Библиотека Mosbiblio

Для рассмотрения личности шамана наиболее ценны сведения о казахском шаманстве. Собиравшиеся на протяжении около двухсот лет сообщения о казахских баксы принадлежат случайным наблюдателям, людям разных профессий, которые не были знакомы с научными концепциями, не предлагали своих гипотез, а просто рассказывали о том, что видели и слышали.
В распоряжении науки оказался материал, который не был неосознанно искажен собирателем под влиянием той или иной идеи или 'модели'. Из дошедших до нас описаний можно составить общее представление о качествах шамана, которому полагалось быть личностью незаурядной, ибо за ним стояли духи. Им он был обязан своим талантом. Если духи покидали шамана, он становился рядовым человеком. Чтобы приобрести и сохранять репутацию 'сильного' шамана, баксы должен был постоянно демонстрировать могущество помогающих ему духов. В противном случае он не мог рассчитывать на благоговейное уважение окружающих. К нему относились бы как к шаману невысокого уровня, не способному на большие дела*. (По материалам В. Басилова (Прим, авт.) )

Прежде всего, хороший шаман должен был быть хорошим музыкантом и певцом: 'Если кто хочет слушать настоящих киргизских (казахских) певцов, пусть слушает баксы' (Алекторов, 1900. С. 35). Невольник описал игру казахского шамана: 'Вдруг Окэн ловко и сильно провел смычком по струнам кобыза и стал играть. Жалобно-раздирающие сердце звуки полились среди притаившей дыхание толпы... То слышался в игре баксы надрывающий сердце поток безотчетной грусти и тоски народа, кочующего по однообразной безотрадной степи; киргизы (казахи), как бы усыпленные, притаили дыхание, погрузились в раз-мышление... Вое замерли в каком-то сладостном упоении, и только седые головы стариков тряслись от восторга, и слезы катились по их морщинистым загорелым щекам. Много еще Окэн играл, и играл действительно мастерски на своем оригинальном инструменте, ни один киргиз (казах) не отважился состязаться с ним на кобызе, а однажды на мой вопрос, встречал ли он сам кого-нибудь, который играл бы лучше его, Окэн гордо ответил: 'Если бы кто-либо превзошел меня в игре на кобызе, то я, разбив свой кобыз, обратил бы его в щепки, бросил бы в огонь и никогда в руки не брал бы смычка!' Баксы 3. Карибаев был 'выдающийся игрок на кобызе''.

Способность играть шаману дают духи. Баксы Окэн рассказывал: 'Прежде я не знал, как держать кобыз и смычок, но тут вдруг не только стал играть всевозможные мотивы и песни, но даже петь, и все это по вдохновенью духов'. О вере в сверхъестественный характер игры на кобызе говорит рассказ баксы Сюименбая. Джинны объявили ему, что избирают его своим повелителем, т. е. шаманом. 'В это время сам собою заиграл отцовский кобыз и пошел от стены, у которой лежал, ко мне'. Игра на кобызе является признаком связи с духами. От казаха Адай-бая духи требовали, чтобы он стал баксы. Когда Адай-бай уступил их настояниям, 'они велели ему взять в руки кобыз и начать играть'. Кобыз и искусство игры на нем неотделимы от роли шамана. 'К сухому дереву [т. е. кобызу] [меня] привязавшие!'- обращался баксы к духам-помощникам.

Некоторые шаманы владели секретом чревовещания. А. Диваев встретил баксы, 'который поразительно хорошо знал чревовещание; когда он приступил к вызыванию духов и уже находился почти в исступлении, до нас явственно стали доноситься хрюканье свиней, рычание и лай собак, ржание жеребят, блеяние ягнят и т. д.'. По сообщению А. Затаевича, баксы 'если умеют, то прибегают и к чревовещатель-ству', неясно, правда, опирался ли автор на собственные источники.
Но, пожалуй, главное, что вызывало удивление окружающих, - это способность показывать во время обряда различные трюки. Трюки допускают разное объяснение и по этому признаку могут быть объединены в три группы.

. Трюки, основанные на хорошем владении телом. В их число входит вылезание шамана через отверстие купольного круга на купол юрты, а также стягивание тела веревками. Шаман отваживался и биться лбом о сундук или толстую доску.
Описан и такой трюк. Баксы размахивал кинжалом, 'потом, схватив топор, бил себя из всей силы обухом в грудь так, что кости трещали... после чего притворился умирающим, хрипя, как будто при последнем издыхании. Через минуту шаман приподнялся, бессмысленно поводил глазами; к нему подложили маленькое корыто, в глубину которого он пустил рукоять кинжала, острием обратил к себе... потом подполз, вытянул шею, забрал конец кинжала в рот и напирался всем телом на острие до тех пор, пока лезвие исчезло в его горле до самой рукояти; тогда он приподнялся, показал всем присутствующим торчащую во рту рукоять и начал понемногу освобождать кинжал из горла и, отбросив его в сторону, страшно хрипел, изрыгал кровавую пену, и неистовство его дошло до крайних пределов'. Очевидно, этот трюк предполагает умение расслабить нужную группу мышц.
Некоторые казахские шаманы жевали иголки: 'Сюименбай клал в рот горстями иголки, жевал их, и мне слышалось хрустение на зубах'. Некоторые баксы умели глотать иглы. И это действие, подобно умению жевать лезвия бритвы и затем глотать образовавшиеся мелкие кусочки, не выходит за пределы человеческих возможностей.

. Трюки, основанные на способности регулировать работу органов чувств, например, умение брать в руки раскаленный докрасна железный предмет или наступать на него босой ногой. Судя по имеющимся материалам, немало казахских шаманов умело прикасаться обнаженными частями тела к раскаленному железу. Об одном баксы рассказывали, что он 'садится в раскаленный докрасна котел и играет в немна кобызе'.

