Библиотека Mosbiblio

Джеймс и Пегги Воган

Как пережить измену

(Анатомия измены)

Посвящается Викки и Энди,

нашим любимым детям и друзьям

Предисловие

Узнав об измене близкого человека, мы задаем себе множество вопросов, чтобы найти причину происшедшего и выход из создавшейся ситуации. Раскрывая с предельной искренностью свои души, Воганы помогают многим мужчинам и женщинам обрести новое понимания сущности личных отношений.

Эта история впечатляет своей правдивостью. Она адресована людям, которые изменяли своим супругам, собирались это сделать или пережили измену партнера. Как консультант по вопросам семейных отношений я часто рекомендую эту книгу моим клиентам.

Уилльям В. Питч, автор книги

"Как создать партнерские отношения

и отказаться от борьбы за власть".

От авторов

Адюльтеры обычно совершаются под завесом тайны. Возникшая ситуация также разрешается за закрытыми дверями, если это вообще происходит. Многие люди, какую бы роль они ни играли в подобной драме - виновного в измене, обманутого партнера или третьего участника любовного треугольника, - живут впоследствии со шрамами на душе. Мы обрели некоторое понимание нашего личного опыта и адюльтера в целом благодаря честным обсуждениям этой проблемы.

Сознание того, что вы не одиноки, дает вам силу и поддерживает вас. Мы написали эту книгу, исходя из этого факта. Все пережитое нами происходит со многими другими парами и может произойти с каждым. Рассказывая нашу историю, мы старались быть как можно более точными. Изменены лишь имена и жизненные обстоятельства третьих лиц.

Джеймс и Пегги Воган

Глава первая

То, чего она не знает, не причиняет ей боли

Джеймс:

Впервые встретившись в Нью-Йорке за ленчем с Питером, его любовницей и знакомым из Питтсбурга, я подумал: "Господи, этот парень сошел с ума. Он вступил во внебрачную связь и не боится, что это станет известно всем." Чмокнув Джейн в щеку в вестибюле офисного здания, он представил её в качестве своего друга. Все держались так, словно не происходит ничего необычного, и я пытался делать то же самое. Однако на самом деле я испытывал волнение. В моей голове крутились пугающие мысли: "Черт возьми! Неужели все это мне не снится? Как я должен реагировать?"

Мои опасения оказались напрасными. Я думал, что у них возникнет потребность объяснить ситуацию и что мне придется что-то ответить им. Однако они продолжали вести себя так, будто все происходящее было в порядке вещей. Они явно получали удовольствие от общества друг друга, их не смущало присутствие за столом моего знакомого и меня самого. Поняв, что они чувствуют себя совершенно раскованно, я успокоился. Ленч оказался приятным для всех его участников.

Я поддерживал поверхностное знакомство с Питером около четырех лет, но этот ленч стал для меня полным сюрпризом. В течение следующего года я встречался за ленчем с ним и Джейн шесть или семь раз. Для них эта совместная трапеза была ежедневной традицией. Меня продолжало изумлять их бесстрашие. Я думал, что адюльтеры происходят под покровом ночи. Однако эти двое встречались, пожимали друг другу руки, целовались средь бела дня. Это выглядело как безумие или высокий класс. Тогда я решил, что они вели себя потрясающе. Теперь мне кажется, что имело место и то, и другое.

Познакомившись с Питером поближе, я задал ему несколько вопросов относительно этого романа.

- Не понимаю, как вы можете поддерживать столь близкие отношения с другой женщиной и продолжать жить с вашей женой. Вы не боитесь, что однажды дома обмолвитесь и назовете вашу супругу именем любовницы?

- Нет, конечно. Такое не происходит. Мы встречаемся уже пять лет. Мне не составляет труда отделять роман от семейной жизни.

- А вдруг ваша жена неожиданно приедет к вам в офис, когда вы встречаетесь за ленчем с Джейн?

- Мы живем в Коннектикуте, и моя жена не любит ездить в Нью-Йорк. К тому же она не из тех женщин, которые устраивают сюрпризы мужьям.

- Вам нет дела до того, что думают о происходящем люди из вашего офиса?

- Почему это должно меня волновать? Многие из них сами не без греха.

У него были припасены ответы на все вопросы. Однако они не удовлетворили меня. Они казались слишком простыми и поверхностными. У меня не хватило смелости задать вопрос, казавшийся мне самым важным: "Как вы можете иметь любовницу, если вы по-прежнему любите жену?" Такое не укладывалось в моей голове.

Мне не было нужды спрашивать, любит ли он Джейн. Это было очевидным. Взгляды и прикосновения, которыми они обменивались, их манера беседовать друг с другом говорили о настоящей любви. Находиться с этими людьми было приятно. Их отношения казались мне особенными, необычными. Хотя они встречались уже достаточно долго, их окружала аура радостного волнения, они казались счастливыми заговорщиками. Каждый из них получал то, в чем нуждался, не обременяя себя скучными обязанностями, сопутствующими браку или длительной совместной жизни.

Питер, которому было за сорок, имел хорошее финансовое положение и заботился о своей карьере. Двадцатидевятилетняя Джейн была моей ровесницей, обладала привлекательной внешностью и обаянием. Она работала и жила одна. Иногда они проводили перерыв на ленч в её квартире. Иногда встречались вечером - Питер объяснял свои задержки служебной необходимостью. Периодически он ночевал с Джейн в принадлежавшей компании манхэттенской квартире, брал молодую женщину с собой в деловые поездки. Похоже, они делали то, что хотели, не предъявляя друг к другу чрезмерных требований.

В течение нескольких месяцев моя реакция на эту связь неоднократно менялась. Сначала я пребывал в растерянности и осуждал их. Потом у меня появилось любопытство. Я постоянно задавал себе вопрос: "Как ему удается избегать осложнений?" Наверно, моей самой устойчивой реакцией было восхищение. Такой образ жизни не укладывался в рамки моих представлений, но казался заманчивым. В то время я ещё не мог представить себя в роли Питера. Это подтверждалось и тем, что после каждой встречи с этими людьми я рассказывал о них Пегги, делился с ней своим изумлением. Она также была потрясена. Отчасти каждый из нас признавал такую связь порочной, но мы были так заинтригованы происходящим, что не могли игнорировать его или безоговорочно осуждать.

