерейным билетом, по которому выиграл он и деньги, и славу, и власть.
На презентации, устроенной издательством «Огонек», Березовский с гордостью фланировал окрест Ельцина, упиваясь собственной значимостью. Так «торговец подержанными автомобилями» (цитата из раннего Сергея Доренко) оказался подле президентского тела.
Впрочем, нет: поначалу к телу его еще не допускали. Все кремлев-ское общение Березовского блокировалось на уровне Коржакова и Юмашева, который очень быстро станет его лучшим другом и партнером.
Именно Юмашев ввел Березовского в президентский клуб – сугубо закрытое, элитарное заведение, организованное Ельциным в бывшем брежневском доме приемов на Воробьевых горах. За это клубу были обещаны регулярные инвестиции, но, как водится, из своего кармана Березовский не дал ни копейки; он уговорил Юмашева с Коржаковым записать в клуб еще и гендиректора «АвтоВАЗа» Каданникова; тот-то и должен был оплатить входные билеты.
(Потом на Березовского повесили еще и строительство теннисных кортов на сочинской даче Ельцина ценой в 6 миллионов долларов, но кого раскрутил он на эти деньги – и по сей день остается загадкой.)
Почти ежедневно в клубе собирались ближайшие президентские наперсники, играли в бильярд и теннис, парились в бане, обменивались анекдотами. И естественно, соображали; главный девиз клуба, придуманный спикером Шумейко, так прямо и звучал: «Соображай!» Регулярно бывал здесь и сам Ельцин: с конца 1994 года он вообще взял за правило отправляться в клуб прямо с обеда и назад, в Кремль, уже не возвращался.
Впервые попав в такой избранный круг, Березовский обомлел от свалившихся на него возможностей. Люди, которых еще недавно он привык видеть исключительно с экрана телевизора, всемогущие правители государства, находились теперь на расстоянии вытянутой руки.
Не беда, что никто поначалу не воспринимал его всерьез, относился с насмешливым превосходством, а некоторые и вовсе в упор не замечали. Борис Абрамович готов был терпеть любые унижения, сворачиваться у дверей калачиком вместо коврика, лишь бы добиться своего. Еще со времен юности он хорошо запомнил слова одной популярной песни:
«Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым…»
Чего-чего, а ждать Березовский умел.
Единственно, что омрачало счастье Бориса Абрамовича, – неумение пить. Все члены президентского клуба искусством этим обладали сполна. Соображали в клубе чуть ли не каждый божий день: в понимании Ельцина алкоголь и доверие были вещами неразрывными, все его тогдашние фавориты были, как на подбор, людьми малопьющими: сколько ни выпьют, все мало. Борис Абрамович же еще со студенческих лет крепкие напитки не воспринимал органически.
Нет, он, конечно, мог выпить рюмку-другую (пол-литра – были для него вершиной, подобной Памиру), но слабость организма не позволяла ему тягаться с кремлевскими титанами, идти с ними вровень. Посему, как ни старайся он, стать для президентского окружения своим в доску у него не получалось по определению.
Впрочем, Березовский вполне удовлетворился для начала ролью этакого ресторанного обходчика: с превеликим удовольствием он развлекал сановников свежими политическими слухами и пересудами; разве что не показывал фокусов и не отплясывал гопака. И между делом доносил до высокопоставленных ушей выгодную для себя информацию, выставлял в неприглядном свете своих оппонентов и конкурентов, выпрашивал всевозможные подачки и преференции.
(Генерал Коржаков смачно описывал мне, как Березовский подлавливал его даже… в душе. Пока генерал смывал с себя накопившуюся за день усталость, Борис Абрамович, под шум водных струй, нашептывал ему последние сплетни.)
Звездный час его пробил летом 1994-го. Вскоре после покушения Березовский помчался в президентский клуб.
«Мы разыграли тогда целое представление, – вспоминает первый зам. гендиректора „ЛогоВАЗ“ Самат Жабоев. – Боря специально подгадал, когда в клубе будет Ельцин и предстал перед ним во всей красе: обожженный, забинтованный, с повязкой на глазу. Только затем он поехал лечиться в Швейцарию».