Этот трюк широко известен в разных культурах и вне шаманства, но как часть (или пережиток) ритуальной практики. По горящим углям или раскаленным камням ходили в Китае, Японии, Южной Индии, на Фиджи, Таити и Маркизских островах. В Каппадокии (Малая Азия) в античное время жрецы храма Артемиды должны были проходить босыми по жаровне с углями, чтобы обеспечить всеобщее благосостояние. В Италии раз в год члены одного семейства публично шествовали босиком по горящим углям; считалось, что от этого действия зависит и урожай, и благосостояние народа в течение года. В Испании еще в XVIII веке пользовались привилегиями семьи, члены которой были одарены способностью ходить босиком по углям. В наши дни болгары-нестина-ры сохраняют этот древний обычай. Секрет хождения по горящим углям, видимо, основан на возможностях психики управлять физиологическими процессами организма, в данном случае на способности погасить сигналы внешних раздражителей.

. Трюки, основанные на ловкости рук (иллюзион) и гипнозе окружающих. Сегодня, когда уже почти невозможно увидеть действия баксы, нелегко сказать, в каких случаях шаман прибегал к ловкости рук и в каких к гипнозу. О трюках подобного реда свидетельствуют очевидцы. 'На указательном пальце поднятой кверху левой руки Сюименбай держал высоко над головою кобыз, а поперек кобыза на струнах острием вниз лежала старинная... кривая сабля. Раздались дикие оглушительные звуки. Баксы вскочил и, как волчок, начал кружиться, только мелькали полы его бешмета, а кобыз и сабля сохраняли свое положение, ни на секунду не теряя равновесия'. Кобыз баксы Окэна вдруг переставал играть. 'Как он ни водил сердито смычком, струны не издавали ни одного звука; тогда он в бешенстве схватывает кинжал и пилит непослушные струны; все со страхом ожидали, что он искрошит струны кобыза, но каково было удивление... когда покорно полились желаемые звуки и ни одна струна кобыза не была повреждена кинжалом; несколько минут поиграв таким образом, он бросил кинжал и опять взял смычок'.

Исполнялся и иной трюк. 'Больной не было видно; она лежала за кошмой в углу комнаты. Бакса встал против кошмы, махнул сверху вниз рукою, и кошма раздвоилась. Все были поражены; наиболее смелые женщины ощупывали разрез и удивленно покачивали головами; я никак не мог объяснить себе этого фокуса'.
По другому сообщению, баксы 'рассекает тесаком на кибитке кошму, которая, несмотря на это, остается целой и невредимой'. В изложении другого автора этот трюк еще более эффектен: 'Баксы, сидя на месте, машет рукою: в какую бы сторону-он ни махнул, предметы, находящиеся на расстоянии 5-10 шагов от него, рассекаются, словно от удара острой шашки; кошма ли это стен... юрты, глинобитный ли дувал (стена), безразлично. Все это происходит якобы по воле джинна-разрушителя (джаргыш)'.
Одним из самых распространенных трюков было втыкание сабли или ножа в тело, вскакивание баксы на острие сабли. Казахские баксы умели показать, что якобы взрезают и зашивают живот пациента.

Некоторые баксы мастерски пользовались гипнотическим воздействием на окружающих: 'Баксы... с помощью вселившегося в него джинна усыпляет больную, которая падает на пол и лишается чувств'. Развлекая гостей на свадебных празднествах, шаманы 'отводили глаза'. 'Например, баксы заявляет сидящим в юрте, что в ней будет наводнение и что каждый мужчина должен изловить щуку, а каждая женщи-;на - утку. Происходит всеобщий переполох, но вода через несколько минут исчезает, а гости держат в руках кому что попало'. Таким же способом развлекали окружающих и якутские шаманы. В Туркмении я не раз слышал от стариков, что порханы или колдуны (тер-сокан) могли внушить собравшимся в юрте людям, что в юрту хлынула вода. Следовательно, внушаемый шаманами образ был традиционным.

Прибегая к гипнотическому воздействию, баксы мог показать зрителям самые разнообразные трюки. Так, один из шаманов прочел свои заклинания и стал бегать вокруг больной с ножами в обеих руках. 'Больная, лежавшая на кровати, которую с трудом могут поднять четверо мужчин, три раза медленно поднимается вместе с кроватью до 'шангарака'... и так же медленно спускается на пол. У некоторых [баксы] еще во время игры [по] являются на лбу, на щеках железные иглы и на руках вместо ногтей - ножи'. Очевидно, баксы не упускали случая Поддержать веру соплеменников в свое могущество, для чего прибегали и к ловкости рук, и к гипнозу.
'Черный шаман' Аруун-бакши (умер в конце 1970-х годов), живший в селе Кызыл Туу-Тонского района Иесык-Кульской области, любил превращать белые камешки в сахар, а бараний помет-в конфеты или изюм. Об этом охотно рассказывают его родственники и односельчане. Люди осознавали, что в их руках отнюдь не сласти, лишь когда шаман уходил. Хорошо известен случай, когда Аруун-бакши при ссоре положил одному своему родственнику в карман веревку и внушил, что это змея. Найдя в кармане змею, родственник в испуге бросился бежать и вскоре упал без чувств. Однажды Аруун-бакши 'превратил человека в лису'. Шаманка Тёкёбай (Южное Прииссыккулье, умерла в 1939 г. в возрасте 89 лет), слепая на оба глаза, также была способна на гипноз. Ее внук (1924 г. р.) рассказывал, что, будучи мальчиком, сам привозил ей небольшие камешки белого цвета. Обратившиеся к шаманке за помощью бездетные женщины клали камешки в чай, мешали ложкой, наблюдая, как 'сахар' растворялся. Тёкёбай также умела внушить пациентам, что перед ними не бараний помет, а изюм.