Пегги:

Мне было трудно поверить в реальность того, что Джеймс рассказывал мне о Питере и Джейн. Казалось, что Джеймс вращается в другом мире, который я не могла полностью понять. Меня пугало то, что Джеймс сильно меняется. Я чувствовала себя немного лучше оттого, что он подробно рассказывал мне о своих поездках. Но мне было трудно мириться с ними. Нашим детям исполнилось три года и один год. Вики родилась в 1962 году, примерно в то время, когда Джеймс начал путешествовать. В 1964 году, когда на свет появился Энди, Джеймс проводил вне дома довольно много времени. Я оставалась одна с детьми, пока он странствовал по всему свету, и ужасно скучала по нему. За первые семь лет нашего брака мы не провели порознь ни одной ночи.

В мае 1966 года Джеймс предложил мне поехать вместе с ним в Европу. Я хотела отправиться туда с ним, но боялась оставить детей одних. К тому же совместная поездка была слишком дорогой для нас. С другой стороны, мы не знали, когда нам снова представится такая возможность. Сестра Джеймса согласилась взять наших детей к себе, и я полетела с мужем.

Участники конференции напропалую флиртовали друг с другом, но я почти не обращала на это внимание. Я была слишком возбуждена путешествием и к тому же отличалась большой наивностью. Я думала, что все это не имеет ко мне никакого отношения. Я полностью доверяла Джеймсу и считала, что он подобно мне верит в то, что супружеские отношения должны быть моногамными. Позже я осознала, что его взгляды уже тогда стали меняться, и он мог завести роман с другой женщиной.

Джеймс:

Я удивился тому, что Пегги почти не обращала внимания на ухаживания, которые мы видели во время конференции. Двое моих уважаемых коллег, жены которых остались в Штатах, откровенно конкурировали между собой за благосклонность одной женщины. Я знал этих людей примерно четыре года и считал их счастливыми мужьями. Я стал понимать, что адюльтеры - явление гораздо более распространенное, чем мне казалось ранее. Очевидно, внебрачные связи не были привилегией немногих безнравственных негодяев. Двое моих коллег обладали цельными характерами и серьезным отношением к жизни. Они пользовались всеобщим уважением. Поскольку мое отношение к ним было совершенно позитивным, мне было трудно осуждать их поведение. Оно казалось мне скорее забавным.

Не осознавая полностью те изменения, которые претерпел мой образ мыслей, я начал относиться к внебрачным связям с большей терпимостью. Все выглядело очень просто. Казалось достаточным разделять одновременно две противоречивые идеи и верить в то, что жена никогда не узнает правду. Вот как я рассуждал: "Честный в целом человек вправе обманывать свою жену, если он способен оставаться не пойманным. В конце концов то, чего она не знает, не может причинять ей боль."

Такой подход подготовил почву для моего вступления в мир адюльтеров. Я не без колебаний использовал слова "мир адюльтеров". Они звучали как слишком далекие и нереальные. Чем больше я думаю на эту тему, тем более подходящим кажется мне такой термин. Большинство людей, которые заводят внебрачные связи, стараются отделять их от своей основной жизни. В каком-то смысле они пытаются создать для себя две разные жизни или два разных мира. Некоторым мужчинам вроде Питера удается искусно перемещаться между этими мирами. Для многих из нас такая задача оказывается непосильной, и нам приходиться отказаться от одного из них. Однако люди, имевшие внебрачные связи, знакомы с жизнью в этом альтернативном мире.

Я впервые шагнул в него в сентябре 1966 года. Я не принимал осознанного решения завести роман. Сейчас я сознаю, что созревал для такого поступка в течение трех лет. Поездки, наблюдения за чужими романами, мое невнимание к Пегги, связанное с увлеченностью карьерой - все это вносило свою лепту в мою готовность к супружеской измене. Ежегодный съезд ассоциации психологов, членом которой я являлся, порождал благодатную почву для адюльтера. На подобных мероприятиях обычно присутствовало более пяти тысяч человек - в основном мужчины. Они проводились в крупных городах, где были все условия для возлияний и кутежей. Конечно, на съездах выполнялась серьезная работа, но многие участники видели в них прежде всего возможность расслабиться и получить удовольствие.

Я начал ездить на эти съезды в 1962 году в качестве новоиспеченного ассистента профессора. Я прилежно посещал дневные сессии. Это оправдывало в моем сознании те поиски развлечений, которым я предавался по вечерам. С широко раскрытыми глазами я наблюдал за тем, как известнейшие ученые с азартом ухаживали за немногими присутствовавшими на съезде женщинами. В то время самым естественным шагом для меня было присоединение к моим коллегам, увлеченных ежегодным ритуалом. Казалось, в нем участвуют все.

Съезд, происходивший в 1966 году в Нью-Йорке, стал для меня пятым. Я уже научился чувствовать себя раскованно, предаваясь вечерним забавам. Я не пытался "подцепить" женщину, но получал удовольствие, наблюдая за тем, как это делают другие. Я посещал бары и стрип-шоу, словно целеустремленный охотник. Субботние танцы являлись частью ежегодного ритуала. Мне удавалось не волноваться, танцуя с женщинами на этой вечеринке, потому что она была традиционным мероприятием. Я мог с чистой совестью рассказать все Пегги. Как и прежде, в этом году на танцах было много мужчин и несколько женщин. Разница заключалась только во мне самом. Я был готов к адюльтеру, хотя и не знал этого.