Вид Березовского произвел на президента неизгладимое впечатление; гарант потрясен был настолько, что через пару дней подписал даже специальный указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма», по которому преступников разрешалось задерживать аж на 30 суток без предъявления обвинения. (Покушение произошло 6 июня, а указ состоялся уже 14-го.)
С этого момента Ельцин стал смотреть на олигарха совсем другими, исполненными сочувствием и состраданием глазами; чем, разумеется, Борис Абрамович не мог не воспользоваться: из покушения выжал он максимум для себя пользы. («Убивали не этого конкретного человека, – говорилось в специально подготовленном заявлении деятелей культуры, которое подписали Рихтер, Вознесенский, Ахмадулина, Табаков, Спиваков, всего 18 имен, – убивали ростки новой экономики, первые усилия поднять страну из паралича, убивали одного из выдающихся меценатов из когорты нынешних Морозовых, Третьяковых, Мамонтовых».)
Взрывная волна окончательно распахнула перед «выдающимся меценатом» двери властных кабинетов. Вернувшись с заграничного лечения, часами околачивался он теперь в приемных высокопоставленных знакомых, беря их форменным образом измором. С неизменным потертым портфельчиком в руках Березовский доводил сановных секретарей до изнеможения, но выставить его взашей никто теперь уже не решался.
«Частенько бывало – просидит у меня в приемной часа три-четыре, зайдет на пять минут, ничего особенного не скажет, – вспоминает это время Александр Коржаков, – но ему важно было показать, что он поехал ко мне и проторчал в Кремле чуть ли не весь день».
А еще – добавлю к этому, – посещая вельможные кабинеты, Березовский получал бесценный доступ к вертушкам – телефонам правительственной связи; каждый такой звонок воспринимался на другом конце провода как свидетельство несомненного могущества и влияния абонента. Стоило Борису Абрамовичу попасть в какую-нибудь высокую приемную, он мгновенно хватался за трубку цвета слоновой кости и принимался названивать знакомым чиновникам средней руки.
«Нет, сегодня, не могу… – нарочито небрежно ронял он. – Нахожусь в Кремле. Срочно вызвали…»
Наперсточным искусством мистификатора Борис Абрамович владел в совершенстве, по части разводок и театральных представлений у него просто не было равных.
Среди многочисленного вороха телефонных бесед Березовского, прилагаемых к этой книге, я обнаружил несколько очень и очень красноречивых.
Судя по всему, датированы они годом примерно 1996-м. Березовский обрывает телефоны в приемной премьера Черномырдина. Оставляет свой номер. Наконец Виктор Степанович милостиво соизволил выйти на связь.
«Виктор Степанович, я звонил действительно, – скороговоркой выпаливает Борис Абрамович. – Просьба. Как можно было бы увидеться сейчас».
«Ну, подъезжай», – нехотя бросает премьер: чувствуется, что особого энтузиазма грядущая встреча у него не вызывает. Березовский рассыпается мелким бисером:
«Я прямо сейчас выезжаю… Еду-еду. Спасибо огромное…»
А через пару часов, в разговоре с вице-президентом «Менатепа» Леонидом Невзлиным как бы между делом, но с важной ленцой в голосе сообщает:
«Меня выдернул ЧВС, и я с ним просто как бы гулял и даже по телефону не был».
Ну чем не артист!
Очень наглядно изображал того раннего Березовского управделами президента Павел Бородин, мне доводилось наблюдать этот мини-спектакль.
Пал Палыч по-заячьи прижимал к подбородку сжатые лапки, как бы подразумевая портфель, мелко и подобострастно тряс головой, без остановки бормоча: «Спасибо, спасибо, спасибо». Видевшие оригинал утверждают, что сходство почти фотографическое.
Много раз Борис Абрамович специально даже летал за рубеж одновременно с официальными визитами Ельцина, дабы в располагающей обстановке пообщаться с влиятельными царедворцами накоротке.
В 1994 году во время поездки президента в Америку, закончившейся известной посадкой в Шенноне, он униженно просидел битых пять часов в вашингтонском ресторане, дожидаясь Бородина с Сосковцом; но в это время президентское окружение веселилось в гостинице, напрочь забыв о надоедливом коммерсанте.