Казахи верили в способность шаманов подчинять своей власти коней. Так, Берикбол-баксы (начало XX в.), проводя сеанс лечения, в экстазе призывал своего коня. 'Конь, согнув передние ноги, заходил в юрту, потом подходил к больной и передние ноги укладывал на ее грудь'; баксы в это время читал свои призывания. 'Обычно пациентки не чувствовали тяжести коня, а наоборот, это им давало облегчение'. Таким способом лечили и некоторые другие шаманы Восточного Казахстана. Как сообщила Б. X. Кармышева, это поверье бытовало и у казахов Южного Алтая. О туркменских порханах рассказывали, что они могли во время сеанса исцеления привести барана или козу в бесчувственное состояние (некоторые люди считали, что животное умирало), а затем 'оживляли' их. Способность уйгурских шаманов совершать трюки с участием животных подтверждается очевидцем: 'Принесли маленькую пеструю курицу. Бахши открыл ее клюв и вдохнул дым от свечей. Курица замерла и осталась неподвижной у ног бахши. Прошла минута - бахши наступил ей на шею. Послышался хруст. Потом... над головой сидящего больного бахши ввел нож во всю длину горла курицы и сделал движение, что кропит кровью. Но крови не было... Бахши воткнул две свечи в стены по обеим сторонам угла и, взяв нож, пригвоздил курицу к стене'. Когда он выдернул нож, курица оказалась невредимой. 'Я потрогал ее. Нигде ни одной царапины'.
Этнограф вправе уклониться от задачи выяснить, каким путем шаман совершал свои трюки. Разъяснения профессионального (технического) характера должны исходить от мастеров иллюзиона.

Сейчас важно подчеркнуть главное: многие шаманы умели показать зрителям, что лижут огонь, протыкают себя и пациента ножом и т. д. Эти действия, которые удобно обобщенно называть трюками, были традиционными (одни и те же трюки совершались разными шаманами у разных народов). Способность шаманов к трюкам объяснялась помощью их духов. Шаман, совершая тот или иной трюк, призывал духов пособить ему. 'Тяни!' - взывал, например, к какому-то своему духу баксы Окэн, вонзая в себя нож. Так же кричал и другой баксы. П. Небольсин, описывая трюки шаманов, замечает: 'В конце этих фокусов оба киргиза [казаха и вместе, и поочередно, оглушительно 'орали' под невыносимые для уха звуки кобыза... Чародеи призывали духов'. Вообще все свои трюки шаманы показывали только после того, как были убеждены, что к ним пришли их духи-помощники. 'По вызове джинна игра на кобызе и пение прекращаются, и с баксой начинается припадок: он начинает ломаться и грызть себе руки, у рта его показывается пена, и глаза закатываются под лоб. Последнее означает, что в баксу начинает вселяться джинн, по окончательном вселении которого наступает и конец припадка. Тогда бакса берет в руки нож...' и т. п. Своими фокусами шаман убеждал окружающих в том, что в него 'действительно вселились его духи'.

Описанные различными наблюдателями трюки обогащают наши представления о личности шамана. Действительно, круг необычных способностей человека, посвятившего себя профессии шамана, бывал широким. Ч. Ч. Валиханов имел основания говорить: 'Шаман - человек, одаренный волшебством и знанием, он] выше других, он поэт, музыкант, прорицатель и вместе с тем врач'. Вполне вероятно, что осознание человеком своей одаренности, выделяющей его среди окружающих, как раз и создавало необходимую психологическую почву для убеждения в том, что он - избранник духов. Талант издревле считался даром свыше. Это поверье-общее для ранних форм культуры. 'Примитивный человек всякую личную удачу считает результатом покровительства какого-нибудь специального духа... У малайцев, например, талант - это только признак того, что у человека есть специальный дух-покровитель, и это проявляется уже не только в охотничьем быту, но и во всех областях их жизни, в индустрии, в искусстве резьбы и пр.'. У казахов в помощь духа-покровителя верили народные певцы. По верованиям туркмен, удачливые следопыты (ызчы) следовали указаниям своего духа-помощника, 'товарища' (ёлдаш).

Сведения о трюках раскрывают природу шаманского ритуального экстаза. Важно подчеркнуть: свои трюки шаман совершал в состоянии экстаза. Об этом пишут все, кто видел камлание. По рассказу П. Небольсина, шаман и музыкант, 'затянув песню, стали воодушевляться; воодушевление это выражалось особенного рода - как бы сказать - не то фиоритурами, не то руладами, всхлипыванием на разные тоны, истерическими вздохами, заливаниями и вскрикиваниями. Потом оба они, все более приходя в экстаз, начали просто неистовствовать: они давились какими-то ужасающими слух взвизгиваниями, пришли в совершенное бешенство'. В состоянии описанного 'неистовства' шаман стал демонстрировать трюки. Другой баксы сначала пел. 'Ужасный, потрясающий голос явился у баксы. Он доходил до исступления, физиономия знахаря делалась отвратительно страшною, баксы выдернул из-за сундука, около которого сидел, что-то вроде ковша с двумя волосяными конскими струнами, и тут надобно было видеть остервенение баксы, с каким водил он смычком по этим струнам, издававшим глухой скрип. Глаза знахаря выражали неистовство, плечи подергивало, зубы стучали, все тело было подвижно, как в самый сильный пароксизм лихорадки. Он бросался из стороны в сторону, у рта выступила иена... В этом истинно сумасшедшем положении баксы кривлялся над больной, мял ее ногами, плевал ей в глаза'. Затем шаман вскочил босыми ногами на кинжал, а после этого стал лизать раскаленный топор.

Способность шамана в экстазе совершать трюки, исполнимые только при полном контроле сознания над действиями, означает, что Шаман в экстазе владеет собой. Вот еще несколько свидетельств. 'Баксы приходит в полное исступление и изнеможение, бегает с ревом... как опьяненный в случный период самец-верблюд, подражая собаке, выскакивает из юрты, бегает по полю, обнюхивая окружающее, мычит наподобие коров, ржет, подражая жеребцу, воркует как голубь и т. д.' Все эти звуки приписываются джиннам. Этот баксы подражал крикам и поведению тех животных, в образе которых ему показываются его духи. Кунтуар-баксы (конец Х1Х-начало XX в.) 'во время прихода джиннов походил на орла, внутри юрты ходил прыжками и произносил звук 'кыч-кыч', потом мигом оказывался на чанараке (купольном круге юрты) и снова спускался, ел сырое мясо'. Шаман изображал своего духа-помощника орла; его поведение определялось свойствами овладевшего им духа.