Для меня этот вечер начался, как любой другой. Немного выпив, я наблюдал за происходящим со стороны. Мне не хватало смелости для решительных действий. На моих глазах возникали пары, толпа постепенно редела. Я по-прежнему смотрел на людей. Внезапно мне захотелось "подцепить" женщину, хотя у меня не было ясного представления о том, что я стал бы с ней делать. "Помощь" явилась в необычной форме. Примерно в одиннадцать тридцать возле меня появился приятель, который представил свою новую знакомую. Эта женщина предложила мне поискать её подругу, также пришедшую на танцы. Бросив на меня оценивающий взгляд, она сказала, что мы с Лайзой найдем общий язык. Я не нуждался в дополнительных словах ободрения. Знакомая приятеля сказала, что Лайза - красивая блондинка в красном платье свободного покроя. Я понял, что прежде не видел её, и обрадовался подвернувшемуся шансу.

Я начал обходить зал. Минут через десять заметил Лайзу, которая беседовала с тремя мужчинами, и почувствовал, что мое сердце забилось гораздо чаще. Она была красивой, но не это стало главной причиной моего возбуждения. Я собирался шагнуть на неведомую территорию. Мне было тридцать лет. Я женился в девятнадцать лет, до свадьбы мы встречались в течение двух лет. У меня не было опыта знакомств с женщинами. Одна часть моей души говорила, что я поступаю дурно, а другая требовала действий. Я приблизился к Лайзе, не зная, что мне следует сказать или сделать. Должно быть, я вспомнил слова из старого фильма.

- Лайза, я ищу вас повсюду.

Она бросила меня один взгляд, взяла меня под руку и сказала:

- Я рада, что вы нашли меня. Я хочу выпить.

Когда мы отошли от собеседников Лайзы, она объяснила, что нуждалась в спасении. Мое сердце буквально выскакивало из груди. Я с трудом контролировал мой голос, чтобы он не дрожал. Возможно, мне не удалось добиться в этом успеха. Я рассказал Лайзе о том, что наши знакомые успели подружиться и описали мне её внешность. Похоже, она была рада не меньше моего, что я нашел её. Мы потанцевали, после чего я мобилизовал все мое мужество для совершения следующего шага.

- Почему бы нам не заглянуть в мой номер и не выпить там по рюмке? удалось произнести мне.

- С удовольствием.

Меня поразила та скорость, с которой развивались события. Все выглядело слишком просто. Не знаю, чего я ожидал, но я не был готов к такому прямолинейному ответу. Ощущая легкое головокружение, я покинул зал с Лайзой. Помню мой страх по поводу того, что нас увидят мои знакомые. Одновременно я желал этого. Лайза была очень заманчивой добычей.

За тридцать минут мы добрались до моей гостиницы, узнали кое-что друг о друге - включая то, что я состоял в браке, а Лайза была не замужем, - и совершили половой акт. Все произошло так быстро, что я не мог поверить в реальность происходящего. Я никогда не занимался сексом с кем-то, кроме Пегги. Я даже не целовался по-настоящему с другими женщинами с семнадцатилетнего возраста. Меня охватило возбуждение. Естественное беспокойство, которое я мог испытывать, совершая нечто предосудительное, растворилось в ощущении восторга. Я даже не догадался спросить Лайзу, пользуется ли она какими-то средствами контрацепции. К счастью, она принимала противозачаточные пилюли.

После первой неистовой близости мы расслабились и продолжили знакомство друг с другом. Лайза родилась на западном побережье. Она направлялась в аспирантуру университета, расположенного неподалеку от Нью-Йорка. Она сказала, что в данный момент не связана ни с кем любовными отношениями. У неё не было знакомых в университете, куда она ехала. Я сообщил Лайзе о том, что состою в счастливом браке, имею двух детей, преподаю психологию в питтсбургском университете, никогда не имел внебрачных связей, однако прекрасно чувствую себя в её обществе. Это было правдой. Меня поразило то, как хорошо я себя чувствовал. Я не испытывал такого возбуждения с того дня, когда впервые совершил половой акт с Пегги. К моему удивлению, меня не мучило чувство вины, которое я ждал со страхом. Сейчас я думаю, что оно все же присутствовало, но радостное волнение и наслаждение задавили его. Важную роль сыграла и реакция Лайзы. Молодая женщина держалась совершенно спокойно и получала удовольствие от происходящего. Если бы она испытывала ощущение вины или сожаление, наверно, я тоже поддался бы этим чувствам.

Мы провели вместе три дня. Этот отрезок времени оказался одним из самых приятных и волнительных в моей жизни. Мы оставались в моем номере до середины следующего дня. Мы заказывали еду через бюро обслуживания и ели обнаженными. Мы наслаждались друг другом, забыв обо всем на свете. Потеряв счет времени, беседовали, занимались любовью, дремали, снова занимались любовью и болтали. Оказалось, что у нас много общих интересов, поэтому мы с легкостью переходили от одной темы к другой.

Лайза обладала великолепной фигурой и прекрасно чувствовала себя обнаженной, поэтому я практически постоянно испытывал возбуждение. Она вносила в наш секс нечто такое, что мне понравилось - элемент игры. Я впервые понял, с какой серьезностью подходили к сексу мы с Пегги. Я всегда был удовлетворен нашей интимной жизнью. Это не изменилось и тогда, в 1966 году. Но когда у меня появился материал для сравнения, я увидел, что чрезмерная серьезность сковывала нас. Наверное, в этом отражалось наше общее отношение к жизни. Вступив в брак в девятнадцать лет, мы испытывали сильную потребность доказать окружающим, что мы обладаем зрелостью, необходимой для самостоятельной жизни. Появление детей акцентировало это чувство и внесло в наши отношения новые обязательства. Никто не мог назвать нас безответственными людьми, но, по-моему, мы перестарались и утратили умение играть. Теперь я знаю, что в этом не было необходимости - особенно в постели.