Но это как в анекдоте: дура дурой, а десятку в день имеет.
Несмотря на комичность ухваток и повадки провинциального коммивояжера, Березовскому удалось главное: закрепиться на новом плацдарме.
Мелким бесом, тихой сапой, шаг за шагом он влезал в доверие к ельцинскому окружению, используя для того весь имевшийся у него арсенал обольщения.
Найденное им еще в советские годы ключевое слагаемое успеха – умение говорить с людьми на доступном им языке – приносило видимый результат.
Главным бриллиантом в короне Березовского стал, без сомнения, шеф президентской охраны генерал Коржаков.
Это теперь Борис Абрамович поливает Александра Васильевича по-следними словами, называет шутом и обвиняет в самых страшных грехах: вплоть до того, что Коржаков «по заданию КГБ внедрился в ближний круг президента» и «целенаправленно разрушал Ельцина – физически, морально».
Тогда же он ловил на лету каждое генеральское слово, был сама любезность и готов был просиживать в его приемной сутками напролет.
Сомневаюсь, что общение это носило коммерческий характер: в противном случае Борис Абрамович не преминул бы уже давным-давно огласить весь список презентов и подношений; у него, как у заправского бухгалтера, записаны все ходы до копейки: дебет – кредит, сдал – принял.
(Максимум, что признает сам Коржаков, это два принятых от Березовского подарка ко дню рождения: дорогое ружье и фотоаппарат.)
И дело даже не в безупречной честности начальника охраны, сколько в безудержной скупости нашего героя. Всем своим покровителям он предпочитал давать деньги только на первом этапе; стоило ему лишь дорваться до тела, как Березовский принимался кормить их одними лишь обещаниями.
«Я не знаю ни одного примера, когда Коржаков или Сосковец что-то бы от нас получили, – констатирует Самат Жабоев. – При этом Боря постоянно говорил своим покровителям: вы не волнуйтесь, это же все ваше, а мы, мол, только управляем; вот уйдете на пенсию и сразу вступите в права. Как ни странно, многие попадались на эту удочку».
Для наглядности бывший компаньон Березовского воспроизвел мне даже одну типичную картину, позволяющую понять деловые особенности Бориса Абрамовича.
«Приходит в „Аэрофлот“ какой-то отставной генерал и предлагает купить у него пакет акций за 100 тысяч долларов. Боря тут же зовет Красненкера (коммерческого директора. – Авт.): Саша, надо решить. Обнадеженный генерал удаляется, а Красненкер начинает кипятиться: давай деньги, тогда и куплю. „Какие деньги? – искренне удивляется Боря. – Это, вообще, что за персонаж?“ – „Так ты же сам только что меня с ним свел“. – „Да пошел он на хрен тогда“. Через три дня генерал появляется снова. Березовский удивленно машет руками: как! Неужели до сих пор ничего не сделано? Ну, вы не волнуйтесь, обязательно все решим… Самое удивительное, что всякий раз говорил он совершенно искренне, сам же начиная верить в свои увещевания…»
В понимании Коржакова хорошо было то, что хорошо Ельцину.
А Березовский, с его изворотливым умом и коммерческими талантами, мог принести президенту исключительную пользу. Да и источник информации был он первостепенный.
Тем не менее факт остается фактом: именно благодаря Коржакову влияние и могущество Березовского резко возросло.
Осенью 1994 года в награду за выпуск книжки и учтивое обхождение ему был отдан контроль над первым, центральным каналом телевидения: подарок истинно царский; так отличившимся холопам жаловали когда-то шубу с монаршего плеча.
О том, как Березовский мастерски сыграл в телеящик, написано-переписано уйма статей и брошюр, но подлинную изнанку этой шулер-ской истории не вывернул до сих пор никто.
Вопреки всеобщему убеждению, реальным идеологом взятия ОРТ был вовсе не Борис Абрамович, он лишь развил чужую идею, в очередной раз выхватил с противня испеченный другими горячий пирожок.