Интересен рассказ о баксы Окэне: 'Вдруг Окэн ловко и сильно провел смычком по струнам кобыза и стал играть... По мере того, как он играл, он воодушевлялся и все сильнее и сильнее водил смычком; он уже, закрыв глаза и лихо подергивая плечами, по-видимому, забыл всех нас и все окружающее... Казалось, он впал в какое-то забытье и, уже бессознательно играя, приходил в экстаз. Таким образом поиграв око-, ло двадцати минут, Окэн запел хриплым басом... Когда он оканчивал призывание, он весь трясся в конвульсиях и страшно кривлялся, издавая при этом бешеные звуки и, наконец, икая так, как будто он съел целого барана с костями; это означало приход призываемого духа, и, чем больше прибывали духи, тем больше и сильнее он подергивал плечами с пеной у искривившегося рта. Теперь он совершенно взбесился: с ожесточеньем ползал по полу и, по временам грозно выкрикивая какие-то восклицания и заклинания, он опрокидывал назад голову и закатывал под лоб свои глаза'. Но это вовсе не было бессознательным состоянием, Окэн отдавал себе отчет в том, что делал. 'Окэн представлял нам своих духов в образе людей различных возрастов обоего пола, одаренных бессмертием, а потому он нередко переменял мотивы соответственно полу и возрасту; например, для призывания дев 'чарующей красоты', как он выражается, [он] брал мотив более нежный и сладострастный. Особенно интересно то, что среди его злых духов есть так называемые 'пять русских', для призыва которых он берет, к удивлению, какой-то уличный мотив русской песни'. Таким образом, состояние экстаза не означает, что баксы совершает непредсказуемые действия.

Сведения о казахстанско-среднеазиатском шаманстве до сих пор не привлекались исследователями с целью понять природу шаманского экстаза. Между тем рассмотреть в этом плане сеанс баксы полезно. В разных культурах экстатическое состояние шамана имеет свои особенности. Чтобы характеристика шаманского экстаза была адекватной, отражающей его основные признаки, надо учесть по возможности все известное нам разнообразие форм, ибо в некоторых формах могут быть более выпукло представлены признаки, не получившие четкого проявления в других. Шаманский экстаз получил в научной литературе разные объяснения. В конце Х1Х-начале XX века на смену мнению, усматривавшему в действиях шамана ловкий обман, пришла другая точка зрения, согласно которой шаманов следовало считать людьми с больной психикой и расстроенными нервами.

Заявление, что шаман во время камлания подвержен припадкам, связанным с какой-то психической болезнью, наивно. Шаману положено совершать ритуал в соответствии с традициями, и действительный припадок, во время которого он не мог бы владеть собой, а то и потерял бы сознание, несомненно, должен нарушать ход обряда. Понимая это, сторонники взгляда на шамана как на неврастеника и психопата утверждали: шаман наделен 'огромной властью управлять собой в проме-зкутках между действительными припадками, которые случаются в течение церемонии'; 'шаман в отличие от обычного неврастеника и истерика обладает способностью искусственно регулировать припадки болезни'. Эти разъяснения не убеждают.

В описаниях камланий заметно важное обстоятельство: баксы не подвержен 'припадкам' до или после обряда. Перед сеансом он спокойно сидит среди собравшихся в юрте людей, угощается бараниной, рассказывает какие-либо истории или, напротив, сторонится общей беседы, готовясь к обряду. Он не падает на пол, не закатывает глаза, не кричит. (Здесь уместно сослаться и на мои полевые материалы, собранные среди узбеков. Я неоднократно расспрашивал и самих шаманок, и близких к ним людей о том, случаются ли у шаманок внезапные припадки или иные проявления 'ненормальности' в повседневной жизни - скажем, во время приема гостей или домашних работ. Ответ неизменно был один и тот же: нет.) Странности ('ненормальности') в поведении шамана появлялись тогда, когда он приступал к проведению обряда. 'Глаза его в это время наливались кровью, готовые выпрыгнуть из орбит, изо рта текла пена, и его в конце концов начинала бить 'падучая'... Полежав немного, баксы быстро поднимался на ноги, дико озирался и, грохаясь снова со всех ног на подушки, начинал что-то несвязно бормотать'. Я уже писал, что 'припадки' и 'обмороки' шамана неотделимы от обряда. Они логически связаны с его задачами и содержанием. Они предусмотрены обрядом. Именно такое 'ненормальное' поведение и ожидалось от камлающего шамана. Оно было понятным для всех: шаман преображался, потому что им овладевали духи-помощники. Во время камлания шаман вел себя так, как требовали от него его верования. Это заключение, основанное преимущественно на сибирских материалах, находит новые подтверждения в сведениях о шаманстве народов Казахстана и Средней Азии.

Интересно заметить, что сами казахи не считали своих шаманов 'ненормальными' людьми. Русским наблюдателям, видевшим казахских баксы и до, и после сеанса, также не приходило в голову назвать их истериками или субъектами с расстроенной психикой. Очевидцы подчеркивали лишь искреннюю веру баксы в реальность мира духов. Например, баксы Таже, рассказывая о духах, 'сильно волновался: глаза его блестели огнем, и руки задорно жестикулировали. Видно было, что все, что он рассказывает,-непреложная правда, в которую Таже верит так же, как в существование на земле широких степей и ароматного кумыса'. Впервые утверждение, что шаманский акт 'вызывается упадком сил, расстройством нервной системы... и другими психическими заболеваниями', высказал в связи с казахским шаманством этнограф-краевед, знакомый с идеями современной ему науки. Нетрудно заметить, что такая оценка не согласуется с фактами: разве гимнастические упражнения Шамана указывают на 'упадок сил'? А снабженная медицинской терминологией, но лишенная аргументов по существу характеристика баксы как психопата была обнародована в 1978 году. Это мнение не опирается на наблюдения врачей или психологов (в Казахстане и Средней Азии медицинское освидетельствование шаманов не проводилось), а заимствовано из литературы.