Мы говорили с Лайзой о нашем прошлом и вещах, которые были важны для нас в настоящем. Она понимала и принимала мою преданность Пегги и детям. Лайза серьезно относилась к предстоящей учебе и не стремилась к длительным отношениям. Я ещё никогда не раскрывался в такой степени перед другим человеком за столь короткий период времени. И никогда не получал так много от другого человека. Для меня эта часть моих отношений с Лайзой была не менее важной, чем секс. Возможно, эта фраза звучит как оправдание секса, однако выслушайте меня. Секс был причиной, по которой возникли наши отношения. В этом можно не сомневаться. Но я получил дополнительную награду. Я не рассчитывал на ту близость и доверие, которые возникли между нами. Они опьянили меня. Я обрел новое ощущение свободы и собственной силы, а также аргументы для оправдания моего поступка.

"Все, что идет на пользу мне и не причиняет боли Пегги и другим людям, является допустимым. А если она ничего не знает, то и не может испытывать боль." Затем я украсил это самооправдание идеей, согласно которой Пегги выигрывает от того, что я становлюсь более искусным любовником и обретаю более позитивное отношение к жизни. Сначала эти рассуждения не казались мне самооправданием. Я хотел избежать угрызений совести и поэтому верил в свою искренность. На протяжении многих лет я сталкивался с мужчинами, изменявшими своим женам. Все мы стремились считать себя нравственными и заслуживающими доверия. Теперь я понимаю, что такой образ мыслей является ошибочным, но тогда никто не убедил бы меня в этом. Радостное возбуждение буквально захлестывало мою душу.

Оказалось, что нас с Лайзой объединяет также любовь к теннису. На третий день мы отправились вместе в Форест-Хиллз, чтобы посмотреть чемпионат США. Я боялся встретить кого-то из знакомых. Не знал, как держать себя в такой ситуации. Я все ещё испытывал смущение и думал, что могу угодить в неловкое положение. Эта тревога оказалась единственным запомнившимся мне проявлением чувства вины. Она была достаточно явственной для того, чтобы быть замеченной, но не настолько сильной, чтобы заставить меня изменить мое поведение.

Подходя к воротам Форрест-Хиллз, мы столкнулись с Дэном теннисистом-любителем и моим товарищем по колледжу. Я представил Лайзу в качестве моей приятельницы. Мы поболтали несколько минут. Дэн держался так, словно считал присутствие возле меня красивой блондинки чем-то совершенно нормальным. Это меня несколько успокаивало, но все же в моей голове возникали вопросы. "Что он будет говорить? И кому? Насколько вероятна его встреча с Пегги? Не следует ли мне найти его позже и попросить держать язык за зубами?"" Я сохранял внешнее спокойствие, но мое сердце билось учащенно.

Я поделился с Лайзой моими опасениями. Мы невольно смеялись, обсуждая ситуацию. Дэн по-прежнему жил в Джексоне, штат Миссисипи, где мы когда-то подружились. Джексон казался удаленным от Нью-Йорка на миллион миль. Я не видел Дэна несколько лет, но мы все же поддерживали связь. Говоря о моем беспокойстве, я решил, что Дэн достаточно искушен в житейских делах и вряд ли упомянет нашу встречу с разговоре с кем-то. Мое предположение оказалось правильным. Впоследствии мы с Пегги не раз проводили время с Дэном, и он ни упоминал свою встречу со мной. Позже я понял, что большинству мужчин можно доверять в этом отношении независимо от того, изменяют они своим женами или нет.

Лайза отнеслась к моей тревоге с пониманием. Она слушала меня без всякой неловкости. Она не намекнула мне на то, что считает мои опасения глупыми, не посоветовала выбросить их из головы. Она принимала меня таким, каким я был - вместе с моими страхами. Она не пыталась изменить, не демонстрировала своего превосходства. Воспринимала все совершенно спокойно и трезво, что придавало нашим отношениям особую привлекательность.

Думаю, эта способность Лайзы принимать реальность объяснялась двумя факторами. Во-первых, достоинствами её личности. Она подходила к себе самой и к другим людям с одинаковыми мерками. Несомненно, она научилась этому в прошлом. Это давалось ей без всяких усилий. Во-вторых, ей было проще мириться с теми слабостями, которые она видела во мне, сознавая временный характер наших отношений и ограниченность наших взаимных обязательств. Брак или прочный союз - совсем другое дело. При возникновении постоянной привязанности большинство из нас тотчас начинает пытаться изменить партнера, сделать его тем идеальным человеком, с которым мы хотели бы жить. Так поступали с нами родители, поэтому нам знаком этот процесс. Такое поведение легко оправдать, потому что все делает "в наших же интересах".

Другой соблазн, которому мы поддаемся в постоянном союзе, заключается в том, что мы пытаемся влиять на чувства наших любовных партнерах особенно на неприятные чувства. Похоже, я не знаю ни единого человека, который не попадал хотя бы в одну из этих ловушек. Я не считаю, что такое положение дел является неизбежным, что его нельзя изменить. Оно - следствие мощного воспитания, которое обрушивается на нас в детстве. Нас приучают судить и оценивать себя и других, а не принимать людей такими, какие они есть. Этот подход укоренился в нас очень глубоко, мы считаем его само собой разумеющимся. Мы не сознаем, что можем научиться жить иначе.

Другим фактором, помогавшим мне сдерживать мои тревоги, стало мое ощущение эйфории. Мы оба наслаждались радостью, которую дарил нам любовный роман. День был прекрасным, ясным, и жизнь казалась слишком приятной для того, чтобы позволять чему-то омрачать её. Мы радовались солнечному свету и нашей близости. Случайные прикосновения дарили нам восторг. Окружавший нас мир и наши ощущения казались изменившимися. Ленч в кафе под открытым небом был восхитительным, а еда сама по себе не имела значения. Беседа текла непринужденно, возникавшие паузы не тяготили нас. Мы не чувствовали себя обязанными что-то делать. Нам казалось достаточным то, что мы вместе. Как ни странно, какая-то часть моей души радовалась моей встрече с Дэном. Я боялся, что Пегги узнает правду, но испытывал гордость по поводу того, что приятель увидел меня с красивой женщиной.