Подлинными режиссерами акционирования центрального телевидения были совсем иные люди – владельцы телекомпании «ВиД», команда некогда знаменитого «Взгляда» – Листьев, Любимов, Разбаш. План этот начали разрабатывать они еще в 1993 году.
И талантов, и профессионализма, и связей было у них сполна; для окончательного успеха этим ребятам недоставало лишь одного – денег. Помыкавшись по углам, они и пришли за помощью к новоявленным российским магнатам: ваши миллионы, наши – идеи.
Надо отдать должное реакции Березовского: он мгновенно оценил все великолепие раскрывающихся перспектив, о чем-то подобном Борис Абрамович мечтал уже давно.
Когда Березовский раскручивал «АВВУ», он выделил на рекламную кампанию беспрецедентный по тем временам бюджет: миллион долларов. Денег было, конечно, жалко, но затраты полностью себя окупили, о чем подробно поведал я в предыдущей главе; «АВВА» собрала с доверчивых соотечественников пятьдесят миллионов «зелени».
Вот тогда-то Борис Абрамович впервые и осознал, сколь выгодно торговать телевизионной рекламой, воздухом по сути.
Приватизация ящика была исключительно бизнес-проектом; правда, своим сановным покровителям Березовский говорил тогда совершенно иное. По его уверениям, телеканал требовался ему сугубо для целей гуманистически-политических: на носу президентские и парламентские выборы, необходимо обеспечить лояльность и управляемость самого мощного пропагандистского ресурса.
Даже мертвеца Березовский мог уговорить подняться из могилы: если ставил он перед собой какую-то цель, ничто не в силах было его остановить.
30 ноября 1994 года под влиянием Коржакова Ельцин подписывает указ о приватизации 1-го канала.
Никакого конкурса по продаже акций, разумеется, не проводилось.
С самого начала было решено, что всю политику будет определять Березовский: он же, единолично, и выбирал, кого брать в акционеры, а кому указать на дверь.
Несмотря на то, что контрольный пакет нового предприятия – называлось оно ОРТ: общественное российское телевидение – оставался в руках государства, а Борису Абрамовичу перепало – прямо или опосредованно – лишь 36 % акций, фактическим хозяином канала оказался именно он. (К слову, за этот блокирующий пакет выложил он смехотворно низкую сумму: каких-то 320 тысяч долларов.)
Это обоюдоострое оружие не раз еще сослужит нашему герою немалую службу: во многом именно благодаря медийному ресурсу он станет тем Березовским, которого узнает вся страна…
Главным и единственным доходом телевидения была реклама, но к тому времени, когда новая команда пришла на канал, здесь творилась форменная вакханалия. Каждая редакция – а было их с пару десятков – имела право торговать рекламой напрямую. Многие передачи находились под властью откровенных бандитов (как рассказывал мне один из тогдашних теленачальников, стоило ему только потребовать закрытия несколько совсем уж безрейтинговых передач, как прямо в «Останкино» пожаловали молодые люди в кожаных куртках и с недвусмысленным настроем). Сама дирекция получала гроши: основные деньги «пилились» на стороне, не доходя до кассы официальной.
…За эти годы в массовом сознании прочно осело, зацементировалось уже убеждение, будто ставший первым гендиректором ОРТ Владислав Листьев начал свою работу аккурат с наведения на канале порядка, чем серьезно нарушил планы Березовского.
На эту удочку попался даже ведущий «березовед» Пол Хлебников.
В своей хрестоматийной книге «Крестный отец Кремля» Хлебников пишет:
«Сразу после приватизации ОРТ генеральный директор Влад Листьев решил сосредоточиться на деятельности, из-за которой канал недополучал миллионы долларов: продажу рекламного времени…
Двадцатого февраля 1995 года Листьев объявил, что он прерывает монополию Лисовского (рекламный магнат, владелец ведущей рекламной кампании „Премьер-СВ“. – Авт.) и Березовского на рекламу и вводит временный мораторий на все виды рекламы, пока ОРТ не разработает новые „этические нормы“. Отмена рекламы означала лично для Лисовского и Березовского потерю миллионных прибылей…».