'Припадки' или иные проявления 'ненормальности' во время ритуала, очевидно, имеют тот же источник, что и мучительные видения периода 'шаманской болезни'. Внушив себе связь с духами, шаман должен был ожидать от себя и положенных при этой связи особенностей поведения. Приняв свою роль, он должен был развить в себе способность видеть во время камлания духов, явившихся на его призыв. Сами баксы, если собеседник располагал к откровенности, охотно описывали своих духов. Таким образом, 'припадки' и прочие странные поступки вызваны самовнушением шамана, который знал, что во время камлания обречен на 'припадки'. Особенности ритуального поведения воспроизводили устойчивый древний стереотип - убеждение, что человек, одержимый духами, уже не может быть самим собой.

Состояние, в котором шаман захвачен видениями, называется экстазом. Экстаз достигается намеренно, усилием воли, концентрацией внимания, благодаря которым шаман вызывает в воображении и отчетливо видит духов. Н. Чэдвик писала: 'Это странное, экзальтированное и в высшей степени нервное состояние не только сознательно достигается, но может так же сознательно и успешно контролироваться до конца и в соответствии с традиционными предписаниями'. Экстаз можно определить как заранее (более или менее осознанно) запрограммированное измененное состояние, достигаемое шаманом при помощи самовнушения. Шаман в экстазе совершает предписанные традицией обрядовые действия, значит, он знает, что делает. Более того, в экстазе шаман способен на чрезвычайную мобилизацию сил, оказывающую влияние на работу мышц и органов чувств.
У некоторых народов шаман во время камлания иногда ведет себя как невменяемый человек (видимо, он отключен от реальности в той мере, в какой это предусмотрено традициями). Казахский материал показывает, что 'невменяемость' - не обязательная характеристика шаманского экстаза. Казахский стереотип не предусматривал полной отрешенности шамана: 'Баксы все время остается в рассудке и отвечает на все вопросы посторонних'. Из описаний очевидцев явствует, что баксы не терял связи с присутствующими.

Сведения о казахских шаманах побуждают нас признать самоконтроль необходимым условием экстаза. Если шаман потеряет самообладание, он не сможет действовать в соответствии с ожиданиями и достичь поставленной перед ним цели. Случаи, когда шаману не удавалось держать себя в узде, видимо, бывали. О них мало известно; тем ценнее скупые известия об отдельных баксы, которые, впав в экстаз, не смогли властвовать собой: 'Один баксы, леча в 1890 году одну киргизку в Кал-мак-Кырганской волости от грудной болезни, первоначально загипнотизировал ее, потом... так хватил ее по груди кумганом, что та больше и не встала'; казах 'обратился за помощью к знахарю... который начал лечить больного не только различными травами и снадобьями, но также и многоразличными заклинаниями, сопровождавшимися игрой на кобызе... Во время одного из таких заклинаний знахарь потребовал ружье и, впав в экстаз, выстрелил в больного, который и умер на восьмой день от полученной раны'. В обоих случаях лекари явно предоставили йолю своим эмоциональным порывам, и их состояние вряд ли можно назвать экстазом в строгом значении слова.

Каким образом шаман входит в экстаз? Вопрос техники экстаза слабо освещен в этнографической литературе. М. Элиаде дал своей книге 'Шаманизм' подзаголовок 'Архаическая техника экстаза', но но существу технику экстаза не раскрыл, на что уже указывали критики. В связи с этим новые материалы по этой проблеме имеют особый интерес. Некоторые наблюдатели задавались вопросом - что является причиной особого состояния баксы? Высказывалось мнение, что баксы бросал в огонь 'какие-то пахучие одуряющие травы', 'ходил вокруг костра, наклонялся близко к огню и вдыхал в себя дым, что, конечно, должно было опьянить его'. Однако этим догадкам не следует доверяться. Шаманы в Средней Азии и Казахстане не употребляли галлюциногенов. Достижению экстаза, как правило, способствовала музыка, сопровождаемая пением баксы: 'Во время игры баксы все более и более дуреет, делается неистовее и падает'.
Этот процесс в разной степени детально описали многие авторы. Шапошников, например, сообщал: 'Баксы стал играть; мотив игры мне показался похожим на какую-то русскую песню; игрой этой он наводил на людей какой-то страх. Проиграв приблизительно с полчаса, баксы начал с боку на бок раскачиваться, глаза его остолбенели, во рту появилась клубом пена, и он начал громко-громко кричать', призывая духов. Подобных описаний немало.
Как же объяснить воздействие музыки на баксы? В некоторых работах, посвященных сибирскому шаманству, говорилось о ритмичных ударах в бубен, благодаря которым шаман достигает нужной сосредоточенности на образах своего внутреннего мира. Однако дело здесь .вряд ли в ритмичности звуков бубна: ритм ударов менялся в зависимости от того, какой дух пришел, что происходит с душой шамана. Да в казахском шаманстве и нет бубна. Здесь характер музыкального сопровождения другой. Некоторые авторы подчеркивали, что баксы исполняли 'Коркут-кюй'-мелодии, созданные легендарным первым шаманом и музыкантом Коркутом. Баксы 'заучивает заунывный и однообразный мотив Коркута, в шаманские времена считавшегося главным покровителем баксы. Замечательно, что все баксы, услышав этот мотив Коркута, не в состоянии оставаться спокойными. Нужно полагать, что заунывный мотив Коркута сильно действует на их нервную организацию'. 'Услышав этот мотив или ему подобный, приходит в крайне нервное состояние и поет свои заклинания'. Секрет воздействия музыки на баксы видели в особенном характере звуков кобыза, 'таинственный гнусавый тембр коего способен вызывать соответственное гипнотизирующее настроение' баксы, играя отрывки из 'Коркут-кюя', придавали мелодии 'мистический', 'потусторонний' характер, 'играя исключительно в нижнем регистре, где под смычком рождался низкий, жужжащий, 'таинственный' звук, под стать их заговорам и заклинаниям'.