Расставаясь в тот раз, мы оба испытывали противоречивые чувства. Лайза воспринимала наши отношения так же позитивно, как я. Мы оба старались смотреть в будущее вполне реалистично. Проблема заключалась в следующем: у меня не было ясного представления о том, что означает реалистичный подход. Я знал, что захочу снова увидеть Лайзу. Знал, что по-прежнему люблю Пегги возможно, даже сильнее, чем прежде. Я также знал, что в университете многие мужчины будут увиваться за Лайзой. Я боялся, что она забудет меня через неделю, и не хотел этого. Я считал, что со стороны каждого из нас было бы глупым вкладывать слишком многое в наши отношения. Это не пошло бы на пользу нашим истинным интересам. Мы обсудили ситуацию и решили, что будем встречаться, сохраняя контроль над нашими чувствами и избегая глубокой привязанности. Это было не слишком умное соглашение для двух людей, считавших себя таковыми. Оно содержало в себе противоречивые условия. Самоконтроль, к которому мы стремились на словах, не согласовался с волнением, которое мы ощущали.

Возвращаясь на самолете в Питтсбург, я предавался странным мечтам. Перескакивал от одной мысли к другой. Значительную часть времени мне казалось, что я парю, словно могу летать без самолета. Я по-прежнему наслаждался своей эйфорией. Потом мне вдруг охватывала тревога - а вдруг Пегги все узнает? Я перебирал в голове детали эпизоды поездки, пытаясь решить, что можно рассказать жене, не пробуждая в ней подозрения. Я решил, что расскажу о своей встрече с Дэном на теннисном турнире. Если бы она впоследствии узнала об этом столкновении не от меня, это бы насторожило её. Я невольно разрабатывал стратегию поведения, необходимую для сокрытия тайны. Думал о том, что мне следует как можно подробнее описывать мои путешествия, не выдавая при этом изобличающей меня информации.

Пегги обычно с доверием воспринимала мои рассказы и не выпытывала из меня дополнительных сведений. Она знала, что я делился с ней в большей степени, чем другие наши друзья со своими женами, и это придавало большую достоверность объяснениям относительно моего местонахождения. Я также решил воздерживаться от лжи. Счел неразумным преднамеренно сочинять неправду, чтобы вводить жену в заблуждение. Во-первых, я не верил в свои способности искусного лжеца. Во-вторых, перспектива оказаться уличенным сулила ненужные осложнения в нашей жизни, которая и без того была достаточно сложной.

Помню, что в самолете я мысленно спрашивал себя: "Кому я могу рассказать?" Я чувствовал себя героем. Хотел поделиться со всем миром. Меня охватила новая жажда жизни. Я ощущал бурлившую во мне энергию. Знаю, что это звучит странно, но меня переполняла любовь к Пегги. Все эти ощущения в целом были весьма значимым и неожиданным жизненным опытом. Радость была такой сильной, что я почти игнорировал возможные отрицательные последствия. Только значительно позже я нашел в себе мужество для того, чтобы посмотреть им в глаза.

Пегги:

Я с нетерпением ждала Джеймса, что показать ему себя в обновленном виде. Во время его отсутствия я сидела на диете и изменила прическу. Когда он вернулся домой, я не заметила в нем никаких изменений. Мне показалось, что рад видеть меня не меньше, чем я - его. Но через несколько дней произошла серьезная перемена. Он замкнулся в своих эмоциях и воздвиг между нами барьер.

Однажды вечером, вскоре после его возвращения, мы отправились к другой паре на ужин. Хозяин дома работал с Джеймсом, и мы довольно давно дружили семьями. В дороге я прильнула к сидящему за рулем мужу.

- Похоже, ты действительно соскучилась по мне, - шутливо произнес Джеймс.

Я крепче стиснула его ногу и прижалась к нему ещё сильнее. Я думала о том, что разлука действительно усиливает нежность.

Когда мы приехали к друзьям, Джеймс, здороваясь с хозяйкой, поцеловал её. Меня охватило беспокойство. Я не знала, что тут было не так, но в моей голове зазвучал сигнал опасности. Мы были женаты одиннадцать лет, и Джеймс впервые поцеловал так другую женщину.

Джеймс:

То, как я поцеловал в тот вечер Джанет, не имело специфического отношения к ней. Я просто обрел новое видение мира. Испытывал больше тепла ко всем людям... и начал выражать более непосредственно мои чувства особенно к знакомым женщинам.

Пегги:

Как только мы покинули их дом, я спросила Джеймса о перемене в его поведении.

- Почему ты поцеловал сегодня Джанет?

- Что ты имеешь в виду?

- Почему ты поцеловал ее? - повторила я. - Прежде ты никогда этого не делал.

- Что с тобой? Я не нуждаюсь в какой-то особой причине для того, чтобы поцеловать её.

- И все же причина должна существовать. Человек не начинает делать такие вещи просто так, ни с того ни с сего.

- Не говори глупости.

Я не ожидала, что он рассердится. Он стал холодным и молчаливым. Чем сильнее отдалялся от меня Джеймса, тем страшнее мне становилось. К моменту нашего возвращения домой меня уже меньше всего беспокоило то, что он поцеловал Джанет. Меня пугало ощущение того, что он создает дистанцию между нами. Я попыталась достучаться до его души, когда мы оказались у себя.

- В чем дело? Почему ты не хочешь общаться со мной?

Он просто отвернулся, не желая разговаривать. Меня начало охватывать отчаяние.

- Пожалуйста, не отворачивайся от меня. Я нуждаюсь в тебе.

- Уже поздно, я устал.

Похоже, происходило нечто очень плохое. Я не могла понять причину той изоляции, в которой оказалась.

Джеймс:

По существу я прятался от Пегги - создавал дистанцию между нами, устанавливая границы того, что был готов обсуждать с ней. Я хотел избежать дискуссии, которая могла иметь даже отдаленное отношение к моему роману с Лайзой.

Пегги:

Я подумала, что если Джеймс не хочет говорить со мной, то мне, возможно, удастся приблизиться к нему с помощью секса. Но когда я попыталась проявить инициативу, он сказал: "Нет, последние пару дней ты была слишком сухой, и у меня появились болезненные ощущения."