Эта нехитрая антагонистическая формула как нельзя лучше ложится в русло народной любви к Листьеву и столь же массовой антипатии к Березовскому; честный тележурналист-романтик объявил крестовый поход грязным дельцам, за что и был коварно убит.
Не хочется, конечно, развенчивать посмертную славу всенародного кумира, но выхода иного, увы, не остается.
Никогда Листьев не был идеалистом-романтиком. Профессионалом – да. Блестящим журналистом – несомненно. Только уж никак не романтиком.
Листьев раньше всех своих коллег – и уж тем более задолго до Березовского – понял, что телевидение, оказавшись в опытных руках, может приносить неслыханные прибыли. Еще в сентябре 1990-го вместе с соратниками по «Взгляду» он создал первую в СССР частную телекомпанию «ВиД». О жесткости и оборотистости Листьева-коммерсанта на телевидении до сих пор ходят легенды.
Их союз с Березовским, несомненно, представлял собой явление временное; это был своеобразный брак по расчету, где каждая из сторон дополняла друг друга. Тандем этот обречен был с самого первого дня; правда, трещать по швам он стал раньше, чем кто-то даже мог себе вообразить.
Не успели еще просохнуть чернила под президентским указом, как между Березовским и Листьевым уже начались распри. Борис Абрамович, в свойственной ему безапелляционной манере, стал требовать увеличения расценок на телевизионную рекламу. Листьев, да и все прочие члены команды категорически тому противились; они втолковывали Березовскому, что повышать плату надо поступательно, плавно, иначе рекламодатели разбегутся по другим каналам, но тот и слушать ничего не желал.
Именно Березовский, а вовсе не Листьев, как ошибочно считается до сих пор, и был инициатором того самого злополучного моратория на рекламу. Ничего общего с наведением на канале порядка и разработке «этических норм» это не имело: просто-напросто Борис Абрамович хотел организовать искусственный дефицит.
«Как только мы остановим рекламу, – уверял он своих компаньонов, – через несколько месяцев все сами приползут к нам на коленях».
20 февраля 1995 года руководство ОРТ вводит мораторий на рекламу: проще говоря, полностью ее останавливает. А спустя десять дней – 1 марта – Листьева расстреливают в подъезде собственного дома; большинство увязывают два этих события в единую цепь.
А теперь вопрос: знаете ли вы, интересно, когда этот треклятый мораторий был снят? Отвечаю: 1 августа. То есть ровно через пять месяцев – день в день – после гибели Листьева.
Какой же, скажите на милость, смысл Березовскому было ждать столько времени, если каждый день простоя оборачивался для него невообразимыми убытками, «потерей миллионных прибылей», по утверждению Хлебникова.
По такой логике реклама должна была вернуться на канал… ну, если и не в день убийства – все-таки траур, пиетет следовало соблюсти – то уж максимум через месяц. Аргументы, что Березовскому, дескать, было не до того – точно заяц, бегал он от прокуратуры – извините, не принимаются. Потому что аккурат в то же самое время он преспокойно занимался созданием «Сибнефти»; да и влияние его на ОРТ после смерти Листьева возросло многократно.
Если гендиректора ОРТ в самом деле заказал Березовский, то мотив его мог быть совершенно иным; знающие люди говорят, что незадолго до гибели разругались они окончательно. Контроль над каналом утекал у Березовского на глазах; реальная власть находилась в руках Листьева, но снять его теперь было невозможно – Кремль никогда на это не пошел бы.
Прогремевшие в ночном подъезде выстрелы разрешили эту проблему окончательно и бесповоротно: власть на ОРТ вернулась к Березовскому – теперь уже на долгие годы вперед.
Немудрено, что подозрение мгновенно пало на его лысоватую голову. («Были серьезные подозрения, – говорил по этому поводу шеф МВД Анатолий Куликов, – что гибель Листьева спровоцирована экономическими разногласиями на телеканале ОРТ, входившем в сферу влияния Бориса Абрамовича».)
На другой же день после смерти Листьева в офисе «ЛогоВАЗа» на Новокузнецкой улице был проведен обыск. (Кстати, невольным свидетелем его оказался и заехавший пообедать в «ЛогоВАЗ» Юмашев.)