Однако, судя по некоторым записям песен баксы, казахские шаманы играли во время обряда не только мелодию Коркута. Кроме того, баксы аккомпанировали себе на домбре, которая не могла дать то же звучание, что кобыз. Следовательно, дело здесь не в характере звуков и мелодий. Туркменские и киргизские шаманы приходили в экстаз под звуки щипковых струнных инструментов. Шаманы юго-западных туркмен не знали мелодий Коркута, а предпочитали мелодии песен на слова узбекского Поэта Алишера Навои. В Хорезмском оазисе записаны две шаманские песни, называемые 'порхан нама'. 'Эти две пьесы являются лечебными песнями, употреблявшимися во время Надир-шаха пор-ханом... для лечения сумасшествия путем заговора. Обе эти песни исполняются со словами из [стихов] Юсуп-Бега (узбекского поэта из Куня-Ургенча)'. Первая песня 'служила для приведения порхана в экстаз, после которого он впадал в забытье', второй песней 'будили впавшего в транс порхана'. В. Успенский встретился с туркменским (чов-дурским) шаманом Оразназаром. Присутствовавший при их беседе музыкант стал играть. 'Ораз [назар] заплакал, начал нервничать, все время посматривая на дверь и с кем-то скороговоркой все время здоровался: 'валейкум эс селям!' Затем несколько раз сказал Мухаммеду-Мурату [музыканту]: 'Оставь меня, не играй... действует сильно''. В. Успенский не говорит, какие мелодии растревожили шамана (скорее всего, звучали упомянутые 'порхан нама'), но в любом случае это был не 'Коркут-кюй'. У уйгурских шаманов наиболее распространен следующий способ начинать лечебный сеанс: 'Бакши берет в руки бубен, садится [лицом] по направлению к кыбле, читает стих из книги Неваи [Навои], затем произносит: 'Алла тангримдинг...', затем бакши плачет и усиленно просит великих духов о помощи'. Таким образом, шаманы могли прийти в экстаз под звуки разных музыкальных инструментов и разных мелодий.
Более того, музыка не была непреложным условием шаманского экстаза. По рассказу А. П-ва, баксы 'дошел до настоящего экстаза' без игры на кобызе. Если автор не ошибся, баксы взялся за кобыз только под конец обряда. Не упоминает о кобызе и П. Вавилов. Баксы, пишет он, 'сидел на кошме, выкрикивал и звал к себе разных давно умерших людей [видимо, мусульманских святых]... Затем у баксы глаза сделались белые, так что зрачков стало вовсе не видно, и, упав на землю, он начал говорить непонятные никому слова', а потом укусил старика и стал 'бегать по кибитке вокруг больной женщины и несколько раз ее таскал и кусал' и т. д. А. Янушкевич попросил шамана предсказать, 'когда мы будем в Омске и не пойдем ли против Кенесары'. Баксы 'начал тихонько молиться... Потом встал, зажмурив глаза и прохаживаясь, гневался, несколько раз призывал сатану, повторив: 'Праведное дело нравится богу'. Наконец, сатана вошел в него, тогда он стал издавать страшные крики и метаться по юрте, как зверь. Бросался между вещами, бил головой о кереги [решетка юрты], откидывал ее назад и вперед, стуча зубами, крутился влево и вправо так быстро и сильно, что весь покрылся пеной. Наконец, постепенно замедляя движения, совершенно успокоился и сообщил свое предсказание'.

Даже если кто-либо из этих авторов просто забыл упомянуть о кобызе, наш вывод остается в силе. Мы располагаем сегодня многочисленными известиями о среднеазиатских шаманах и шаманках, камлавших без музыкального сопровождения. С внедрением мусульманских идеалов в шаманский культ музыкальные инструменты заменялись иными атрибутами - четками, книгой. Этот процесс в начале XX века оказывал заметное влияние на формы шаманства. У большей части киргизских шаманов не было музыкальных инструментов. Известны казахские и узбекские шаманы и шаманки, обходившиеся без музыкального сопровождения.
Каким же образом музыка, когда она звучала, помогала шаманам достичь экстаза? Объяснение роли музыки в изменении психического состояния шамана дает учение И. П. Павлова об условных рефлексах. Шаман может впасть в экстаз и без музыки. Однако какие-то внешние сигналы, которые в сознании шамана уже соединены с состоянием экстаза, могут воздействовать на его психику, ускорить появление переживаний, свойственных экстазу. Других людей эти сигналы (звук, запах, действие, слово) не понуждают сосредоточиться на своих видениях, но для шамана они имеют особую нагрузку, поскольку здесь уже установилась прочная связь. Музыка может служить таким сигналом.

Музыка традиционно составляла необходимую часть камлания. Уже готовясь к шаманскому служению и сидя в затворничестве, шаман играл на своем музыкальном инструменте, убежденный, что музыка привлекает духов. С музыкой были связаны специфические галлюцинации шамана (видение духов и пр.). Вот почему звуки музыки помогали шаману вызвать в своем воображении образы духов, углубиться в мир характерных для экстаза ощущений. Музыку можно с полным основанием сравнить со звонком, звуки которого создавали у подопытных собак И. П. Павлова реакцию на пищу.
Но не только музыка - и ритуальные предметы, и вся обстановка обряда в целом помогали шаману настроиться на уже привычное состояние, будто бы причиненное приходом духов. Такое объяснение позволяет понять, почему в разных культурах у шаманов были неодинаковые способы достижения экстаза. Единым был механизм воздействия условных рефлексов, но связи, создавшие эти рефлексы, были разными, зависевшими от особенностей культуры. Видимо, для закрепления условного рефлекса, способствовавшего достижению экстаза, годились любой предмет, действие, особенности обстановки. Примером предмета, который облегчал шаману переход в экстатическое состояние, может служить растение багульник в традициях нивхов. Чтобы впасть в экстаз, нивхский шаман нуждался в багульнике: он нюхал его зеленую ветку, вдыхал дым от горящих ветвей, пил настойку багульника. Причина воздействия багульника, который не служит галлюциногеном, до сих пор не была объяснена, между тем правомерно предположить и в данном случае эффект условного рефлекса. Так же возможно объяснить и обычай 'урянхайцев' Северо-Западной Монголии: 'Перед началом камлания шаман подсыпал в костер можжевельнику' (по мнению Г. Потанина, это делалось 'для того, чтоб отуманить голову шамана...').

Некоторые шаманы в определенные периоды камлания закрывали глаза, чтобы их внутреннему взору быстрее предстали образы духов. X. Кустанаев наблюдал это во время гадания казахского баксы. Шаман пел призывания под аккомпанемент кобыза. Но 'вот баксы замолк; он вздрогнул, руки его затряслись, отчего побрякушки и разные привески на его инструменте забряцали. Баксы, казалось, прислушивался к этому бряцанию. Он по временам проделывал ужасные гримасы, то полуоткрывая, то закрывая глаза... Баксы, по мнению киргизов [казахов], в это время расспрашивал духов о судьбе больной. Потом он очнулся, как бы от забытья...' Другой баксы взялся вылечить мальчика, страдавшего расстройством живота. В начале обряда он пел под звуки домбры 'с закрытыми глазами и с движением всех членов своего тела', потом отбросил домбру в сторону и производил манипуляции со светильниками. Затем он вновь взял в руки музыкальный инструмент и закрыл глаза. 'Потом баксы затих и, как будто засыпая, постепенно выпускал из рук домбру. Через несколько времени он, как бы очнувшись, открыл глаза и стал говорить обыкновенным голосом'.
Из очерка о баксы Окэне мы узнаем, что шаман закрыл глаза уже в самом начале сеанса, играя на кобызе, еще до того, как запел. Свой первый трюк он также проделал с закрытыми глазами: 'Вдруг Окэн замолчал и, как бы не имея больше сил противиться своим духам, бессознательно положил в сторону кобыз, и, страшно корчась, с закрытыми глазами начал искать кинжал. До сих пор он только призывал своих духов, но теперь начиналось лечение больных, что есть главное'. Далее шаман вонзая нож в себя и в больную ('разумеется, ран или даже царапин не осталось на ее теле'); присутствующие также подверглись этой операции. Не сообщено, открывал ли баксы глаза, совершая свои трюки. Но когда Окэн сел и вновь взялся за кобыз, он играл с закрытыми глазами. 'Теперь он не пел, а лишь, прислушиваясь к своей игре, покачивался из стороны в сторону. По уверению самого Окэна, в это время духи дают ему ответы на вопросы, советы, как излечить болезнь и т. п., и в то же время он провожает своих духов музыкой. Проиграв около 15 минут, он положил кобыз в сторону, медленно отер с лица пот и, три раза глубоко вздохнув, открыл глаза (во время всей игры они ни разу не открывались). Он осматривался кругом и, как бы приходя в сознание от долгого крепкого сна, припоминал, где он и с кем'.
Закрывают глаза и среднеазиатские шаманы, которых я видел. Узбечка Нобат и таджичка Овлия-фолбин с закрытыми глазами гадали, играя на бубне. Айдай пела свои призывания в начале обрядов посвящения с закрытыми глазами (к сожалению, в моих записях нет соответствующих сведений о заключительной части обряда). Фотоснимок Айдай, поющей под звуки бубна с закрытыми глазами, опубликован. С закрытыми глазами Нобат пела призывания во время своего обряда посвящения; она не открыла глаза и позже, когда начались движения 'зикра'. Айдай объясняла мне: 'Как только закрою глаза - вижу перед собою духов. Они кружатся, подсказывают мне слова песнопений. С открытыми глазами видеть духов трудно, все мне мешает'. Самаркандская гадалка Нурбиби также пела призывания под звуки бубна с закрытыми глазами. Одна из узбекских шаманок 'напевала с закрытыми глазами, ударяя в бубен' в начале лечебного обряда. Закрывать глаза во время камлания - широко распространенное обыкновение шаманов многих народов.
Для понимания шаманского экстаза важен и такой факт, который не привлекался в полной мере к анализу материала: экстаз не был специфическим состоянием только одного шамана. В экстаз впадали и другие участники обряда, прежде всего пациенты. Уже высказывалось мнение, что экстатического состояния может достичь при определенных условиях любой человек. Полученный в Средней Азии и Казахстане материал подтверждает эту точку зрения. У казахов, судя по имеющимся описаниям, экстаз шамана не передавался присутствующим. Но у узбеков экстаз участников был довольно частым явлением, А. Л. Троицкая наблюдала один из таких случаев. Вначале при мерных ударах бубна и пения шаманки пациентка сидела неподвижно. 'Вдруг как бы 1будорога пробежала по ее телу, голова затряслась. Успокоилась. Вновь судорога передернула тело, судорога повторилась, но более сильная и продолжительная. Вскоре больная начала неистовствовать, подскакивать на месте, тряся головой, размахивать руками, выкрикивать, иногда просто визжать, как бы в ужасе отстраняя от себя кого-то или что-то... Одна из присутствующих женщин начала вторить больной. Платок слетел с [ее] головы, косы разметались по спине, тело подпрыгивало, а руки то опускались, то поднимались, взмахивая концами широких рукавов рубахи'. Когда обряд был закончен, А. Л. Троицкая 'спросила больную, почему она так бьется и кричит во время сеанса. Она ответила мне, что видит всевозможных чудовищ и животных, нападающих на нее, а она защищается. Иногда ей представляется мужчина ужасного вида, стремящийся овладеть ею. Потому-то, окруженная такими видениями, она не помнит, что делает и говорит'. Итак, как и у шаманов, у этой пациентки экстаз связан с видениями духов, которые фиксируются сознанием. По наблюдениям А. Л. Троицкой, больная после своих припадков быстро приходила в себя. 'Возможно, что она не могла довести себя до должного состояния, т. к. смущалась. В этом она признавалась мне впоследствии'. Эта подробность также говорит об экстазе как о состоянии, подвластном контролю.