Джеймс:

Это было правдой только отчасти. Скорее всего я испытывал дискомфортные ощущения из-за моего любовного марафона с Лайзой. Похоже, у меня была какая-то аллергическая реакция на её биохимию. Головка моего члена покраснела.

Пегги:

Я никогда не ощущала себя такой отверженной. Я начала плакать, но он продолжал лежать спиной ко мне. Он заснул, оставив меня наедине с моими страхами, которые постепенно переросли в панику. Я чувствовала себя одинокой и беспомощной. Все это напоминало кошмар. Я сделала Джеймса смыслом всей моей жизни, а теперь он отталкивал меня, и я даже не знала причину.

Я плакала так сильно, что у меня стала раскалываться голова. Я отправилась в ванную за аспирином. Мне хотелось иметь под рукой снотворное, чтобы умереть. Я пережила эту ночь, но сила моих чувств потрясла меня. Я с ужасом осознала, что даже не подумала о детях и том, что могло произойти с ними. В свете дня я попыталась разобраться в моих чувствах. Я видела, что мое отчаяние вызвано тем, что Джеймс оттолкнул меня, когда я пыталась поговорить с ним, а вовсе не конкретным эпизодом с поцелуем. Он стал лишь симптомом подлинной проблемы.

Джеймс:

Я хотел полностью отделить мои отношения с Лайзой от остальной части моей жизни. Я был полон решимости сделать так, чтобы роман не повлиял на мой брак. Это желание было нереалистичным. Моя решимость скрывать правду от Пегги означала, что некоторые темы беседы становились более опасными. Я недооценил то воздействие, который мой роман оказывал на Пегги.

Пегги:

Я замечала невидимый барьер, которые он возвел вокруг себя, чтобы держать меня на расстоянии, и могла лишь догадываться о причинах. Я не знала точно о его романе, но меня преследовало пугающее ощущение чего-то плохого. То есть в некотором смысле знала, но не была уверена на сто процентов.

Значительно позже, когда Джеймс вспоминал подробности своего первого романа, он датировал его сентябрем 1965 года.

- Ты уверен? - спросила я.

- Кажется, я не ошибаюсь. Знаю, что это произошло на съезде в Нью-Йорке.

- А по-моему, это скорее всего произошло в сентябре 1966. Именно тогда я почувствовала, что ты отдаляешься от меня. В тот момент я не знала, что именно происходит, но чувствовала важность этого.

- Думаю, ты права. Теперь мне тоже кажется, что это был съезд 1966 года.

Существенно не то, что я определила время точнее Джеймса. Самое главное заключается в том, что мои ощущения оказались такими сильными. По моему убеждению, существует несколько видов знания о чем-то. Один связан с обладанием информацией, другой - с эмоциональным восприятием. Интуитивное ощущение того, что ваш партнер завел роман, может причинять значительную боль. По-моему, многие женщины "знают" о романах мужей именно в таком смысле и тайно страдают, решая дилемму о том, как следует вести себя.

Часто внимание фокусируется на боли, вызванной раскрытием тайны, но не на боли подозрений. Только двадцать процентов женщин, которым изменяют мужья, с достоверностью узнают правду. Восемьдесят процентов предположительно остаются в неведении и поэтому "не подвергаются боли". Но на самом деле мы страдаем. Безмолвный ползучий рак влияет на все, что мы делаем. Он постоянно присутствует в нас, оборачиваясь страхом, тревогой, неопределенностью, чувством уязвленной гордости.

Этой боли подвержены не только женщины и не только супружеские пары. Я пишу с позиции замужней женщины, чей муж имел романы, потому что таков мой личный опыт. Но описываемые мною чувства относятся и к мужчине, который подозревает жену в неверности, и к любому человеку, связанному со своим партнером длительным союзом. То же самое справедливо в отношении того, как Джеймс описывает свой опыт. Эти исследования применимы к каждому человеку, имеющему тайный роман. Мы выражаем наши личные чувства, но они представляют область, интересующую каждого участника любовных отношений.

Глава вторая

Молодые и наивные

Джеймс:

Мы с Пегги были знакомы с раннего детства. Мы росли вместе в одном городке на берегу Миссисипи. Эта глава, посвященная нашей юности, позволит лучше понять наш более поздний опыт. Также она объясняет, почему Пегги удавалось замечать перемены в моем поведении, когда я начал заводить романы. Два человека, которых связывает столь длительная близость, обретают способность замечать важные перемены друг в друге.

Наши ранние представления о браке были вполне традиционными. Вероятно, наш брак был предопределен в годы нашего детства. В возрасте пяти лет мы жили в домах, стоявших через улицу друг от друга. Когда нам было по шесть лет, мы сыграли детскую свадьбу. Пегги была невестой, а я - женихом. Мой лучший друг повенчал нас в "церкви", которую мы соорудили в парке среди деревьев. Это было забавно. Однако я не предвидел, что на меня обрушатся шутки взрослых. Я терпел эти поддразнивания две недели, а потом отправил Пегги записку, уведомляющую о разводе. Вспоминая то время, я думаю, что "свадьба" оказала на нас значительное влияние.

Нас связывали романтические отношения на протяжении всех школьных лет. Они иногда прерывались, но потом мы снова оказывались вместе. С первого по восьмой классы мы обменялись множеством любовных посланий и "валентинок". Когда наши руки соприкасались в кино или на вечеринке, нас обоих бросало в жар. В девятом классе наши отношения приняли более серьезную форму. Мы начали назначать друг другу настоящие свидания. У Пегги были самые красивые ягодицы в нашей школе. Я постоянно рисовал их в моем воображении. В те годы большой популярностью пользовались свитера и обтягивающие юбки. Я до сих пор помню, как Пегги точит карандаш в классе. Она обладала великолепной пластикой.

Тогда все мои мысли имели одну направленность. Пегги нравилась мне, я хотел проводить с ней много времени. Я ещё не был морально готов к половому акту, но когда мы оставались вдвоем, мне хотелось целовать и обнимать Пегги. Это желание не было взаимным. Пегги хотела встречаться со мной, воздерживаясь от всякой физической близости. Вскоре меня охватило разочарование, и я перестал назначать Пегги свидания. Мне казалось, что она ведет себя глупо. Я принялся говорить моим одноклассникам, что Пегги ещё слишком маленькая и незрелая.

Пегги:

Я была возмущена, но ничего не сказала Джеймсу. Вместо это разработала план мести. Решила снова завоевать его, влюбить в себя, а затем бросить. Мне удалось вернуть его. Вскоре он был влюблен в меня по уши. Но мой план сорвался. Я не предвидела, что могу так сильно влюбиться сама. Мне расхотелось отпускать его от себя. Мы уже учились в десятом классе и были готовы к более серьезным отношениям.

Джеймс:

Вскоре после того, как нам исполнилось шестнадцать лет, мы начали регулярно встречаться и говорить о нашем будущем браке. Нас постоянно тянуло друг к другу. Большую часть нашего свободного времени мы проводили вместе, обнимаясь с таким пылом, словно это был наш последний день на земле. На вечеринках мы танцевали только вдвоем и обычно уходили рано, чтобы побыть наедине. Наши родители начали беспокоиться. Они пытались охладить наши взаимные чувства, советуя встречаться с другими людьми. "Встречайся с разными девушками, - уговаривала меня мать. - Ты слишком молод, чтобы связывать себя с одним человеком." Подобные наставления взрослых, возможно, соединяли нас ещё сильнее.

Одно из наиболее ярких воспоминаний того времени относится к периоду, когда Пегги провела почти неделю в постели из-за гриппа или ангины. Что именно уложило её в кровать, не столь существенно. Важны лишь новые ощущения, порожденные этими обстоятельствами. Я помню мои прикосновения к её груди под темно-бордовой ночной рубашкой. Мое сердце буквально трепетало от волнения. Я должен был сразу после школы идти на тренировку по баскетболу, но мне удавалось выкроить полчаса для свидания с Пегги. Эти моменты остались в числе самых восхитительных в моей жизни. Я испытывал настоящий восторг! Я до сих пор вспоминаю эти мгновения. Каждый должен испытать такое хоть раз в жизни. Было бы замечательно переживать такие чувства снова и снова, но невозможно сохранить необходимую для этого невинность.

Пегги:

В течение нескольких следующих месяцев мы были полностью поглощены друг другом. Мы все больше и больше предавались смелым ласкам, постоянно испытывая внутренний конфликт - допустимо это или нет? Мое южное баптистское воспитание порождало сильное чувство вины в отношении таких вещей. Я всегда принимала активное участие в церковных мероприятиях, а тем летом после десятого класса провела пару недель в другом городе, работая в составе молодежной баптистской группы. Я пела в хоре, даже солировала, а также выступала на свадьбах и похоронах.

Именно эта причастность к церковной музыке привела меня к серьезному кризису. Наша церковь организовала особую летнюю службу, которую должен был вести приглашенный священник. За музыкальное сопровождение отвечал молодой человек по имени Крис. Он был холост, и многие девушки из хора флиртовали с ним. Только не я. Однако он обратил внимание именно на меня. Джеймс в то время находился в отъезде, и я не собиралась сближаться с кем-либо. Однако я не испытывала смущения, разговаривая с Крисом. В конце концов он тоже был священником. Я не догадывалась о его планах. Он решил убедить меня в том, что мне предназначено свыше стать его женой, чтобы мы могли вместе трудиться на благо церкви. Он говорил очень убедительно. Но важнее всего было то, что эти слова соответствовали моим давним опасениям - мне казалось, что со мной может произойти несчастье, если я не посвящу свою жизнь религиозной деятельности.

Я ужасно переживала из-за предстоящего разрыва с Джеймсом, но мне казалось, что у меня нет выбора. Я знала, что никогда не смогу заставить Джеймса понять меня, поэтому решила говорить как можно меньше.

Джеймс:

Это произошло в конце июля, когда я был в Вашингтоне, где пару недель гостил у моей старшей сестры. Я ужасно скучал по Пегги и не мог дождаться возвращения домой. Я не был готов к потрясению, которое мне предстояло пережить. Вряд ли бы все это произошло, если бы не мой отъезд. Однако мое отсутствие и внутренний религиозный конфликт Пегги позволили этому человеку затронуть её душу. Она не могла остаться равнодушной к предложению "посвятить себя Богу".

Я не мог поверить собственным ушам. Отказывался поверить в реальность происходящего. Был уверен, что смогу исправить ситуацию, если мы просто обсудим её. Мы слишком сильно любили друг друга, что допустить столь внезапный разрыв. К тому же я чувствовал, что здесь не все чисто. Одно дело - быть призванной служить Господу, и совсем другое - стать женой какого-то прохвоста.

Но Пегги не желала говорить об этом. Она изложила мне факты и отказалась обсуждать их. Точнее, просто отказалась встречаться со мной в дальнейшем. Меня охватило настоящее уныние - в первый и последний раз за всю мою жизнь. Я не хотел мириться с таким положением и сильно захандрил. Родные и друзья советовали мне встречаться с другими девушками, но меня никто не интересовал, кроме Пегги. Я думал, что она по-прежнему любит меня. Был уверен в том, что её отказ встречаться со мной - всего лишь попытка справиться с этим чувством. Я знал, что она серьезно относится к своим религиозным убеждениям. Однако не мог поверить в то, что должен исчезнуть из её жизни.

Пегги:

Я многое изменила в моей жизни. Прежде я танцевала в школьном ансамбле, но в новом учебном году не вернулась туда. Перестала ходить в кино и посещать танцы. Я чувствовала, что должна избавиться от всякого легкомыслия и как можно серьезнее относиться к моим религиозным обязательствам. Описание всей гаммы моих религиозных чувств выходит за рамки этой книги. Возможно, когда-нибудь я опишу мои детские ощущения, пережитые в церкви, и изменения, которые претерпевала моя религиозность на протяжении многих лет. Сейчас я ограничусь теми моментами, которые непосредственно влияли на мои отношения с Джеймсом.