Об экстазе пациентов сообщал и М. Ф. Гаврилов: 'Постепенно окружающая обстановка начинает воздействовать и на больного. Он впадает в возбужденное состояние, переходящее в экстаз, встает на ноги, начинает двигаться, крутиться и, наконец, постепенно выйдя из круга, опускается в изнеможении на землю поодаль'. Прекрасное описание впавшей в экстаз больной женщины, перенесшей тяжелые и неудачные роды, оставила О. А. Сухарева. Отсылая читателя к ее работе, я приведу, однако, ее замечания, особо важные для характеристики экстаза: 'Несмотря на как будто бессознательное состояние больной, ее движения следовали за темпом бубна, напоминая ритмичные движения в танце... Одна старуха, сгорбленная, дряхлая, еле державшаяся на ногах, тоже начала впадать в транс. В такт ударам бубна она принялась бить больную по плечу, подвигаясь к ней все ближе и ближе. Через некоторое время она подняла больную на ноги, встали и остальные женщины, и все бестолково топтались, толкая друг друга, посреди комнаты'. Почему старуха подняла больную? Она собиралась делать движения зикра. Зикр, правда, не получился (может быть, потому что шаманка в этот момент не руководила женщинами). Тем не менее важно отметить, что старуха совершала предписанные традицией действия. Далее, когда экстатическое состояние больной достигло апогея, шаманка велела присутствующим: 'Спрашивайте [ее]'. Ей несколько раз задали вопрос: 'Что пришло к тебе?' и больная вскоре начала описывать духов, представших ее воображению. Следовательно, эта женщина не утрачивала связи с происходящим.
Об экстазе участниц камлания рассказывают люди, хорошо знакомые с деятельностью шаманов: иногда 'больной видит пары в образе Девушек и юношей'. Такие же рассказы неоднократно слышал и я. Один из моих собеседников, например, описывал камлание шамана в Дейнауском районе Сурхандарьинской области УзССР. Шаман играл на бубне, высоко подпрыгивая; лизал раскаленную докрасна лопату; сидящие в доме женщины тряслись и завывали, даже били друг друга, но не замечали этого. Экстаз участниц шаманского обряда я несколько раз видел сам. В 1974 году, например, шаманка Айдай (с. Малтап Гал-ля-Аральского района) провела обряд повторного посвящения (патаа жангалаш), чтобы показать мне, как он совершается. Обряд был проведен всерьез (Айдай испытала на себе недовольство своих духов-помощников, которым не понравилось, что их позвали в неподходящее время, в феврале, и без веской причины; на следующий день она чувствовала себя разбитой). В обряде участвовало несколько женщин-в основном те, которые тоже когда-то совершали обряд посвящения, ибо в роду у них были шаманки и кто-то должен был 'взять на себя' наследственных духов, чтобы время от времени устраивать для них жертвоприношения. Две женщины, присутствовавшие на обряде Айдай, впали в экстаз. Они пребывали в этом состоянии недолго. Когда впоследствии, беседуя с одной из участниц обряда, я обратил на это внимание, было сказано, что мое присутствие смущало женщин. Во время обряда повторного посвящения, проведенного в 1979 году шаманкой Нобат (то же с. Малтап), впала в экстаз сестра шаманки. Сидя на месте с закрытыми глазами, она ритмично наклонялась вперед и в стороны, размахивая руками. Выражением лица она походила на потерявшего рассудок человека. Фотоснимок опубликован (Басилов, 1984. С. 162). Э. Р. Тени-шев наблюдал экстаз больного во время лечебного шаманского сеанса у уйгуров (Тенишев, 1974. С. 341).
Напомню, что экстаз участников камлания отмечен этнографами, работавшими и в других регионах. В. Г. Богораз, например, описывал празднество чукчей: 'На этом празднике все юноши и девушки, а также подростки тоже колотят в бубен, пляшут ритуальную пляску, громко выкрикивают и всеми мерами стараются привести себя в состояние экстаза. В этих случаях мне приходилось даже наблюдать массовое шаманство, особый психоз, который завладевал одновременно всеми присутствующими' (Богораз, 1910. С. 8). Вообще экстаз широко встречается и вне шаманства. Даже поверхностного знакомства с различными мистическими течениями разных времен и народов достаточно, чтобы удостовериться в том, что экстазу подвержены 'нормальные' люда, овладевшие способами вызвать экстатическое состояние. Мусульманский мистицизм (суфизм) дает убедительные примеры группового экстаза, достигнутого специально разработанными (и неодинаковыми у разных ответвлений суфизма) упражнениями.
Таким образом, экстаз не может быть объяснен как свидетельство 'ненормальности' шамана. Это особое измененное психическое состояние есть форма ритуального поведения. Оно достигается во время камлания (гадания) и, главное, ради совершения обряда. Оно обусловлено культурными традициями, а именно верой в духов, с приходом которых человеку положено вести себя необычно. Экстаз вызывается самовнушением, основанным на глубокой убежденности шамана в том что он - избранник духов. Рассмотренный выше материал показывает, что способность шаманов 'не помнить', что они делали в экстазе, не может быть принята как основная и годная для всех культур характеристика экстаза. Напротив, переносясь в царство своих видений, шаман переживает галлюцинации, соответствующие задачам обряда, следовательно, подверженные его контролю. Видения шамана не произвольны и в силу того, что его воображению предстают хорошо знакомые ему духи, т. е. ^образы, уже когда-то усвоенные его сознанием. Этих духов призывали себе на помощь многие поколения бывших до него шаманов. При этом шаман сохраняет прочную связь с реальным миром, чуткую реакцию на поведение присутствующих.

Такое понимание экстаза помогает нам объяснить особенности личности шамана. Эти определяющие особенности созданы не индивидуальными качествами психики, а культурным (социальным) стереотипом. Индивидуальные качества шамана, в том числе его особые дарования, вполне укладываются в этот стереотип, обогащают его и свободно проявляются в экстатическом состоянии. Этот вывод может быть отнесен к любой форме шаманства...