Я уверена, что будь я тогда постарше, то непременно уехала бы с Крисом и вышла за него замуж. Но мне предстояло учиться ещё два года. В школе я не могла избегать встреч с Джеймсом, как делала это летом. Мы посещали одни и те же занятия. Видеть Джеймса каждый день и обходить его стороной было для меня пыткой. Также я начала замечать в Крисе нечто такое, что заставило меня пересмотреть мое решение. Он стремился к тем же ласкам, что и Джеймс. Я не видела между ними никакой разницы - за исключением того, что Крис заставлял меня становиться вместе с ним на колени и молиться об избавлении от плотских желаний. Думаю, он был искренен в своей преданности церкви и действительно хотел, чтобы я разделила её вместе с ним. Однако его поведение шло в разрез с той чистотой помыслов, которую я по наивности рисовала в своем воображении.

Я по-прежнему любила Джеймса и разрывалась на части, не зная, что мне делать. В конце концов решила, что хочу вернуться к Джеймсу, но боялась, что уже поздно. Я бы не могла винить его, если бы он не захотел этого. Не могла заставить себя прямо спросить Джеймса. Думала, что не заслуживаю его после всей причиненной ему боли. В конце концов я поделилась моими чувствами с лучшей подругой, Кэрол.

Джеймс:

После трех месяцев без Пегги я изумился, когда Кэрол сказала мне, что Пегги хочет снова встречаться со мной. Мне не требовалось второе приглашение. Помню, что одна из моих сестер ужасно возмутилась по этому поводу. Она сказала, что я не должен возвращаться к Пегги, если у меня есть хоть капля гордости. Черт с ней, с гордостью. Я знал, чего хотел. Я любил Пегги и хотел прожить с ней всю жизнь. Охваченные ужасным волнением и трепетом, мы снова начали встречаться. Нам потребовалось некоторое время, чтобы все стало на свои места. Нас обоих переполняло физическое желание, но недавний опыт Пегги оставил свой след. В ней появилась новые сомнения относительно допустимости тех ласк, которым мы предавались прежде. Я проявлял терпение, и мы медленно приближались к осознанию того, что было важным для нас обоих - нашей взаимной любви.

Попытайтесь представить себе тот жизненный этап, на котором мы находились. Мы были молоды и наивны. Нам не исполнилось и семнадцати лет. Мы ещё учились в средней школе. Мы постоянно встречались, говорили о нашей любви и ждущем нас браке.

Семейный "шевроле" 1948 года выпуска находился в моем почти полном распоряжении. Этот факт играл весьма важную роль в нашем общении. Живя в маленьком городке, окруженном фермами и полями, мы могли уединяться практически ежедневно - для этого было достаточно запарковать машину в безлюдном уголке. Мы бы не зашли так далеко в наших ласках, если бы оставались в стенах наших домов. Нас обоих воспитывали в соответствии с правилами христианской морали. Не слишком строгих, но достаточно ясных. В результате этого мы переживали значительные внутренние противоречия.

Наши тела говорили: "То, что приносит такое удовольствие, не может быть дурным".

Однако наше сознание говорило: "Нам не следует делать это".

В течение нескольких месяцев наши ласки становились все более смелыми. Сначала нам было достаточно того, что бюстгальтер Пегги оказывался расстегнутым. На следующем этапе он снимался полностью. Правда, Пегги потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, несмотря на то, что она оставалась в блузке. Снятие блузки стало очередным гигантским шагом вперед. Особенно если все происходило при дневном свете. Мне нравились вечерние свидания, но днем её груди производили на меня особенно сильное впечатление. Когда я узнал, как приятно одновременно видеть и осязать их, для нас уже не было пути к отступлению.

Наконец мы дошли до того, что Пегги стала раздеваться почти полностью, оставаясь в одних трусиках. Думаю, в этом было нечто символическое. Это напоминало нам, что мы не можем переступить последнюю черту. Мы ещё не преодолели все противоречивые установки, звучавшие в нашем сознании. Кажется, я оказался готовым к следующему шагу раньше Пегги, но не хотел принуждать её к тому, о чем она могла впоследствии пожалеть. Я стремился к длительным отношениям и не хотел рисковать ими ради кратковременного удовольствия - даже такого кратковременного удовольствия. Мы подолгу беседовали о том, что допустимо, а что - нет. Изначально мы оба считали добрачный секс грехом. Теперь мы спрашивали друг друга: "Почему? Почему свидетельство о браке разрешает заниматься сексом? Разве недостаточно того, что мы любим друг друга и готовы заключить союз на всю жизнь?" Наши тела говорили: "Да". Но сознание продолжало твердить "Нет". Обсуждения продолжались. Наши тела медленно, но верно одерживали победу. Казалось неизбежным, что скоро мы начнем заниматься сексом.

Одним апрельским днем мы зашли достаточно далеко в спальне Пегги. Мне уже неоднократно доводилось ласкать её половые органы, так же как ей - мои. Однако мы никогда не позволяли себе смотреть на половые органы друг друга. Оказалось, что Пегги никогда не разглядывала свои гениталии с помощью зеркала. Теперь мы удовлетворили свое любопытство. Это был весьма позитивный опыт. Нам требовалось убедить себя в том, что мы отдаем себе отчет в наших действиях и можем выразить нашу любовь друг к другу посредством полового акта. Вскоре я купил презерватив, и наконец мы совершили "это". Все оказалось потрясающим! Нам пришлось проделать значительную внутреннюю работу, чтобы подавить внушенные нам запреты, но мы добились успеха.

Пегги:

Приближаясь к этому событию, я переживала душевную борьбу, преодолевала чувство вины и греховности. Но я действительно любила Джеймса, а он любил меня, и дальнейшее ожидание казалось неразумным. Я не сомневалась в том, что мы останемся вместе на всю жизнь. Однако нам предстояло ещё долго ждать того времени, когда мы сможем официально связать наши судьбы.

Джеймс: